Который же из двух? "Ах! батюшка, сон в руку!" И говорит мне это вслух! Ну, виноват! Какого ж дал я крюку! Молчалин давиче в сомненье ввел меня. Теперь... да в полмя из огня: Тот нищий, этот франт-приятель; Отъявлен мотом, сорванцом, Что за комиссия, Создатель, Быть взрослой дочери отцом! монолог П.А. Фамусова, «Горе от ума»
Прошла целая неделя с тех пор, как Бранд-Шей исчез из Рифтена навсегда, его голос умолк средь бойкого хора других голосов; ящер Мадези не отвлекался на жаркие разговоры с миролюбивым соседом, а прилавок данмера опустел, и было неизвестно, кто же займёт место торговца вещиц из Морровинда. Впрочем, мне было всё равно – кто. Я знала, что одно торговое место точно не опустеет и переживёт меня – это киоск Бриньольфа с его зельями. Присутствие норда не давало мне покоя, терзало всё мое существо, подавляя меня и вселяя неуверенность. Если случалось мне проходить мимо него, то по спине бежали мурашки, руки подрагивали, а место удара начинало болеть и зудеть. Иногда перед сном я задумывалась о том, как бы избавить мир и себя лично от рыжего негодяя, что успел оставить в душе такой неизгладимый след: сначала хотелось его просто подкараулить в подворотне, огреть по башке, оттащить к канаве и бросить туда, отплатив той же монетой; или же выследить, потом подождать ночи, пока он заснет и задушить подушкой; порой хотелось прикормить какого-нибудь уличного блохастого Тузика и натравить на Бриньольфа, дабы тот загрыз его. Иногда на ум приходили и воспоминания (почти выветрившиеся за ненадобностью), о преступлениях, изучаемых когда-то в школе милиции, и даже кое-какие идеи из всяких фильмов про маньяков: похитить, спрятать, держать на помоях, замучить различными способами (в число которых входила кастрация, знаю – я ужасно не оригинальна) до смерти. Но просыпаясь утром и умываясь, я глядела в зеркало, что отражало заморенное лицо с тёмными глазами, в которых читались уныние и некоторая загнанность, а потом переводила взгляд на руки со сбитыми костяшками и сокрушённо вздыхала: мне никогда не хватит духу воплотить в жизнь свои грёзы, кишка тонка. Мой удел – это бояться, тешить себя несбыточными фантазиями и плыть по течению. Ну, или болтаться на поверхности, как сами-знаете-что в проруби. Разница не особо велика. В такие моменты голос Телдрина Серо звучал в мыслях слишком жестоко и вызывал не приятные воспоминания, а ноющее чувство где-то промеж лопаток: я вздрагивала и выпрямляла плечи, но продолжала водные процедуры, то и дело разглядывая седую прядь, выделявшуюся на фоне тёмных волос, и вспоминая о небольшом приключении с драконом. Не раз уже возникала у меня мысль сбежать: навязаться к очередному кошачьему каравану и бродить с ним по всему белому свету, наплевав на свой страх перед рискованными путешествиями. Однако другая мысль тут же охлаждала только-только разыгравшийся пыл, ведь путешествия – это затраты: еда, лекарства, тот же спальный мешок. Денег на всё это у меня не было, а надеяться на доброту каджитов – уж слишком непозволительная блажь: ну кто я им такая, чтобы они меня содержали за здорово живёшь? Насущный финансовый вопрос – это единственное, что останавливало меня от побега; с прелестями цыганского образа жизни я готова мириться: мыться не в тёплой ванной, а в прохладной реке, контролировать провиант, дежурить у костра, даже если веки становятся свинцовыми, а при попытке моргнуть ты забываешься сном; спать в походном мешке, а не нежиться в тёплой кроватке; подолгу нигде не задерживаться и держать кинжал наготове, глядя в темноту ближайшей чащи…Et cetera, et cetera* В общем, я была согласна на всё что угодно, лишь бы подальше от Рифтена. И тогда молитвы Маре перестали быть для меня формальностью: я действительно стала надеяться на то, что мои мольбы о ветре перемен хоть кто-нибудь, да услышит. Не имело значения – кто: Мара, Азура, Талос или еще какой-нибудь божок, которому здесь поклоняются. Я молилась даже на ночь, чем удивила свою соседку по комнате – Динию. И это не удивительно: когда я только начала свою жизнь при храме, то весьма скептично относилась к молениям. Не поймите меня неправильно: я не из тех, кто считает своим святым долгом доказать всем присутствующим, что бога (в данном случае - богов) нет, а верующие люди – сплошные идиоты, не способные сделать что-либо не помолившись. Мне просто все равно. Есть там кто-то, нету, вот принято здесь молиться Маре, вот я и молилась по утрам: отстранённо, без особого пыла, просто потому, что так надо. И только слепой или уж слишком тупой не мог заметить подобного отношения, но жрецы Мары – народ весьма лояльный, да и не до меня им было. Они не лезли ко мне с этим вопросом, только Балу иногда говорила, что я не желаю тянуться к свету, тону в своих страданиях и затаённой ненависти, и не обращаюсь к Маре добровольно. Я же отвечала, что богине нет до меня никакого дела, а в мире и так полно дерьма, которым стоило бы заниматься. Да и чем бы помогла мне богиня, в чьём ведении только любовь? Это не удача, не богатство, и черпать силу духа оттуда не получится: мне просто-напросто некого любить. Но после случая с Бранд-Шеем во мне будто что-то надломилось, принципы человека, который никогда не намеревался обращаться к вере всерьёз, начали отступать. Видимо, ненависть сыграла свою роль, и я впала в некое подобие решимости: где-то глубоко внутри зародилось чувство, что если я не сбегу из этого города, то просто-напросто умру. Неважно, как и по какой причине, итогом все равно была бы моя безвременная кончина. Вот так вечерами и стала я засыпать позже. Сидела на коленях, сцепляла пальцы в замок и молилась, как умела: - Добрая Мара, я у тебя никогда ничего не просила… Пожалуйста, если ты есть, дай мне хотя бы возможность уйти из Рифтена… Хотя бы на денёк…***
