Байки девочки на побегушках

      — Опять ты?! — Браиса нахмурилась, ее сухая рука потянулась к кинжалу, — Мы же молчали!       — И тебе добрейший вечерочек, — улыбнулась я и примирительно подняла руки, вызвав недоумение нищенки, — Я с миром и деловым предложением. Давай переговорим наверху? — кивнула я на лестницу, ведущую на второй этаж. Данмерка настороженно кивнула в ответ, и мы прошли в ту самую комнатушку, где я «играла» в Джима Хокинса на «Испаньоле»…       Неделя неминуемо подходила к концу, а расследование так и не двинулось с мертвой точки… По Скале уже начали распространяться слухи, и сведения в них приобретали такие оттенки, что числом пятьдесят тут не отделаешься: капитан все больше паниковал и злился, а советник Арано, стоило мне столкнуться мне с ним на улице, не упускал шанса еще раз напомнить мне про недавнее происшествие; большинство стражников на постах стали относится ко мне более чем настороженно, и я чувствовала, что они следили чуть ли не за каждым моим шагом, ну а Гелдис с Дровасом на пару пилили меня и пытались узнать больше, чем им нужно знать. В один день я все-таки не выдержала, и проболталась начальнику о расследовании и угольном вине.       — Никогда не понимал этого Велета… — сказал он, стоило мне закончить рассказ. Смысл этой фразы я не поняла, но на всякий случай посмотрела на эльфа с обидой.       — Вы только это… молчите. Свидетели долго не живут.       Гелдис в ответ только рассмеялся. Никогда не видела, чтобы этот суровый предприниматель заливался смехом, а он, видимо, и сам не ожидал от себя такой реакции.       — Тогда половина моя.       Я не ответила, только раскрыла рот на потеху данмеру.       — За молчание, конечно же. А то, знаешь ли, мы, трактирщики, народ такой… всезнающий.       Садри не любил называть себя трактирщиком, но деньги — сила великая.       — Тридцать пять процентов.       — Половина, не меньше. Или ты хочешь побегать по всему Солстейму в поисках нового тайника? Или еще, например, я могу найти тебя где-нибудь поблизости оплота…       — Сорок! И свидетели долго не живут.       — Сорок пять.       Это уже более-менее удовлетворило меня: даже из-за пяти процентов я была готова полмесяца жевать какую-нибудь дрянь или вообще удавиться. Однако стоило мне сцепить свои пальцы с его, Садри добавил:       — И еще одна задержка зарплаты.       Возражать было поздно, мы пожали друг другу руки, и данмер вернулся к своим обязанностям, оставив меня наедине со своими удивлением и негодованием. Чертов эльф! Меня даже в школе никто так не обувал! Но что толку теперь-то возмущаться?.. Мне оставалось лишь тяжело вздохнуть и приступить к обдумыванию дальнейших действий…       Та заброшка, где жили нищие, не давала мне покоя: мне постоянно казалось, что я что-то упустила, но вот что — непонятно. Искать вокруг дома я не решилась: это напоминало поиски иголки в стоге сена. Конечно, я пыталась действовать более аккуратно и незаметно, ведь, как я уже говорила, стража начала что-то подозревать. Им ничто не мешало в скором времени перепрятать угольное вино и, в лучшем случае, покалечить меня где-нибудь в окрестностях нашего замечательного поселения. Однако вместе с этими мыслями в голову мне пришла другая, более светлая и обнадеживающая: если тайник возле этого самого дома, то можно устроить слежку.       — Что тебе опять нужно?! — страдальчески простонал данмер, сидевший на полу.       Он стал еще более серым с нашей последней встречи, надрывисто вздыхал, и взгляд у него был больным, пальцы подрагивали, а на лбу лежала влажная тряпица. Мне даже стало жаль его. Я не врач и в болезнях не шибко разбираюсь, но здравый смысл подсказывал, что это могла быть банальная простуда. Умереть от этой заразы при таком уровне жизни не составляло особого труда.       — Она хочет нам что-то предложить, — присела рядом с ним Браиса и выжидательно воззрилась на меня. Я устроилась напротив и вытащила из кармана пальто небольшой позвякивающий мешочек. Во взгляде больного мелькнула какая-то странная искра, он опять застонал и, оперевшись на бочку, стоящую за спиной, протянул ко мне руку.       — Я буду проводить у вас каждый вечер и смотреть в это окно, — кивнула я в сторону небольшого окошка, — а вы старайтесь следить за этим местом снаружи днем и обязательно докладывайте мне, если увидите что-нибудь подозрительное. Это, — потрясла я мешочком, — плата за сотрудничество и молчание.       Мешочек упал на колени Браисе: та удивленно поморгала, посмотрела на меня и, ловко развязав тесемки, вытряхнула деньги. Считала жадно, пару раз сбивалась, но на третий всё же пересчитала гонорар и удовлетворенно кивнула.       — Да благословит Азура твою щедрость.       Щедрость? Несомненно щедрость — я половину своей заначки выгребла! ***       В первую ночь, пока я следила из своего укрытия за обстановкой на улице, вообще ничего не произошло. Дико клонило в сон, и я пыталась не моргать часто, опасаясь проспать все самое интересное и важное. Сначала я расстроилась: неужели эти зависимые раскусили меня? «Да успокойся ты, — уговаривала я себя, — они даже два да два с трудом сложат! » Однако, несмотря на такой сногсшибательный довод, на улице никто не мелькал и не спешил открыть моему сонному и всевидящему взору свои тайники.       Это была только первая ночь в развалюхе, и она мало отличалась от второй.       На третью же ночь, когда я сидела возле окна, кутаясь в темную мантию, и потихоньку засыпала от скуки, под окном кто-то зашевелился. Надвинув капюшон пониже, я пригнулась, изображая мешок, и стала наблюдать, затаив дыхание.       По небольшой тропинке к дому шагали двое: стражник и парень в простой одежде, причем трясло его сильно, как Ринса в лихорадке, а стражник все шикал на него; они подошли к большому густому кусту вредозобника, один исчез в нем и через удар сердца вынырнул оттуда с бутылкой.       — Дай! — взмолился дрожащий данмер без брони, но получил лишь чувствительный толчок от приятеля.       — Не шуми, придурок! Или ты хочешь, чтобы на твои дикие вопли прибежал капитан?! Ладно, Фолис, держи, но помни: только один небольшой глоток… — стоило ему протянуть несчастному бутылку, как тот присосался к ней, будто пиявка, и принялся лакать так шумно, что даже у меня в ушах начало что-то булькать.       — Идиот! — более рассудительный редоранец отобрал у подельника бутылку и наградил его крепкой затрещиной, а потом схватил Фолиса под локоть, и потащил в сторону оплота. Когда они проходили мимо моего наблюдательного пункта, зависимый вздрогнул и поглядел в окно, мы встретились взглядами, я зажмурилась, а он сдавленно крикнул:       — Там что-то в окне!       — Совсем ополоумел?! Ничего там нет, только нищие, да старые мешки, а в казармах капитан! Вот его-то тебе и надо бояться!       — Да нет же! — Фолис тряхнул приятеля за плечи, — Вот, посмотри!       Этот маленький спор дал и мне чуточку времени: я согнулась в оконном проеме и замерла, стараясь дышать через раз. Этот момент длился до безобразия долго: страх просто уже сковывал тело, а мышцы начали затекать.       — Да нет там ничего, дурак ты пьяный! Мешок себе и мешок, а тебе уже невесть что мерещится… Говорил я тебе: не пей слишком много, — голос стража звучал устало и как-то отрешенно: данмер уже не скрывал своего безразличия.       — Клянусь сиськами Азуры, там кто-то сидел в окне и наблюдал! Смотрел, как мы с тобой лазаем в эти кусты и прикладываемся к бутылке! Давай проверим!       — Не богохульничай, дурак, и шевели ногами. Уж чего-чего, а я бы заметил, в отличие от тебя, я, — издал он тихий смешок, — пить умею, и не тороплюсь распускать руки. Ладно, пошли, пока никто не заметил нашего отсутствия.       