***
Неделя подготовки прошла очень живо и бурно. Первым делом я оповестила Марамала о своей новой командировке и сразу же заявила, что мне нужны деньги: на проезд, на припасы и прочие нужды в виде оружия, зелий и средств на ночлег. Будучи, как я уже говорила, мужчиной крайне понимающим и неглупым, редгард согласился: он прекрасно знал, что миссионеры питаются не духом святым и не солнечным светом, да и жить под кустами — это тоже перебор. Он заверил меня, что вместе с нашим счетоводом обязательно рассчитает сумму, необходимую для путешествия туда и обратно: деньгами в этом месте дорожили не меньше, чем святыней. Разумеется, с условием, что питаться я буду скромно и жить экономно. Также навестила я и Балимунда: в его кузнице присмотрела себе хороший серебряный кинжал и в тот же день выкупила его, хотя наш Верховный жрец поначалу протестовал, уверяя, что мне хватило бы и железного. Однако после небольшого спора, Марамал неожиданно пришел к выводу, что кинжал — это всё же маловато для Предела, но я заверила его, что мне этого хватит, ведь Мара не дремлет. Возвращаясь из кузницы, я увидела то, чего уже никак не ожидала увидеть: Бриньольф сворачивал свою торговлю! В эту минуту я очень явственно чувствовала, как борются во мне гордость, любопытство и страх заговорить с рыжим негодяем: они кидались друг на друга, как бойцовые псы, вгрызались друг другу в глотки, выкрикивали свои аргументы и доводы, разрывая мой мозг противоречиями. Однако победило любопытство. Пусть даже и рассудок твердил, что рыжий норд — это тот, кто готов удавить даже за спрос, за который, по идее, бить не должны… Взяв себя в руки и помолившись Маре, я подошла к Бриньольфу, хлопотавшему у бывшего места дислокации, и небрежно погружавшему мерцающие зелья в прозрачных бутылочках в ящик. Какое-то время я просто пялилась, усиленно подбирая фразу, с которой стоило начать разговор с неприятной для меня личностью. Думать долго не пришлось: эта личность разогнула спину и, повернувшись ко мне, спросила насмешливым тоном: - Помочь не хочешь, а, детка? Ты же обычно так любишь помогать людям! О, началось в колхозе утро… Негодяй включил свой постоянный режим дамского угодника на селе и приправил слова сладким льстивым придыханием с гадкой насмешкой. Собрав волю в кулак и сжав ладонь на рукояти нового кинжала, что покоился на поясе, я произнесла: - Знаешь, мой дедушка говорил, что самая лучшая помощь — это не навязываться с помощью и не ввязываться в дела, где ты лишний. Норд в ответ усмехнулся: - Позволь спросить, детка: твой дед, он потомственный служитель Мары в каком поколении? Я даже не удивилась: этот прохвост знал обо всех всё, что можно и нельзя. А если учесть, что Рифтен — это городок небольшой, пусть и столица владения, и здесь бывает иногда Бассиан, то вполне закономерно, что от этой зеленоглазой шельмы не скрылись некоторые подробности моего подвига. Отведя взгляд от столь ненавистного собеседника, моя персона осторожно ответила: - В достаточном. И всё-таки, ответь, прежде чем мы с тобой никогда не увидимся: прогорел? Он помедлил с ответом, видимо, что-то обдумывая. - И да, и нет, детка. — Он нагнулся, чтобы щелкнуть меня по носу, но я резко отстранила его руку. Даже несмотря на то, что он лишается заработка (основного, как я думала тогда), мужчина не выглядел особо расстроенным. — А ты куда-то собираешься, детка? Поэтому прощаешься со мной? - Я тебе не детка. — Я нахмурилась и отошла от него на несколько шагов. О, Мара, как же он меня раздражал! Особенно это его фамильярное «детка», которое он произносил с таким видом, будто все-все девицы обязаны падать перед ним в обморок от обожания. - И все-таки, куда, детка? — он опять издал смешок, заставляя меня поджать губы. - Куда надо. По делам. Разговор наш зашёл в тупик, мы просто молчали и стреляли друг в друга подозрительными взглядами. Но на самом деле мне было нелегко: в его ярко-зеленых глазах читалось столько угрозы, что в затылке начала потихоньку пульсировать боль, а в ногах появилась пружинистая сила, и они чуть не выли, призывая меня развернуться и бежать, как антилопа, скорее прятаться в своем убежище. Не сказав ни слова, я повиновалась этому порыву: развернулась, но не побежала, а зашагала в сторону храма, стараясь