Первое число Высокого солнца… Что же, этот день, всё-таки, стоит запомнить надолго… Так, пожалуй, и назову: «День, когда Мара услышала мои молитвы». В этот поистине знаменательный для меня день Диния Балу была взвинченной с самого утра: бегала туда-сюда, о чём-то говорила с Марамалом, неловко улыбаясь, хихикая и иногда прикладывая руки к животу, и взгляд её был необычайно тёплым, а весь облик её так и кричал о том, что грядёт нечто особенное… После обеда данмерка попросила, чтобы я прогулялась с ней по заднему двору храма. Я не отказалась: дел в тот день на удивление практически не было. Можно сказать, что это очередная подсказка от судьбы, и в этот раз я уже более чётко понимала, что стоит приготовиться к чему-то необычному. Мы шли по узкой тропинке, что прибивалась к забору, за которым была крепостная стена, а справа, совсем недалеко, росла старая верба, раскинув свои ветви над небольшой скамьёй. Вот там мы и устроились после того, как прошли несколько раз от выхода в двор и до забора. Какое-то время Диния молчала, разглядывая дворик. Он был аккуратным и даже, по-своему, уютным: у восточной стороны забора несколько клумб с простыми северными цветами – никаких необычных сортов и расцветок (откуда на такую роскошь деньги у храма?), поодаль от них был разбит небольшой огород, где произрастали овощи, а за стеной шумел город со всем его смрадом… Рифтен я просто ненавидела. Вдохнув воздуха, с примесью вони из канала ( здесь никуда от неё не деться), я подняла голову: над нами чернело птичье гнездо, а потом стала внимательно разглядывать данмерку. Она выглядела безмятежной, даже счастливой, и во мне всколыхнулось любопытство: в чём причина подобного настроения? Молодая женщина перевела на меня взгляд не сразу: тоже посмотрела на гнездышко, ласковым взглядом обвела огород, опустила взор на живот и тихонько вздохнула. - Сегодня замечательный день... – начала данмерка в своей любимой манере: начала на высоком звуке, а окончание фразы почти прошептала. - Возможно, - не стала я спорить. - Знаешь, Лара, мне сегодня приснился прекрасный сон: будто я стою перед самой Марой, и она разговаривает со мной. Знаешь, так, наверное, даже любящие родители с детьми не разговаривают… - жрица прикрыла глаза и чуть сжала пальцы в кулак, - Она попросила меня передать тебе, что услышала твои молитвы. С этой фразы внутри меня всё напряглось, сердце застучало быстрее, а к пальцам как будто прилило энергии, и они подрагивали от предвкушения: как в детстве, когда ждёшь подарка ко Дню рождения… Я навострила уши и приготовилась к туманным фразам, из которых придётся добывать нужную информацию, однако в речи данмерки всё оказалось просто и ясно: - Мара выбрала тебя своим посланником, - почти торжественно произнесла Диния. – Она сказала, чтобы ты направилась в Айварстед и помогла юной Фастрид разобраться в своих чувствах… - Ни слова больше! Я сейчас же отправляюсь в путь! – я резко вскочила со скамьи, прервав речь жрицы. Выслушивать подробные детали и советы я не собиралась: разбираться в чувствах нужно с тем, к кому меня отправляют. Как говорят в моей стране: фигня! На месте разберемся! Диния удивленно похлопала глазами, потом улыбнулась и кивнула мне, пожелав удачи, а сама осталась сидеть в саду. Я же побежала собираться. Хотя, что такое «собираться»?.. До Айварстеда всего несколько часов пути бодрым шагом, два – на лошади, однако мои сборы заняли целый час. Я прибежала в нашу с Динией общую комнату, и бросилась на колени перед маленьким алтарём и била почти земные поклоны, благодаря Мару. Потом подбежала к зеркалу и посмотрела на себя: бледную, измождённую, с поблёкшими веснушками и, конечно же, безобразной головой: чёлка отросла ужасно, и всё лезла и лезла в глаза, как бы я её не закалывала и не зачёсывала. «Вот девица-то удивится, когда увидит, какой вестник Мары к ней явился… Больше на помойного воробья похожа!» - подумала я, и улыбнулась себе, проведя расчёской по волосам и пытаясь зачесать их то на бок, то назад. - Давай подстригу, Лара. Диния провела по моему плечу, зацепив пальцами седую прядь, и улыбнулась нашим отражениям. - Давай. - Как коротко? - Чтобы чёлка не лезла в лицо. И волосы должны быть не длиннее уровня подбородка. Жрица кивнула, отошла к своей прикроватной тумбочке, и, достав оттуда небольшой свёрток, шутливым тоном приказала мне закрыть глаза. Я повиновалась, но стала прислушиваться к звукам и ощущениям: мимолетным коротким монологам, лязгу ножниц, шороху расчески, щебету птиц за окном… Когда я открыла глаза, на меня смотрела девица с худым удивлённым лицом и довольно аккуратной стрижкой. Я бы не сказала, что прямо модельной, но голова выглядела достаточно опрятно, чтобы исполнять божью волю: чёлка, как я просила, была аккуратно подровнена, а концы остриженных прядей едва доходили до подбородка и чуть вились. Прищурив то один, то другой глаз, повертев лицом, фыркнув под нос, я слегка улыбнулась. - Ну, как? – данмерка наклонила голову набок, в её взгляде плясали тёплые искорки, и ещё она чуть прикусила губу, будто ожидала реакции на стряпню, а не на стрижку. - Ну, краше я уже всё равно не буду. Но мне нравится, честно. Теперь можно и любовь в массы нести! – посмеявшись, я встала с кресла и обняла Динию, а потом натянула на себя чистую робу служителя Мары и вышла в коридор.***