Как только их шаги и редкие переругивания стихли, я наконец позволила себе вздохнуть нормально и упала на холодный пол.       «Пей, и дьявол тебя доведет до конца!» — вспомнилась мне одна небезызвестная песенка, и меня прорвало на смех. Правда, смехом было невнятное «хи-хи». Внезапный приступ веселья был порождением нервного стресса и досады: эта заначка была под носом! Под самым нашим носом! Вот ведь, действительно хитро придумано: об этом кусте никто-никто не думает, о бочке тоже, да никто бы и не догадался заглянуть туда! Я чувствовала такой подъем воодушевления, что сон как рукой сняло, однако выходить из своего убежища не стала: улеглась рядом с мирно сопящей Браисой и полночи пялилась в потолок, в очередной раз предвкушая звон монет и лавровый венок на голове. ***       О, капитан был невероятно рад находке, он улыбался во все зубы голливудской улыбкой и одаривал меня словами благодарности. Казалось, еще чуть-чуть, и данмер засветится изнутри, как лампочка накаливания, однако этой магии не произошло. Зато в моих руках оказался увесистый мешок с монетами и заверения в самой что ни на есть настоящей дружбе. Да уж, вот финал так финал, прямо как в каком-нибудь бульварном детективе, если вычесть из этой общей суммы момент с отчислениями определенной доли трактирщику.       Но на этом история не закончилась.       Целые две недели жизнь в Вороньей скале налаживалась: стражники были трезвыми, сильно зависимые проходили лечение, Ринс поправился после своей тяжелой простуды, Арано все так же сверлил меня недовольным взглядом, а я по-прежнему драила столы и полы, разносила выпивку и заказы. Даже пепельные люди нас не беспокоили. Живи да радуйся, но как бы ни так…       Это произошло опять. Опять я наткнулась на стражника с бутылкой угольного вина в руках, и теперь мы с капитаном не смогли утаить этого шила в мешке, поскольку наткнулась на этого пьяного идиота не только я одна… На этот раз к стене прижимали ни кого иную, как Мирри Северин — дочь местного олигарха. Стоит ли говорить, что эти ребята, в отличие от меня, молчать не стали?       — Мы же нашли этот даэдров тайник! — возмущался Модин.       Данмер после выволочки был темнее тучи: расхаживал по своей небольшой комнатушке и грозно хмурился. Я же лишь пожимала плечами, сочувственно кивала да изредка отщипывала от сладкого рулета небольшие кусочки. Эльф схватил какой-то листок и начал гневно рвать его, вымещая злость на безвинном кусочке бумаги.       По правде говоря, стоит признаться, что мы с самого начала действовали как идиоты. Хоть бы один из нас подумал, что это вино не появляется просто так, из ниоткуда: у таких товаров должен быть поставщик, который наверняка и назначил тайник. Но ни Модин, ни, естественно, я не подумали об этом в силу двух разных причин: Велету хотелось решить все тихо-мирно и желательно быстро, а недалекой Ларе хотелось поиграть в крутого детектива. И оба опростоволосились, разве не прелестно? О, нет, эта картина стала прелестнее, когда капитан попал под прессинг советников Морвейна и Арано! После долгого разговора с ними Модин вернулся еще более серым и невероятно злым, будто пес, которого натолкали носом в сами-знаете-что.       — Нам необходимо найти поставщика…       — Да что ты говоришь?! — рявкнул капитан редоранской стражи.       От его рыка я сразу вжала голову в плечи, клочки бумаги бесшумно упали на пол, а сам эльфийский муж скрестил руки на груди и принялся расхаживать по комнате еще быстрее, будто стараясь нагнать какую-то резвую мысль. От него веяло такой злобой и огорчением, что трогать его на данный момент — было самоубийством. Внезапно Велет остановился и посмотрел на меня своим жутким взглядом, фыркнув под нос.       — Это заговор против первого советника…       — Откуда такие сведения, капитан?       — А ты не понимаешь?       — Просветите, — закинула я ногу на ногу и принялась внимательно слушать капитана.       А Модина конкретно понесло: по его версии, это все было подстроено третьими лицами, которые желают сместить первого советника Морвейна и его свиту, а способ они придумали довольно изящный и изощренный, но старый как мир — подрыв авторитета. Нет, если хорошенько задуматься над этим, то картина становится вполне логичной и ясной: вот сначала подрывают авторитет самой главной силы власти — армии, которая начинает бесчинствовать и не подчиняться приказам начальства, народ, конечно, становится недовольным, и дело идет к бунту, а вышестоящие власти снимают Морвейна с поста, дабы не допустить гражданских волнений на границе. На место же первого советника ставят того, кто сумел вовремя подмазаться и вильнуть хвостиком…       После такой сногсшибательной версии я зауважала капитана еще больше. Вообще, тем вечером Велет открылся мне немного с другой стороны: он не был просто спесивым офицериком, которому чуть что, так сразу в бой и мятежников на плахи, а тем, кто более-менее шарит в политике. Однако в тот момент я готова была засмеяться, ведь с первого взгляда эти доводы больше тянули на завязку в книжках Дюма, но никак не на реальную причину творящегося вокруг безобразия.       — Ну допустим, что так оно и есть, — начала я свои рассуждения, — но что нам с этим-то делать? Вот как вы думаете, кто вообще на такое способен? Ладно, ладно, не злитесь, сейчас подумаем… Вот есть у советника враги?       — Разумеется, есть. У политиков они всегда есть.       — Хороший ответ. Нам он ничего, конечно, не прояснит. Ну вот подумайте… — я приготовилась загибать пальцы.       — Ты тоже подумай, не стесняйся, — вставил порядком вымотанный капитан.       Устав от нервных расхаживаний по комнате, он опустился на односпальную кровать и стал тереть переносицу, изображая умственную деятельность. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру. А подумать было действительно о чем: откуда, каким образом, кто?..       Сначала мысли путались в голове, не желая выдавать чего-либо стоящего, однако после небольшой борьбы с этой путаницей, мне удалось выловить одну мысль: тот, кто это все устроил, у нас под носом. Откуда такие догадки? Все просто: после того, как мне удалось найти тайник, Модин усилил контроль над своими рекрутами и, как я слышала, в некоторых случаях прибег к телесным наказаниям, дабы укрепить дисциплину. Данмер чуть ли в портки к стражникам не заглядывал, стараясь найти хотя бы один признак появления угольного вина и пресечь новую волну беспорядка. При таком надзоре сложно было что-либо утаить, а уж тем более бутылки с запретным содержимым, тем более, что их надо было еще откуда-то взять… Здесь точно завелась крыса, и надо ее выкурить, а после уж хорошенько расспросить обо всем…       Я поднялась со стула и побрела к двери: мое время для посиделок в капитанской комнате истекло. Данмер оторвался от своих раздумий и кивнул мне. Прежде чем попрощаться, напоследок я все же подкинула ему свою идею: «Ищите среди своих… Задницей чую…». Капитан снова кивнул, но уже со значением: уж чего-чего, а в чутье моей пятой точки он убедился.       С того момента и началась самая настоящая охота на крота, или «охота на ведьм», как любят называть это действо в американском кино. Модин Велет умудрился собрать небольшую команду действительно преданных ему людей, к числу которых примыкала и я, и мы вместе рыли носом: тайные допросы с пристрастием, слежка, метод дедукции, гадания на кофейной гуще — в ход шло все, что можно и что нельзя. Однако поставщик всегда был на шаг впереди нас, что, конечно, немедленно создало проблемы: по всему поселению начались беспорядки, стражники, находящиеся под воздействием этой дряни, устраивали дебоши, причем остановить их было