Пять лет спустя

Две полоски. Тест на беременность показывал две полоски. На подгибающихся ногах Юля подошла к зеркалу. Из него на девушку смотрело бледное создание с нездоровой от недосыпа, нервов и плохого питания кожей… Господи, неужели когда-то она была гладкой и белой, как свечной воск?! А теперь? Особенно мерзко выглядел прыщик под глазом, а прыщик возле уголка губ очень болел; кожа на носу и лбу шелушилась… Наверное, не хватает каких-то витаминов. Но главной была не кожа, и даже не наспех забранные в хвост волосы. Главным был испуганный затравленный взгляд потемневших глаз, взгляд человека, который не знал, что ему делать, как поступить и как жить дальше. Юля задрала рубашку от пижамы и посмотрела на свой живот. Плоский, как доска, ни малейшего признака б… Б… - Нет, я не могу сказать это слово! – в сердцах воскликнула девушка. – Господи, что же делать… - пробормотала она; вышла из ванной и принялась в отчаянии нарезать круги по коридорам. При этом Юля негромко рассуждала вслух: - Евгений сто раз говорил мне, что не любит детей. Если я скажу, то могу оказаться на улице… Господи… Нет, нет, Женя – не такой монстр, он не вышвырнет меня из своей квартиры! Чёрт, как же мне нужно хоть с кем-нибудь посоветоваться! – девушка упала на диван и закрыла лицо дрожащими холодными руками. – С Ольгой Викторовной, с Ленкой… Да хотя бы с Крессовским! Юля вздрогнула, её будто окатили холодной водой. «Крессовский, Крессовский», - лихорадочно думала она, перебирая ворох газет: когда в квартире Ковальчуков отключали отопление, Женя с их помощью разжигал старенькую закопчённую буржуйку, купленную им на барахолке, - как всегда, на чистом порыве. Где-то неделю назад Юля увидела в газете фотографию Игоря Владимировича. В этот момент её руки дрогнули и покрылись холодным липким потом, спина же – гусиной кожей, но бывшая Яценко преодолела себя и не стала читать статью полностью. Сейчас же она с какой-то болезненной жадностью искала эту газету... И, наконец, нашла: на самом дне вороха, смятую, засаленную – наверняка Женя постарался, ведь ревнует её к каждому столбу, чуть ли не к батарее приковывает… С газеты на неё смотрело тонкое умное лицо с живыми огоньками в тёмно-карих глазах. Он явно не позировал: небрежно накинутый на плечи халат, чуть удивлённый, но тёплый взгляд, растрёпанные вьющиеся тёмные волосы и очки в левой руке… «Моцарт медицины, - значилось в заголовке, - изобрёл новое снотворное…». - Моцарт… - тихо повторила Юля. – Видимо, это уже устоявшееся прозвище, - её голос странно надломился. «Меня называют вундеркиндом без развитой мускулатуры», - вспомнились ей слова Игоря. Он говорил так с разными интонациями: насмешливо и горько, грустно и весело, мягко и язвительно. В ушах прозвучал его мягкий тёплый голос: «Юля, я всё скажу вам завтра…». Девушка облизнула губы и невидящим взором скользнула дальше. «Меня вдохновила на это моя невеста, - говорит Крессовский, - Юля, ахнув, зажала себе рот рукой. Невеста? Невеста! У него! У него, глядящего таким доверчивым, по-собачьи верным тёплым влюблённым взглядом! – У неё проблемы со сном, но после обычных снотворных она чувствует себя ещё хуже, чем если бы не спала вовсе. Я не мог смотреть, как она мучается, и решил употребить свои знания на пользу той, кого люблю…». «Крессовский – это золотая голова, гений!», - прозвучал в голове Юли звенящий восторгом голос Лены, и вдруг досадливая какая-то запоздалая ревность кольнула в грудь. – Вот и выходила бы замуж за этого гения! – зло