Идя по дороге до Айварстеда, я ликовала: вот она – воля! Вот он – свежий воздух, пахнущий травами, а не ароматами городского канала! Вот они – песни редких путников и извозчиков, встречающихся мне по пути, а не вечно недовольное ворчание нищих, стражников, гомон торговцев на площади и крики Бриньольфа. И вот она я, совсем другая: необычайно радостная, готовая распевать песни дурным голосом, будто опьяневшая! Я иду по дороге вприпрыжку и улыбаюсь скайримскому летнему солнцу, дающему тепло северной стране, улыбаюсь пыльной дороге, кустам снежноягодника, цветкам лаванды и горноцвета, мосту и могучей реке, звенящей под ним. Да, именно этого мне и не хватало в жизни! Айварстед встретил меня почти радушно: сельские жители днем работали на своих полях и фермах, по улочкам небольшого городка, похожего на деревню, бегала мелкая нордская ребятня вместе с собаками (старшие помогали взрослым по хозяйству), стражники на них иногда покрикивали и сгоняли с заборов. Распросив детей, я направилась к ферме «Звездопад» и прошла мимо небольшой таверны, деревянных домишек и загонов со скотом. Ребятня описала Фастрид довольно расплывчато и одновременно лаконично – красивая молодая нордка. А, ну сегодня она, кажется, нарядилась в жёлтое рабочее платье и помогает родителям на ферме. Найти её не составило особого труда: на грядках «Звездопада» работало всего две женщины: одна молодая, другая довольно-таки средних (для средневековья – уже пожилая) лет. Старшая, прикрикивая на младшую, произнесла заветное «Фастрид». А точнее: «Фастрид, потом помечтаешь!». Тут не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы определиться, с кем говорить. Я наблюдала за ними некоторое время, не решаясь мешать труженицам, однако те не собирались уходить на обеденный перерыв или полдник, и всё работали, работали, работали… Милая сердцу картина, честно говоря. Да и мне не хотелось заканчивать с этим делом быстро: в Рифтен возвращаться совсем не хотелось. Однако на всё про всё у меня был только день, ведь ночевать мне здесь попросту негде. Ни монеты в кармане, так что за комнату в таверне платить нечем, а на доброту людей я давно не рассчитывала. После Виндхельма я уже в северянах малость разочаровалась, а после Рифтена к жителям этой провинции у меня вообще доверия не осталось (если не считать жрецов Мары, конечно). Крестьянки окончили работу, когда начинало уже темнеть. Я же за это время успела обойти деревеньку раза полтора, заглянуть в местную таверну, залезть на забор с пацанами, побегать от стражника и споткнуться, запутавшись в робе. «М-да… Дурище двадцать шесть лет, а она на заборах виснет!» - усмехнулась я про себя, сидя на траве и потирая ушибленную коленку. Могу смело сказать, что в тот момент я была счастлива, как никогда. Даже сейчас, спустя много времени, Арвайстед, несмотря на то, что находится в Рифте, остаётся местом, приятным моему сердцу. Но, пожалуй, стоит всё же вернуться к небольшому приключению в качестве жрицы и посланца Мары. Когда я вновь пришла на ферму, Фастрид стояла возле бочки с водой и всячески красовалась, глядя в неё, уже умытая и переодетая в тёмно-синее платье: наверняка собралась на свидание с кавалером. Поправив воротник робы и смахнув пару невидимых пылинок, а так же придав лицу самое серьёзное и торжественное выражение, на которое была способна, я подошла к нордке и прокашлялась; она обернулась ко мне и, вскинув аккуратную темную бровь, спросила: - Что-то нужно? Уже поздновато для торговли… - девица смерила меня взглядом, задержавшись на темных пятнах на облачении жреца, полученных в результате весьма изящного падения. - О, нет-нет, я совсем не за овощами! – всплеснула я руками и снова приняла серьёзный вид, - Я посланец Доброй Мары, что услышала твои молитвы и попросила меня помочь тебе! Даже не представляю, как смешно звучал мой голос тогда, однако Фастрид, часто поморгав, радостно улыбнулась и, вскинув руки к небу, поведала мне свою достаточно обыденную историю сельских Ромео и Джульетты: вот есть Фастрид и она любит некоего господина Бассиана, который, в свою очередь любит её, и даже в жёны хочет взять. В чем загвоздка? Да в том, что родители (а в частности, отец барышни) не особо поощряют этот союз, в основном из-за того, что жених хочет увезти дочурку в Рифтен (на их месте я бы тоже была против). Ну, ещё они считают его малость инфантильным и даже ветреным. - А еще папа говорит, что я слишком молода для свадьбы! А ведь мне уже семнадцать и жить осталось так мало! – чуть не плача протянула моя «клиентка», поёжившись, будто сидела на холодном ветру. Хотя устроились мы на низкой скамейке, что стояла у дома, и никакого ветра тут не было. В принципе, я прекрасно понимала родителей, семнадцать лет – это не тот возраст, когда стоит заводить семью, ведь либо вы очень скоро окажетесь в заднице и большую часть жизни проживете на шее у родителей, либо разбежитесь через пару лет. Хотя... Это же практически средневековье! Низкий уровень жизни, много детей, медицина так себе... Если всё это учесть, то возраст девушки для замужества самый подходящий, а то и вообще в старые девы пора записывать. - Так ты хочешь, чтобы я помогла тебе решить проблемы с родителями? - Да! - Каким же это образом? Понимаешь, Фастрид, я не думаю, что твои родители станут слушать человека с улицы, пусть он и одет в робу служителя Мары… Девушка потупила взгляд, обиженно надув губу. Конечно, доводы рассудка слушать не всегда приятно, но что поделать? Как только я собралась сказать ей что-то, а она мне ответить, Фастрид окликнул высокий козлиный тенорок. Девушка быстро поднялась и, наскоро попрощавшись с пожеланием удачи, убежала, оставив меня разбираться с её проблемами. Замечательно… Прислонившись затылком к деревянной стене дома, я тяжко выдохнула: сложно! Надо было, конечно, как-то поговорить с родителями девушки, которые находились дома, а заходить к ним я постеснялась. Люди и так устали, а тут я ещё со своими вопросами и уговорами. Паршивенько как-то, не находите? Однако свежий прохладный воздух и вид на высоченную гору, укрытую ватой тяжелых облаков, успокаивали, и даже вселяли некое умиротворение и тихое чувство радости. Я готова была ночевать прямо на скамейке, пососать лапу на ночь и свернуться калачиком, кутаясь в робу. Где-то вдали завела трель северная птица, ей же вторили ветерок, шелест травы и посвистывание мимо проходящего стражника. Его шлем был открытым, и мне удалось разглядеть его тяжёлую челюсть и всю неприязнь и