держать спину ровной, демонстрируя свою непреклонность и намекая на сильный внутренний стержень, который на деле-то был шаток. Таким как Бриньольф страха лучше не показывать: они сразу воспользуются им и загонят в угол. Побывать в таком углу у меня не было никакого желания, особенно напоследок. А в последний-то раз можно почувствовать себя смелой, гордой и независимой. В спину мне долетел бархатистый смех и воистину дикая фраза, заставившая меня все-таки вздрогнуть и скрипнуть зубами, но не обернуться: - Ты будешь скучать по мне, детка! Я на протяжении долгого времени задавала себе один и тот же вопрос: чего этот рыжий гад до меня докопался? В округе и без меня хватает баб, что краше и податливее будут, и тех, кто без лишних вопросов поведётся на его привлекательную наружность и приятное обхождение, принимая лесть как должное. И после длительных раздумий прихожу к выводу, что я для него вроде забавного развлечения: детка, над которой можно насмехаться, и которая не даст сдачи потому что боится. Мне не стыдно признать, что я боялась Бриньольфа, да и он сделал для этого всё, что полагается. И я была рада, что в скором времени мне не придётся его видеть вообще, а так же лелеяла надежду, что наши пути не пересекутся никогда и ни при каких обстоятельствах… На исходе того же дня Марамал огласил мне сумму, которую я должна была получить на руки: двести золотых септимов (с учётом того, что может случиться что-то непредвиденное). Естественно, некоторую часть этих денег мне придётся вернуть, как остаток. Деньги, на которые закупаются припасы в Рифтене, в счет не шли, а двадцать септимов я уже истратила, купив кинжал. Также жрец, как бывалый миссионер, прошедший множество дорог, помог мне составить удобный и кратчайший маршрут до Маркарта, дал несколько дельных рекомендаций, а потом уж пожелал удачи. В ответ я вновь не упустила возможности напомнить, что до моего отъезда ещё неделя, а он разговаривает со мной так, будто я отправляюсь уже завтра. Конечно, я старалась сказать Марамалу о своих планах, но, глядя то на него, то на рядом стоящую Динию, не решилась. «Пусть они узнают об этом после, в письме. А то вдруг не захотят отпускать, какими бы понимающими и добродушными они ни были?» — говорила я тогда себе, стараясь скрыть своё беспокойство улыбкой. Освободившись от своих обыденных обязанностей девочки на побегушках, я проводила оставшееся время в тренировках: вспоминала приёмы рукопашного боя и удары, которым обучил меня Телдрин, но искренне надеялась, что применять всё это не придется. Однако и лишними их не считала: как говорится, бережёного Бог бережёт. За эти прошедшие (и последние здесь) дни Рифтен немного изменился, точнее, изменился центральный рынок: прилавки, числившееся за Бранд-Шеем, отбывавшем наказание в тюрьме, и Бриньольфом, пропавшим невесть куда (чему я не могла не радоваться), приобрели новых хозяев: пожилого имперца, что торговал разнообразной одеждой, и молодую нордку, торгующую мёдом и красивыми цветами. У нордки я пару раз покупала цветы для храма, а у прилавка имперца только присматривалась к одежде. Думаю, с Мадези у них бы получилась неплохая кооперация: один продает шмотки, другой — аксессуары к ним. Часто там ошивалась жена владельца рыболовецкого порта, что частенько приносил нам пожертвования и ходил на проповеди, ни одной не пропустил. Супруга же не разделяла его религиозного трепета и, встречаясь со мной на улицах, что-то презрительно фыркала себе под нос. А я не сдавалась и щурила один глаз, стараясь при своём низком росте смотреть на неё свысока. В остальном Рифтен оставался таким же, как и всегда: мерзким, зловонным и нелюбимым. И вот, после этой суеты, тянувшейся всю неделю, наступил день отъезда. В полдень, перед тем, как покинуть стены храма, я горячо распрощалась с Динией Балу, к которой успела искренне привязаться, как к родному человеку. Мы обнялись, я привычным дружеским жестом погладила её худую спину, после мы улыбнулись друг другу, и она сказала: - Пожалуйста, возвращайся скорее… И береги себя. Я буду молить Мару за тебя. Посмотрев в глаза жрицы, я почувствовала себя крайне паршиво, понимая, что не заслуживаю подобного отношения, и в ответ только улыбнулась, вновь обняв её, и стараясь скрыть