сложно: в этих отморозках просыпалось столько дури, сколько ее имеется в разъяренных быках на корриде, и теперь у местных лекарей прибавилось работы. Мы с капитаном были в растерянности, а советники Морвейн и Арано — в панике. В частности из-за недовольства клана Северин, которые грозились «некоторыми мерами», если этот вопрос не разрешится в ближайшее время. Честно, я не знаю, говорил ли глава клана именно так на самом деле, ведь на этих мероприятиях сидел Велет, а потом уж пересказывал все мне. Пересказывал он, конечно же, так, как сам понял. В общем, получался «сломанный телефон». Капитан подстегивал нас к более активным и резким действиям, и что самое неприятное - поспешным.       Засыпая по ночам, я ловила себя на мысли, что наверняка проснусь не от ворчания Дроваса, а от шума орудий за окном, и нам придется забаррикадировать окна и двери, держать оборону… Но ничего такого не случалось. Тогда даже мне казалось, что дело безнадежно: практически никаких зацепок, пьянчуг расспрашивать бесполезно — они попросту не могли сказать ничего членораздельно, даже ужесточенная дисциплина не помогла улучшению ситуации: что секи их, что не секи — все равно кто-нибудь будет на посту пьянющий в доску.       Однако я, выучившая половину гарнизона в лицо, заметила одну закономерность: буянили те, кого лечили от зависимости, и их было больше, чем тех, кто не пристращался к вину. Велет и один из его верных солдат напряглись еще больше, и заметили вторую закономерность: вторая волна началась с тех, кто первым вышел с лечения. В тот вечер стало ясно, что крыса была близко, так близко, как нельзя себе было недавно представить.       В гарнизоне было трое лекарей: Арелей — эльфийка средних лет, но она здесь что-то вроде военной медсестры, однако ее из внимания тоже не выпускали (но этим уже занимался Велет, не посвящая меня в детали); пожилой и занудный Карнир, который плевался каждый раз, когда к нему волокли очередную жертву угольного вина; был еще молодой, недавно прибывший служить сюда Лорнейн (тот самый, который оказывал помощь пострадавшему Велету). На редкость спокойный лекарь, даже слегка отстраненный, но обходительный в общении, чем и располагал к себе всех и вся. Даже я попала под очарование этого серокожего и, каюсь, сболтнула ему немного, но тот торжественно заявил, что будет хранить молчание.       Как оказалось потом, уже под конец этой запутанной истории, тайны этот малый хранил так хорошо, что забрал с собой в могилу все: и мою оплошность, и свою прямую причастность к попытке смены власти.       Пожалуй, начну я с другого конца: Лорнейн был тем самым поставщиком вина. Да, вот так вот, все это время он был у нас под носом, но никто на него даже не думал: такой приличный, прилежный, а так же не высовывается почти никогда, и во тьме его не видно.       Откуда такие сведения? Велету удалось найти изрядно поврежденный огнем дневник лекаря, где тот писал и про вино, и про то, как он его прятал, и как подмешивал в лекарства, дабы вызвать у стражников еще большую зависимость. Но у вас, конечно, есть вопрос: а с чего же все началось? Дневник не смог в полной мере рассказать нам об этом, и даже то, что мы имели на тот момент, было всего лишь догадками, построенные на словах в тех обрывках, что не пострадали от огня. Может быть, Лорнейн подмешал эту жидкость кому-нибудь в еду, или в настойку, которой отпаивал какого-нибудь простудившегося… Я не знаю, я не знаю…       Имени изготовителя или заказчика мы не узнали, огонь уничтожил эту часть дневника полностью. Казалось, что Лорнейн сделал это все наспех, будто боялся не успеть к чьему-то приходу, однако вместо того, чтобы уничтожить доказательства полностью, он… полез в петлю. Да, его нашли утром в петле, в углу нашли полу-обугленный личный дневник. Повесился он в своей небольшой комнатушке, с книжной полкой и алхимическим столом, где он держал ингредиенты и множество реактивов. Большинство банок-склянок было перевернуто и опрокинуто, стекло их хрустело под нашими ногами, сама мини-лаборатория была чуть ли не опрокинута, а шкаф лежал на полу… На деревянном полу растеклась восковая лужица от свечи, а вокруг много-много капелек от зелий: зеленых, темно-желтых и багряных, как кровь...       