подозрительность, отразившиеся на обветренном лице. А на небе тем временем стали сгущаться краски: алые с розовым цвета сменила тёмно-синяя гамма, а в вышине летели рваные лоскуты туч. В тот вечер посмотреть на северное сияние и созвездия уж точно не удалось бы… - Прекрасный вечер, не так ли? – рядом со мной присел мужчина средних лет: это был норд с уставшим взглядом и уже белой головой. Он достал трубку, набил табаком из кисета и с помощью огнива зажег, выпуская клубы серого дыма. - Не совсем. Сияния не будет… Мужчина усмехнулся: - Сегодня есть, завтра нет и наоборот… Знаешь, когда смотришь на это всю жизнь, то оно тебя уже не радует. Я закашлялась, случайно вдохнув порцию дыма. - А откуда в Скайриме табак, если не секрет? - Старый приятель из Сиродила привез. Не знаю, где он его достал: своровал или купил, неважно. Говорит, мол, высушишь, а потом можешь нюхать или курить, трубку вручил на день рождения. Ну а я не дурак, знаю, что табак себе не каждый вельможа позволить может – удовольствие дорогое. Поэтому и посадил я его в укромном месте, а теперь вот радую себя плодами своих трудов и бессонных ночей. Уж больно растение капризное. - Норд затянулся и прикрыл глаза. – Кстати, могу я узнать, что на моей скамье забыла жрица Мары? Да, это был отец Фатрид. Очевиднее некуда. Это не удивило меня, и я ответила начистоту: - Ваша дочь взывала к богине, и я пришла по её поручению. - И чего же она просит? Наверняка, чтобы я отпустил её с этим хлыщом Бассианом?! – его тон с умиротворённо-философского резко перешел в раздраженный, пальцы с хрустом сжались на округлом корпусе трубки. Я почувствовала некоторую неловкость, но всё же собралась, чтобы не показать собеседнику неуверенности: - Да, именно так. Она просила переговорить с вами и вашей женой. – Получив в ответ хмурый взгляд, мне пришлось поднять руки в примирительном жесте, - Ничего личного, я просто делаю свою работу! - Да, каждый должен делать свою работу. Но послушай, что я скажу тебе, бретонка: брак – дело не хитрое, всегда можно успеть. Полгода назад Фастрид собиралась выйти замуж за нашего рыболова Климмека – прекрасная партия, скажу я тебе! Хозяйственный, порядочный, лишней капли в рот не возьмет. Чем не жених? - Так почему же замуж-то сразу не выдали? Что-то случилось? - Не перебивай! – норд сурово зыркнул на меня и продолжил. – Бассиан случился, даэдра его раздери! Этот пижон давно слывёт здесь дамским угодником. И ведь я говорил своей дурочке, чтобы она держалась от него подальше, но нет! Этот хлыщ прошёл мимо неё пару раз, подмигнул, и все! Пропала девчонка. На свидания теперь по вечерам бегает, слушает его болтовню про то, как он увезет её в Рифтен, и как они шикарно там заживут. Да вот только ничего у него не выйдет! Не дам я им благословения, пусть даже не мечтают! Да я скорее снежному троллю позволю взять в жёны Фастрид, нежели этому проходимцу! С этими словами он поднялся со скамьи. - Возвращайся обратно в храм, пока ещё не до конца стемнело. У тебя никогда не получится переубедить меня в обратном, забудь и думать, - твёрдо сказал он и, вытряхнув пепел из трубки, зашёл обратно в дом. Немного погодя, я поднялась, подошла к порогу и прильнула ухом к двери: - Что случилось, дорогой? – ласково проговорила женщина. - Жрица Мары случилась! – фермер раздражённо выдохнул, - Она приходила из-за Фастрид. Я ей сразу сказал, чтобы не уговаривала меня на благословение. Если я родной дочери отказываю, почему я должен согласится с какой-то девкой из храма? - Но Йофтор… если она действительно пришла по поручению Мары, то может тебе стоит отпустить Фастрид? Кто мы такие, чтобы перечить богам? - Не говори глупостей, Ботти! Да пусть хоть все Девять в один голос станут твердить, чтобы я поступил так, как говоришь ты, я всё равно этого не сделаю. - Ты говоришь, как тиран… - Да пусть даже так! Ну, хорошо-хорошо! Допустим, что они обвенчаются. А вдруг она его разлюбит так же, как разлюбила Климмека? Или он пойдет налево? Скажи мне, хороший отец допустит такое? - Но Фастрид уже не ребенок, - негромко и ласково рассмеялась Ботти. - Она вполне способна сама принимать решения и отвечать за них. Во всяком случае, у нее всегда есть, куда вернуться. - Ребёнок. Маленький, неопытный ребёнок, который, будто сорока, ведётся на все то, что блестит. Кровь молодая, нрав неустойчивый, пусть ещё посидит дома немного. - Наши дети всегда будут для нас маленькими. Ну, Йофтор, не будь так уж суров! Почти все её подруги уже замужем и растят детей, а она всё в грядках копается. - Всяко лучше, чем милостыню просить. И я, наверное, лучше сам решу, за кого ей выходить замуж. Меня совсем не устраивает то, каких ухажёров она подбирает. Климмек был самым лучшим из всех, кто за ней ухаживал. Они говорили ещё долго, и я бы дослушала до конца, если бы не стражник с тяжёлой челюстью, грозно маячивший на горизонте. Запрыгнув обратно на скамейку и натянуто улыбнувшись стражу порядка, я принялась думать, как мне быть: обратно в храм меня навряд ли пустят, если не выполню задание, а уговорить батю этой девушки не удастся. Оставалось только выловить на следующий день матушку девицы и попробовать поговорить хотя бы с ней. Так же мне не давал покоя гражданин Климмек, но, кроме того, что отец Фастрид одобряет его кандидатуру, я вообще ничего не знала. «А может, Мара хочет, чтобы я помогла девице сделать выбор?» - закралась мне в голову осторожная мысль, и я прыснула в кулак. В общем, неплохо бы узнать об этих двух кандидатах лично и плясать уже от этой печки. Если моя теория с поручением богини верна, конечно. Я решила, что начну с Климмека: установлю контакт, поговорю с ним, узнаю, что да как, а позже выловлю и Бассиана с той же программой, а потом уж соберём всех, кого нужно, и сделаем очную ставку. То есть, торги. Или шоу в стиле «Давай поженимся», только без астрологов и свах. Зачем нам свахи, когда есть