подумала Юля. – А может…». Побледнев и покачнувшись, девушка упала на диван, прижимая к груди газету недельной давности. «Если она и правда…» В прихожей послышался раздражающий слух шум: открылась дверь… Стукнулась о стену и тихо, печально зазвенела всеми своими струнами гитара… Евгений. Скорее всего, снова под шафе. «Чёрт, как же не вовремя…», - подумала Юля с тоской и прижала колени к груди, но тут же, тихо охнув, села ровно. Вдруг такая поза вредна для ребёнка? «Нужно сходить к врачу и проконсультироваться, - решила Ковальчук. Мысли о том, что ребёнка можно абортировать вызывали лёгкое головокружение, к горлу начинала подкатывала тошнота... Нет. Нет, никогда! Это - самое настоящее убийство! – Мало ли, чего мне нельзя…». Евгений вошёл в комнату, слегка пошатываясь. Юля сморщила нос. - Ты пил? – устало спросила она. - Угумс… - довольно протянул музыкант и без сил упал на кресло. – Шесть топориков, всего-то. - В одну глотку?! – ахнула Юля. – Ты издеваешься? - Не бузи, женщина, - отмахнулся Евгений. – Что на ужин? - Ничего. - Что? – он встал и, немного пошатываясь, подошёл к ней ближе. – Почему? А это что? – не став слушать её ответ, Ковальчук вырвал из рук Юли газету, которую она продолжала машинально прижимать к груди, небрежным движением развернул… - Крессовский? Таааак, я что-то не понял! Я думал, у тебя с ним всё, закончились шпили-вили! Или опять – переписка? - Ковальчук… - начиная медленно, но верно заводиться, произнесла Юля. – Сколько раз я тебе говорила, что ты – параноик? - Ах, я ещё и параноик? Ненормальный то есть, так? Вообще-то Женя был не настолько вспыльчивым, и поначалу всегда старался себя сдерживать, но стоило ему выпить – и вся его вспыльчивость лезла наружу. Он становился агрессивным, мог кинуться в драку, или даже ударить её саму. Правда, потом Женька всё-таки извинялся – когда протрезвеет и поборет утренний сушняк. - Женя, не заводись… - тихо-тихо проговорила Юлия. - Я спокоен! – парень пнул стену. – Как удав, мать твою! - И не ругайся! - Да как тут не ругаться, если ты… Змея какая-то?! Вечно чем-то недовольна, вечно сопишь себе что-то под нос, типа я во всем виноват! - А ты не подумал, что действительно можешь быть виноват?! - Господи, да что я не так делаю-то?! - Что? – Юля сжала пальцы в кулаки и резко вскочила на ноги. – Что? Хорошо, я скажу. Ты не обращаешь на меня внимания. Да, мне нужно внимание не только в постели! – девушка начала загибать пальцы. – Большую часть времени ты пьян. Тебе интереснее гитара и друзья, чем я. Да я просто задыхаюсь с тобой, Ковальчук! Ты запретил мне прыгать, работать... Даже учиться! Даже на дому! - Правильно, бабе это не нужно! - А кто бабе нужен? – фыркнула Юля. – Дом, муж и ребёнок? Так вот, милый мой. Дом я найду, ребёнка – рожу, а без тебя прекрасно обойдусь сама. Так и знай. Я подаю на развод, - решительно воскликнула девушка и, выйдя в спальню, с силой захлопнула дверь… Стены в панельном доме были картонные, так что наверняка их ссору слышал весь подъезд… Чувствуя, как в горле встаёт комок, а к глазам подкатывают слёзы, Юля заблокировала дверь с помощью стула (снаружи слышались ругательства Жени, парень со злости отчаянно колотил стены ногами), а сама принялась собирать вещи. Говоря откровенно, девушка была на грани истерики, по щекам уже катились слёзы, а в голове звенела одна-единственная мысль: домой! Домой! А там уж подавать на развод и отходить после шока, и вынашивать малютку… Почему-то ей очень хотелось увидеть Крессовского.