Тогда дело посчитали закрытым. И, кажется, никого, кроме меня, не смутило, что комната напоминала место потасовки: как будто он не по своей воле полез в петлю… Однако капитан отмахнулся от меня, посоветовал не заострять на этом внимания и вернуться к своим прежним обязанностям: уборке, протирке и прочему, а остальным займутся он, его ребята и советники. Мне даже тело не дали осмотреть. Я не патологоанатом, но, может быть, хотя бы поверхностный осмотр тела пролил бы свет на эту странную историю с мутным концом…       Естественно, как только все опять более-менее начало приходить в норму, про меня уже никто не помнил: ни советники (Арано даже не списал тот случай с пепельными тварями со счетов), ни Велет, не так давно клявшийся мне в вечной дружбе. Даже про записи из дневника он рассказал мне неохотно: чуть не клещами приходилось всё это из него вытягивать. Мы даже поругались тогда.       После той ссоры вообще перестали разговаривать друг с другом, даже не здоровались. Мне было обидно: я потратила на это дело столько сил и свободного времени, а он, так горячо заверявший меня в своем авторитетном доверии, решил вот так просто закрыть глаза на все мои подвиги. Да любой бы тут обиделся! Сначала мне хотелось поднасолить этому офицерику (теперь-то он из разряда «неплохо шаривших в политике» перетек в разряд «спесивый мерин»), и рассказать премного уважаемому бакалейщику Фетису Алору о романе его милой дочурки и одного неблагодарного солдафона, но после передумала. Опускаться до такого уровня не хотелось, да и репутация главной сплетницы и разлучницы на селе меня не прельщала.       И вроде бы надо было уже успокоиться, довериться властям и забыть про угольное вино, как про страшный сон. Но что-то внутри не давало мне покоя: картина беспорядка и следов борьбы в комнате у покойного лекаря-крота прочно застряла у меня в голове. Слишком многое указывало на то, что данмер не сам повесился, и дневник пытались уничтожить наспех, будто боялись, что кто-то увидит…       И еще одно.       Был вечер, когда в «Пьяный нетч» зашел Вендил Северин — отец Миррри, заказал себе кружечку суджаммы и подсел за столик к Гловеру. Поначалу этот усатый и суровый пожилой мужчина, похожий на казака с картинок, был хмурым, но после чашки-другой он уже непринужденно болтал с кузнецом. Я сначала удивилась: что этому важному, как селезень, эльфу делать здесь, в кабаке, где отдыхают простые работяги? Но этот вопрос терзал меня недолго: я услышала, как Вендил жаловался на женушку, с которой они поскандалили. Когда разговор зашел о недавних событиях, я стояла рядом и протирала стол.       — Слышал, Вендил, что нашли того, кто травил наших стражников угольным вином?       — Да, слышал. Лекарь… Лорнейном звали, да?       — Он самый!       Я тихонько посмотрела на них: Северин на мгновение нахмурился так, будто собирался двигать материки, а потом, выдохнув, сказал:       — Да, жаль… Хороший был парень, я их семью неплохо знал. Помог однажды мальцу по карьерной лестнице подняться, а он вон чего выкинул… Вот и продвигай молодежь…, —  вздохнул старик и мельком посмотрел на меня.       Взгляд данмера был таким жутким, что я чуть не подпрыгнула на месте, сразу опустила глаза и углубилась в усердное натирание стола. Но слова его запомнились. Прямо впечатались в память: «Помог мальцу подняться»… Сказал он их так, как будто значили они гораздо больше, нежели досадное воспоминание.