я? После установления плана, закономерно возник и следующий вопрос: где искать Климмека? Решила начать с таверны Вествейл. Постоялый двор был небольшим, достаточно уютным, и людей сидело там немного. Присев на одну из лавок, я стала вслушиваться в разговоры: вдруг удастся обнаружить и Климмека? Через какое-то время мне это удалось: неподалеку от моего места сидело двое мужиков, обсуждающих рыбалку, политику местного ярла (почти шепотом), а позже и значительно громче пошло обсуждение любовного фронта. - Ну, как там у тебя с твоей, а, Малькольм? – спросил норд средних лет (на вид - около сорока) и отпил из железной кружки эля. - Потихоньку, Климмек, потихоньку. Стараюсь не спешить, а то мало ли. У них-то семья почти бретонская, а те любят долгие и красивые ухаживания. Иногда спрашиваю себя: за что я эту маленькую капризную девчонку люблю? А потом, посмотрев ей в глаза, сам же себе отвечаю: за глаза. И за нежный голос. И вообще за всё. - Лучше поспеши, друг, а то промелькнет перед глазами твоей красавицы какой-нибудь Бассиан, и всё - нет у тебя невесты. Другому глазки строить будет. - Может, ты прав… - неуверенно проговорил Мальком и виновато улыбнулся, - Хотя, тебе ли не знать? - Очень смешно! Прямо оборжаться можно! – норд сжал руку в кулак, мне даже показалось, что он собирается напасть на ни в чем неповинного приятеля, однако северянин сдержался. В животе внезапно заурчало, и тут я вспомнила, что я – распоследняя дурища. Ну как так можно было выйти за город без тормозка** или гроша в кармане?! Ладно, на ночлег можно и в таверну напроситься, хотя бы у очага подремать. А вот с голодом что делать-то? Воровать и охотиться я не умею, попрошайничать – не хочу и не буду. Поэтому мне надо было заканчивать своё поручение как-то побыстрее. Хотелось взять и наскоро свести Фастрид с Климмеком, чтобы не утруждать себя ночёвками на голодный желудок и попытками уломать несговорчивого папашу. И грандиозные комбинации отошли на второй план. Подождав, пока дискуссия двух мужчин уляжется, я подошла к ним и, откашлявшись для привлечения внимания, заговорила: - Здравствуйте. Кто из вас Климмек? - Допустим, я, - сурово проговорил искомый норд, - А тебе что до этого? - Я из Рифтена… - Поздравляю. – Перебил меня неудавшийся жених. Его приятель внимательно наблюдал за нами, ожидая момента, где можно будет посмеяться. По глазам видела, что ему очень хотелось поржать хоть над чем-нибудь. - Я жрица Мары, - продолжила я. - Ещё раз поздравляю. Так чего тебе надо? - Хочу расспросить о вас с Фастрид. Норд напрягся, в его глазах яркими искрами заплясала неприязнь и затаенная горечь: сейчас ему точно наступили на больную мозоль. - Если я отвечу, то ты оставишь меня в покое? Я сегодня не настроен на задушевные беседы. - Конечно. - Тогда слушай и запоминай: да, между нами была связь, я её и сейчас чувствую, но более не желаю иметь дел с этой падкой на встречных красавчиков девкой. Надеюсь, что сказал тебе всё, что надо. А теперь оставь меня. Когда он говорил это, было отчетливо видно, что подобные слова даются ему ой как непросто. Яснее и быть не могло: норд до сих пор любит мою клиентку и всячески пытается подавить в себе чувство ревности, чтобы не набить сопернику морду. И всё ради того, чтобы Фастрид не огорчалась. Заметив, что приятель уже слинял (видимо, к пассии), я устроилась на его место и произнесла как можно более дружественно: - Я же вижу, что она вам не безразлична, Климмек. Вы до сих пор любите её, ведь так? В ответ мужчина только кивнул, хмуря высокий лоб. Его можно было назвать достойным сыном своего народа: гордый, не показывающий своих слабостей и с высоко поднятой головой принимающий невзгоды. В тот момент мне даже показалось, что надо именно этому угрюмому дядьке помочь построить счастье, так сказать. Что-то внутри меня настойчиво говорило: нужно срочно свести этих двоих обратно в пару. Но природные въедливость и занудство твердили иное: надо придерживаться плана. А вдруг этот Бассиан не так уж плох, как о нем говорят? О нём я слышала только четыре мнения, и каждое из них не было объективным. Как бы мне этого ни хотелось. Климмек и Йофтор говорят о втором претенденте сугубо отрицательно, Фастрид – сугубо положительно, а мама у неё вообще являет собой истинный образец домашней демократии: типа, пусть живет, как знает, я её все равно люблю. Прекрасный набор, жаль что не суповой… Мои размышления (и горестные думы Климмека) прервал громкий неприятный звук. Это взбунтовался мой желудок и настойчиво требовал справедливости, а точнее, чтобы я срочно положила в него хоть чего-нибудь. Норд покосился на меня, я же сконфуженно вжала голову в плечи. - Платить за еду нечем. – Прозвучало, скорее, как утверждение, а не вопрос. - Угу. В храме не платят, только кормят и дают крышу. Рыболов подозвал официантку и, к моему величайшему удивлению, заказал для меня ужин. - Зачем? - Ну не умирать же тебе с голоду, да и не обеднею я. – Сказал он с таким видом, будто отмахивался. Никакой лишней скромности, только суровое и несколько сухое благородство. Черт возьми, вот он – мой герой! Извини, Телдрин, тебе придется чуть-чуть подвинуться на своем пьедестале! Даже в моём мире те два ухажера, что встретились мне в жизни, никогда не платили за меня. А тут, вот так: просто и без какой-либо личной выгоды! Пожалуй, Климмек – это первый норд, который мне сильно понравился. И не подумайте, я не подвержена повадкам дворняги, которая испытывает благодарность от брошенной ей сосиски, вовсе нет, однако этот поступок тронул меня до глубины души. - Спасибо огромное! – выдохнула я и, схватившись за приборы, стала поглощать пшеничную кашу с редкими кусками мяса. Не котлета с пюрешкой, но определённо лучше, чем ничего. Климмек в ответ только отпил из железной кружки своего эля. Когда я разделалась с ужином, встал вопрос и другой вопрос: где мне ночевать? Норд предложил мне переночевать у него, однако я отказалась: достаточно и того, что он накормил меня, поспать можно и у очага в таверне, только надо с хозяином договориться. Рыбак перечить не стал, только пожал плечами, сказав, что дело хозяйское, потом встал и, попрощавшись, ушёл. Было уже поздно, и меня нещадно клонило в сон, но я дошла до стойки, за которой стоял трактирщик, и выпросила разрешение переночевать одну ночь около тёплого очага. Девушка, работающая здесь уборщицей, даже одолжила мне подушку, правда чуть потрёпанную. Помолившись Маре и, на всякий пожарный, попросив у нее совета, я улеглась поудобнее, свернулась клубочком и заснула.***
