Пять лет спустя

Было двадцать четвёртое сентября. Юлия Ковальчук, молодая женщина двадцати четырёх лет, проснулась от премерзкого ощущения: крыша снова протекла и прямо ей на лицо упала капля студёной воды. Неужели опять дождь? Да сколько можно! Смахнув с лица воду, Юля резко села на постели и с лёгким раздражением в глазах окинула цепким взглядом свою супружескую спальню, но оного супруга в ней не было. Впрочем, его не было здесь практически всегда – вот уже около полутора лет Юля не просыпается с ним в обнимку. Женя встаёт раньше неё, он вообще жаворонок, и идёт на кухню готовить завтрак себе-любимому. Там-то его и застала супруга и на этот раз. - Доброе утро, Женя, - негромко сказала она, автономно чмокнув Женю в макушку. Ковальчук никак не отреагировал, поглощённый чтением газеты. Почувствовав, как вполне привычно кольнуло что-то в груди, Юля заглянула в буфет. Отлично! Кофе не было – Женя выгреб последние крошки, не подумав, что ей без кофе быстро становилось дурно. Из-за хронического недосыпа (какой здоровый сон с таким сумбурным образом жизни – то здесь, то там!) у неё начались проблемы с давлением. Оно часто бывало пониженным, и для нормального самочувствия Юле требовались таблетки, но покупал их Женя нечасто – говорил, что они не олигархи, чтобы покупать каждую неделю новую упаковку лекарств, да и «полежи и всё пройдёт, ты сама себе внушила, что болеешь, вот и чувствуешь себя плохо». Юля, конечно, была возмущена, ведь лекарства и правда были нужны, но поняла, что Женя прав – они частенько оказывались на мели. Правда, женщина не смогла подавить в себе досадливое «А на квартирник с друзьями у него всегда денег хватает, и на сигареты тоже». Было обидно, Юля даже хотела высказать всё Жене, но, наткнувшись на его отчуждённо-спокойный взгляд, не решилась. Надо же… Голубизна может быть не только небом, но и очень холодным льдом. - Я не выспалась, - сказала Юля просто, чтобы что-то сказать. Тишина угнетала её. Женя удивлённо приподнял брови, взглядом словно бы спрашивая: «А я тут причём?». – Вы шумели. - Ты же знаешь, нам негде репетировать, - парень пожал плечами. - Репетировать? – фыркнула Юля и подняла с пола пустую бутылку из-под портвейна. – Репетировать? – выразительно повторила она. - Подумаешь, оприходовали три топорика, чтоб веселее было… - несколько сконфуженно, но вместе с тем раздражённо пробормотал Женя и отнял у неё бутылку, задвинул за ножку стула и скрестил руки на груди. – У тебя что, есть какие-то претензии? – агрессивно поинтересовался он. Юля прикрыла глаза и тяжело выдохнула. - Нет, Женя, - тихо сказала она, - никаких претензий нет. «Я знала, на что шла, - в очередной раз девушка начала читать свою мантру. – Он – свободолюбивый, недисциплинированный бунтарь. Зато он такой романтичный! Вспомни хотя бы ваш медовый месяц, или как он тебе предложение сделал, или… В общем, он романтичен. Он – моё восьмое небо. Я люблю его. Люблю. Люблю». В последнее время Юле приходилось повторять эту мантру слишком часто. И всё чаще в её сознании возникал вопрос: а любит ли Женя в ответ?.. Юля любила цветы, поэтому никогда не выкидывала подаренные ей после прыжков букеты. И раз за разом она наблюдала одно и то же: сначала лепестки, ранее свежие и упругие, становятся вялыми, затем немного темнеют, затем поникают, как плечи старого усталого человека, и постепенно начинают увядать, а после – засыхать. Их отношения с Женей тоже можно было сравнить с цветком. Сначала, только-только сорванный, он был свежим и ярким. Были сумасшедшие выходки, страстные поцелуи… Возвращаясь домой