На следующий день проснулась достаточно поздно, меня разбудила та самая девушка, что одолжила мне подушку. Осталось только поблагодарить её и сказать, что Россия… то есть, Мара её не забудет, и выйти из таверны. В тот день всё было так же, как и в первый: фермеры работали, стражники шлялись по улице, ребятня радовалась детству и ловила лучи летнего солнца. Потянувшись, я досадливо фыркнула: вот везёт же Динии! Ей во снах постоянно кто-то советы или поручения даёт, а мне – ровным счётом ничего. Никаких сновидений той ночью не видела, советов никто и не думал раздавать. Такое впечатление, будто богиня любви сидит себе на облаке и, хихикая, говорит: «А вот думай, думай своей набитой башкой сама! Я и так сделала, всё, что смогла, челядь!». Вот тебе и Добрая Мара. Точнее, Добрая-Не-Ко-Всем Мара. Чтобы окончательно проснуться, побродила я по узким улицам и поинтересовалась у местных, где мне найти Бассиана. Пока искала, наткнулась на небольшую стайку молодых девушек с бельевыми корзинами, собиравшихся, идти на речку. И, видимо, разговор был настолько увлекательный, что они даже остановились. - Знаете, девочки, я всё-таки Фастрид завидую, - прощебетала самая молодая из них, - Бассиан такой мужественный… А еще и стихи сочиняет! Вот бы и мне кто-нибудь написал что-нибудь эдакое… - Хельми, не говори глупостей! – отвечала ей старшая и более серьёзная на вид девица. – Погуляет с тобой под ручку, поблеет о вечной любви, а как перед глазами девица краше тебя пройдёт – так и забудет он о тебе! Вон, Синди тебе точно скажет! Так ведь, Синди? Эта самая Синди в ответ только смущенно и грустно кивнула. Понятно: жертва местного ловеласа. - Вот видишь! И с Фастрид то же самое будет. И с тобой. И ещё с кем-то, пока он не найдет себе кого побогаче. Хотя, думаю, он не откажется от женитьбы на Фастрид, она не из бедных. - Может, с Фастрид и будет, а со мной – нет! - Поспорим?! - Да запросто! Две молодые нордки сцепили ладони в знакомом жесте, а бедняжка Синди их разбила. Интересно, а ставки делать можно? Если да, то я ставлю на старшенькую, в её словах больше здравого смысла. Видимо, она тоже попадала под влияние этого загадочного Бассиана. Или просто шибко умная. Второй претендент на руку Фастрид (и на всё остальное) обнаружился возле моста. Рыжий молодой норд что-то насвистывал себе под нос, иногда приговаривая, как ловко он всё придумал. Если бы не козлиный тенорок, подумала бы, что это обросший Бриньольф. Однако бояться не стоило: этому ублюдку ловить здесь точно нечего. - Бассиан? – поинтересовалась я, подойдя к субъекту поближе. Тот обернулся, смерил меня оценивающим взглядом (у рыжих нордов так положено, да?) и с нотками надменности ответил: - Да, именно так. Тебе что-то нужно? А то я занят. «Ага, завал – по самое не могу, на дом работу, наверное, ещё берешь!» - Я жрица Мары. - А я не слепой. – Норд самодовольно улыбнулся, мол, посмотри, какой я остроумный! Да, тут все мужчины, судя по всему, острить любят. Может, значение слова «Айварстед» можно перевести, как «дом остроумных мужиков»? Или «Остроумие – не порок»? Или еще что-то более забавное (я, к сожалению, не так остроумна, как местные, и забавности не часто придумываю). - Ну, если ты числишься в ухажёрах Фастрид, то у тебя не только глаза на месте, но и вкус, - решила я начать с лести, и норд чуть не раздулся, как индюк. – Кстати, я по её поручению. Он вскинул бровь и заинтересованно сказал «гм», выражая всем своим видом, что он чертовски заинтригован. Я же таинственно улыбнулась (во всяком случае, постаралась выглядеть таинственно): говорить правду мне не хотелось, пусть себе не льстит. Бассиану лучше вообще не знать, что девушка хочет сбежать с ним. Почему я так поступаю? Ну, не понравился мне он. Совсем-совсем. Тем более, что был так похож на Бриньольфа не только цветом волос, но и по замашкам: такой же надменный. И слова той серьёзной нордки тоже не добавляли доверия. Поэтому стоило этого франта проверить: может, даже удастся вывести на чистую воду. Хотя бы немного. Вдруг он будет со мной откровенным? - Фастрид в последнее время не вполне уверена, что ты любишь её… - Как?! – выпалил Бассиан с удивлением, и даже досадой - Да вот так. Боится, что разлюбишь ты её, обманешь, как и других девушек. - Никого я не обманывал! Молодая любовь - штука непредсказуемая. Сегодня одна, а завтра другая, но с Фастрид такого не будет. Пойми, жрица, по сердцу она мне, ой, как по сердцу. И семья мне её очень нравится. Но отец почему-то не верит мне… Вот тут-то фраерок и попался, собственно говоря. Замените «семья» на «бюджет семьи», и всё сразу встанет на место! В принципе, подобные охотники за невестиными кошельками – не редкость. Они были везде и всегда. Вот не скажи этот напыщенный рыжий дурак, про семью, я бы, наверное, даже поверила его сладкой и мечтательной интонации. Если бы он ещё театрально-манерные жесты поубавил, то можно будет хоть Оскар вручать и смело отправлять его в какой-нибудь театр: играть Ромео. Но не задалось. - Правда? - А ты не веришь мне? Станиславский бы точно не поверил, милок. С минуту помолчав, я ответила: - Конечно! Как в искренность таких слов не поверить? Сама Мара говорит мне, что тебе можно верить! – я постаралась обойтись без лишних движений руками, а то вдруг он не такой уж дурак? Просто невнимательный. Думаю, огня в глазах ему будет достаточно. – А знаешь, что она мне ещё говорит? - Что же? - Точнее, не она, Фастрид. - Так что? Ну, не томи! - Приходи сегодня вечером… Ну, ближе к шести вечера сюда, к мосту, на встречу. Она хочет сказать тебе кое-что особенное. Бассиан криво усмехнулся: - А не обманываешь ли ты меня часом, жрица? Обычно мне Фастрид сама встречи назначает. Или я. - Да как можно?! – постаралась я изобразить ужас и удивление, - Она просто… на ферме сегодня занята очень сильно, родителям помогает! - Ну ладно, приду, так уж и быть, - немного кисло проговорил он. Видимо, отец девицы и на пушечный выстрел запретил ему подходить к их дому и полям. Мы наскоро распрощались, и я побежала на ферму: встречу назначила так же, на том же месте, но от лица Бассиана. Фастрид, как влюблённая дурочка, быстро согласилась. Не знаю, доверилась ли она мне после нашего задушевного разговора у скамейки или уверовала в какие-то «особо важные дела» возлюбленного. Во всяком случае, баба с возу, кобыле легче. Перед тем, как уйти, я кое-что спросила у дочери фермера: - Фастрид, а что ты испытываешь к Климмеку? Та сконфуженно посмотрела на меня и, неуверенно пожав плечами, ответила: - Не знаю… Он хороший человек, мне иногда кажется, что я нечестно с ним поступила… По правде говоря, я даже поздороваться с ним не решаюсь. Если встретимся на улице, то только взглядами обмениваемся и всё. А он… знаешь, он смотрит на меня, как раненный пес. Нет, волк – светлый большой раненый волк… - Да-да, как волк, не отвлекайся. - Я чувствую себя в такие моменты просто ужасно! Что-то внутри меня говорит, что я виновата и очень сильно. А он и виду не подает: ни упрекнет, слово плохого не скажет, даже Бассиана не избил… - Да уж, прямо рыцарь без лат. Ему бы коня, да замок! Ладно, не буду больше мучить тебя. И не опаздывай на встречу, а то Бассиан расстроится! – махнула я крестьянской дочке рукой и пошла дальше. Фастрид как-то очень грустно посмотрела на меня, а потом коротко кивнула. Ну что, госпожа Мара, диагноз на лицо: девочка запуталась, и сама уже не понимает, чего ей самой-то нужно: тихая семейная жизнь или серенады с сонетами в исполнении козлиного тенорка. С Климмеком всё оказалось сложнее: дома его не было, в таверне тоже. Поговорив со стражниками и ребятней, которая всегда знает больше всех, не хуже бабушек у подъездов, я отправилась к нему. Скажу сразу, что уговорить этого сурового дядьку стоило мне больших усилий. На одиннадцатое «Ну пожалу-у-у-уйста, чего вам стоит просто прийти? Если что, всегда можно уйти!» он согласился, обреченно вздохнув. С нордами главное – это упорство! День тянулся очень медленно, я даже жалела, что назначила встречу на вечер, в животе снова настойчиво урчало, однако тут на помощь пришли сердобольные нордские детишки (более добрые, чем в Рифтене или Виндхельме) и предложили пойти с ними на охоту. Охота – это лазанье по деревьям и мелкие кражи. Украсть они решили яблоки. Я согласилась: от потери одного разнесчастного яблока хуже никому не станет. Да-да, я говорила, что воровать не стану, ведь не умею. Но яблоко-то! С яблоньки! И тем более всего одно! Как будто никто из нас в детстве, у кого была подобная возможность, не лез в чужие огороды и сады при наличии своих теплиц и грядок? У соседа-то всегда вкуснее. Да, я твердила себе, что не буду вором, не стану обчищать чужие карманы. Так ведь и запретный плод на дереве, а не в кармане! Про ветки вообще речи не было. Мы пробрались в небольшой сад одного из фермеров, что выращивал фрукты северной колировки (местные такого слова и в помине не знают, но что им мешает заниматься этим делом без терминологии?). Дался этот почти подвиг нам не просто: под забором, разморённый на солнышке, дремал хозяйский сторожевой Барбос, который мог в любой момент проснуться. Нордская девчушка, видимо, хорошо знакомая с животным, уверенно сказала, что он не кусается, только гавкает громко, поэтому надо идти тихо-тихо. Как я лезла через забор – это отдельная история. Роба жреца сильно затрудняла даже простые движения, поэтому её пришлось снять и сложить на земле. Оставшись в рубашке с закатанными рукавами, штанах (которые мне в храме отдали по доброте сердечной) и сапогах, я, ухватившись за красивые кованные прутья ограды, поднялась на руках и забралась на верх, а потом бесшумно спрыгнула вниз на твердую землю. Пёс не проснулся. Ребятки (в частности мальчишки) были в восторге. Действительно, как часто вы видите священнослужителя, который лазает по заборам? Сама яблонька, которую мы собирались обчистить, была небольшая, видимо, специальный северный сорт, чтобы ветер зимой не сломал ствол и ветви. Большие деревья всегда страдают больше, чем маленькие. Поэтому даже карабкаться никуда не пришлось, чтобы достать недоспелое яблоко: забралась на первую ветвь и дотянулась до первого попавшегося плода, а потом ловко спрыгнула вниз. Ребятню дождалась, хотя и было страшно попасться, но всё обошлось, и даже верхнюю одежду никто не стащил. Я проворно оделась и убежала за один из крепких домов, куда стражники не заглядывают. - Чё-т ты как-то мало взяла, тётя, - сказал мальчишка, что успел нарвать три яблока. - Мне хватит, поверь. - Так ты же голодная. - Я мало ем. Не беспокойся. Пацанёнок недоверчиво посмотрел на меня, будто собирался сказать: «Ну и дура же ты!», а потом нахмурился и протянул мне яблоко. Я было начала отказываться, но он просто впихнул его мне в руку. - Ну, спасибо, маленький рыцарь, - улыбнулась я и потрепала его светлую вихрастую голову. Он смутился и, гордо вскинув подбородок, отвернул голову, всем видом показывая, что он уже достаточно большой для подобных сантиментов. Усевшись на траву, я начала обедать. Яблоки, как и полагается всяким недоспелым фруктам, были