вечером, первым делом Женя кидался обнимать её и шептал на ухо: «Я так скучал. Меня ломает без твоего голоса. Расскажи мне про восьмое небо!», и Юля готова была обнимать и целовать его вечно. Были прогулки под дождём за руку и откровенные, бесстыдные, наглые зажимания в переулках, было брошенное в лицо ухажёру Юли «Она моя девушка, урод, подбери слюни, захлопни варежку, или я тебя на нитки распущу!». Были слабеющие от близости Ковальчука колени, было ощущение, что она рядом с наглым и вспыльчивым полубогом. Потом… Всё начиналось вполне невинно. Он перестал обнимать её при встрече, только собственнически клал руку на плечо, - точно на загривок любимой собаке. Он перестал целовать её, желая доброго утра – только в постели от него можно было добиться поцелуев, страстных, горьких от сигарет… И, да, он перестал следить за тем, чтобы от него на пахло папиросами, невзирая на то, что знал – Юля ненавидит табачное амбре; перестал бриться на ночь… Как-то Алик сказал: «Говорят, если бреешься утром, значит, любишь свою работу, если вечером – свою любовницу». Почему-то эта фраза болезненным огнём отпечаталась у неё в мозгу. За гитарой парень проводил намного больше времени, чем в её обществе, и почти не реагировал, когда она пыталась отвлечь его от инструмента ненавязчивым массажем и нежными поцелуями. Пару раз Женя даже оттолкнул её, резко дёрнув плечами, будто стряхивал с них назойливое насекомое. В тот день Юля впервые пустила слезу из-за своего возлюбленного. Но на эти мелочи, в принципе, можно было бы закрыть глаза – ведь творческий же человек, не сухарь, вроде Кима Алексеевича, которого не интересует ничего, кроме диссертации! Имеет право на небольшой сборник тараканов в голове. Но кое на что она не могла не обращать внимания. - Куда вы? - На квартирник. - Можно с вами? Переглядывается с друзьями и с искренним удивлением: - Нет, конечно, что тебе там делать? - Ну… - Ты там ничего не поймёшь, - отмахивается Женя. – Пошли, ребята! - Может, научишь меня играть на гитаре? – спрашивает Юля, аккуратно поглаживая струны инструмента. Ковальчук почти вырывает гитару из её рук и прижимает к себе, как самое нужное в мире сокровище. - Зачем? – рычит он, напоминая тигра, охраняющего добычу. - Мы могли бы выступать с тобой вместе, да и мне просто интересно, - улыбается Юля, поглаживая его по плечу. - Зачем? – уже с удивлением спрашивает он. – Ты же девушка, ты ничего не поймёшь. - Почему это, если я – девушка, то я ничего не пойму? – хмурится Юля. – Я, вообще-то, парашютистка, если ты забыл. Уж куда мужественнее гитары! - Да я вообще удивляюсь, как тебя на самолёт взяли, - хмыкает Ковальчук. – Это не женское дело. - А что, по-твоему, женское? - Ну, как что… Эмм… - Детей воспитывать? – фыркает раздосадованная его поведением Юля, чувствуя, что к щекам подкатывает злой румянец. - Не, дети – это цветы жизни на могилах родителей, - хихикает Евгений. – Они мне без надобности. А женщина должна ждать мужа с работы, готовить ему, убираться и всё такое. Муж – добытчик, жена – надёжный тыл. Но не наоборот. И абсолютно спокойный взгляд. Похоже, Женя даже не понял, что обидел её… И таких примеров Юля могла бы привести какое угодно число - называй любое. Объединяло их одно: пренебрежение ею и её потребностями. От самых обыкновенных, вроде здорового сна (регулярно нарушаемого квартирниками на дому у Жени) до более возвышенных – она уже год, как не прыгает с парашютом... Иногда, ворочаясь с боку на бок под звуки гитары и смех из соседней комнаты, Юля думала: не допустила ли она в своей жизни чудовищной ошибки?..