жутко кислые, однако детям это даже нравилось. И мне тоже. Всегда приятно, что у тебя в желудке что-то есть. После такого обеда я снова стала дожидаться назначенного часа очной ставки. И мне так хотелось, чтоб он никогда не пробил! Ведь что меня-то ждёт после этого маленького приключения? Опять Рифтен? Да, опять Рифтен с его вонючими стоками и не самым лучшим населением. И ко всему этому прибавятся угрызения совести: яблоки-то я всё же украла. Превосходно. Однако это превосходно вдвойне, когда совесть начинает высказываться голосом рыжего мерзавца. День клонился к закату, как бы мне это не хотелось, и в назначенный час все действующие лица собрались у моста: Фастрид, Бассиан, Климмек и я. Мужчины, стоило им увидеть друг друга, сразу же напряглись, но пока молчали, девушка же смотрела на меня с недоумением. В ответ я лишь загадочно улыбнулась и, громко откашлявшись, заставив соперников отвлечься друг от друга и обратить внимание на себя, торжественно начала: - Итак, я собрала вас здесь, чтобы решить судьбу этой юной девушки. Служителям Мары хорошо известно, что люди не всегда делают правильный выбор. Богиня показала, что Фастрид сама не до конца понимает, кого она любит. А когда жрица Мары говорит «любит», она имеет ввиду «любит по-настоящему», а не «милое, но мимолётное увлечение». Я посмотрела на соперников: вступительные слова понравились только Климмеку, и он удовлетворенно хмыкнул. - Сейчас я проведу обряд, с помощью которого Милосердная Мара решит вашу дальнейшую судьбу! Нужны тишина и доверие. Вы готовы, дети мои? - Давай, валяй уже, - нетерпеливо отозвался Бассиан. Рыболов же молчал, только кивнул в ответ. - Итак, Климмек и Бассиан становятся вот так. - Я развела мужчин по обе стороны девушки, потом оценивающим взглядом рассмотрела их. Стояли так, как надо: Климмек слева, Бассиан – справа. – Замечательно. А теперь Фастрид, дай мне правую руку и вытяни ладонь. Девушка послушно выполнила жест. - А теперь запоминай: Эне, бене, раба, Квинтер, финтер, жаба. Эне, бене, рес, Квинтер, финтер, жес! - Чего? – спросили все трое. - Того! Это древнее заклинание, помогавшее моим предкам общаться с Марой и проводить подобные обряды! Я, между прочим, потомственная её служительница! Северяне недоверчиво смерили меня взглядом, но перечить не посмели. - Запомнила? - Ну, вроде… - Повтори! - Эне, бене, раба, Квинтер, финтер, жаба. Эне, бене, рес, Квинтер, финтер, жес… Так? - Да. Теперь, ты должна говорить эту молитву и водить рукой, указывая то на Бассиана, то на Климмека. Одно слово – один взмах рукой, понятно? Когда ты произнесёшь последнее слово, рука должна будет остановиться на одном из них, Мара направит её. Фастрид кивнула и принялась проводить этот очень странный и смешной обряд (сколько усилий я приложила для того, чтобы лицо от улыбки не треснуло!). - ... Жес! – выкрикнула Фастрид, и рука ее остановилась на Климмеке, на лице которого в этот момент отразились, наверное, все самые счастливые эмоции, на которые он был способен. Бассиан же всплеснул руками и заголосил: - Да не может быть этого! - Ты собираешься спорить с Марой? – удивилась я со строгостью в голосе, - Тогда можешь пойти в храм и поговорить с ней. - Нет никаких обрядов! Ты все наврала! О, да вы оба… – он указал на нас пальцем, - вы оба в сговоре! Фастрид, милая, не верь им! Они хотят разрушить наше счастье! Фастрид!.. Однако Фастрид, пораженная результатом, не обращала внимания на, видимо, уже экс-возлюбленного и стояла напротив рыболова, то смущенно отводя взгляд, то случайно касаясь его широкой ладони и заглядывая во внезапно смягчившееся лицо. Эх, романтика… Если бы не вопящий рядом ловелас, так вообще – идиллия! - Слушай, ступай отсюда, а? Или я отправлю тебя в свободное плаванье. Ты не смотри, что мелкая и Маре служу. Рыжий норд презрительно и с подозрением зыркнул на меня. - Да разве… служительница ты… Так говорить?.. Так вести себя?! Ты говорила, что Мара поверит искренности моих чувств! Хороша жрица богини любви, раз людям расправой угрожаешь и врёшь на каждом шагу! - в тот момент он выглядел довольно комично и совсем неубедительно. - Какая есть. Однако Мара приняла решение, и не тебе его судить. Так что либо проваливай, либо смотри и завидуй молча. Отвернувшись от раздосаданного мужика, я вернулась к созерцанию сцены из кина для девочек. - Ты… ты готов начать всё заново? – спросила Фастрид с надеждой и виноватым видом. А он только лишь тихонько улыбнулся и ответил: - Разве я могу спорить с богами? Они взялись за руки. И все. Титры, перечисление всех сценаристов, режиссеров, продюсеров, массовки и уборщиц. А так же Бассиан в реке. Ну а что? Он мешал наблюдать за самым интересным и романтичным! Вот пусть теперь и покупается в речке, полезно, между прочим, для имиджа. В Рифтен я отправилась на следующий день: Климмек всё-таки уговорил на радостях переночевать у него и отужинать с ним. Возвращаясь в город, я улыбалась: творить чудеса – это так приятно! Ещё Александр Грин доказал своими «Алыми парусами»: чудо можно сотворить собственными руками, не используя волшебную палочку или лунную призму. Хотя, чудо тут обыкновенное – простой подсчёт. В детстве любой сообразительный ребёнок понимал, что на результат жеребьевки считалкой можно повлиять: надо лишь оценить ситуацию и начать считать с правильной стороны. Что теперь с этими троими? Я точно не знаю. Фастрид и Климмек вскоре обвенчались в храме, я тоже присутствовала на их венчании и от всей души желала им счастья, так и не открыв им тайну: что свела их я, а не Мара. Пусть это останется небольшим секретом фирмы. А что же Бассиан? Выбрался из речки, высушил одежду и отправился на новые подвиги. Как я слышала, теперь он сочиняет кривые сонеты для той самой наивной Хельми. Но это уже совсем другая история. И своего следа в ней, к сожалению (а может, и к счастью), мне оставить не удалось.