горечь, вставшую комом в горле. Было сложно даже сказать банальное «Пока». Взять себя в руки мне удалось не скоро, только тогда, когда схватила дорожную сумку, я смогла выдохнуть «Прощай!» выбежала из храма, упорно стараясь игнорировать непонимающий и вместе с тем теплый взгляд в спину. Пройдя к воротам по знакомым деревянным улочкам воровской столицы, я вышла за стены города и сразу же отыскала взглядом повозку. Но возница где-то пропадал, и спросить было некого. Было ещё у меня время, чтобы немного пройтись, но я потратила его на общение с братьями нашими меньшими, а точнее, с лошадьми. Сначала я подошла к запряжённой в повозку гнедой кобылке с надкусанным ухом и смешной чёлкой, и осторожно погладила её шею. Животное как-то по-доброму фыркнуло и подёргало ушами, потеревшись об мою ладонь. Потом я пошла к конюшням: поглазеть на скакунов, которых либо продавали, либо просто держали здесь, пока хозяева проводят время в Рифтене. Кони были разными: крупными, сильными и мощными и наоборот — небольшими, изящными и тонконогими; гнедые, вороные, белоснежные, пегие, серые в яблоках; с растрепанными гривами или аккуратными косичками и даже какими-то украшениями; с амуницией дешёвой или побогаче да подороже. - Желаете кого-то приобрести? — учтиво спросил молодой редгард-конюх. В ответ я только помотала головой. Лошадь — удовольствие дорогое, если не сказать хуже: только одна покупка стоит около тысячи септимов (я таких денег в жизни в руках не держала), а уход и содержание? Нет, это не про нас! Себя бы прокормить! Тем более, такая животина нужна либо путнику, либо воину или хлебопашцу. А жрица Мары может и пешком походить или воспользоваться услугами возничего, что гораздо надёжнее. Я ещё немного походила по конюшне, как по зоопарку. Красивые они, лошади, и глаза у всех умные и добрые, как на подбор. Но был один жеребец, что сильно от них отличался: тёмный, будто смола, с лоснящейся шкурой, жёсткой на вид гривой и необыкновенными глазами — почти алыми и светящимися каким-то потусторонним светом… Он неожиданно фыркнул и посмотрел прямо на меня, будто заглядывая в душу. Я почувствовала, как всё внутри меня задрожало и напряглось. Это чувство заставило меня выйти из конюшни на улицу, где я и столкнулась с возницей. - Сколько до Вайтрана? - Двадцать. - Тогда едем! Пожилой норд улыбнулся мне и велел забираться в повозку. Забравшись в неё, я вновь вспомнила Телдрина: его красивое лицо, статную фигуру, идеально отполированный доспех и предостережения по поводу трех городов: Виндхельма, Рифтена и Маркарта. Что же, удостовериться в его словах мне довелось уже дважды, и ни к чему хорошему это не привело. Третьего раза мне абсолютно не хотелось.***
Я предатель. Жалкая тряпка, что бежит от проблем, когда есть хотя бы малейшая возможность. И я даже не отрицаю этого. Ведь самая великая ложь — это самообман. Именно им я, кстати говоря, и пользовалась, когда позорно сбежала с Вороньей Скалы, что приютила меня, дала своеобразную путевку в жизнь, которой я живу и поныне. Первое время я себя оправдывала тем, что всё-таки отплатила пограничному поселению: помогла восстановить порядок в армии, выйдя на поставщика угольного вина. Но это срабатывало лишь первое время, дальше Совесть грызла меня нещадно, будто у нее челюсти нильского крокодила, и я даже привыкла, стараясь в разговорах с самой собой приводить несколько разумных доводов: первое — не у всех получается быть твердыми, стойкими, благородными и принимать удары судьбы, как есть; второе — я честна перед самой собой, это уже плюс; и третье — в Рифтене я сполна расплатилась за свою слабость. Разве этого мало для искупления, если не перед Богами, то перед Совестью? Но она, неумолимая дрянь с челюстью крокодила, твердила мне: «Ты опять бежишь, тряпка! Даже от своего искупления ты убегаешь, поджав хвост! Ох, и воздастся же тебе…». Я старалась отмести эти мысли, наслаждаясь красивыми видами: зелеными лесами, где мелькали между стволов олени с большими ветвистыми рогами и рыжие ушастые лисицы, гонявшие зайцев; величественными горными хребтами, на которых обитают жуткие и вместе с тем восхитительные драконы, а в пещерах сокрыты сокровища и пути в двемерские подземелья с удивительными паровыми механизмами; северной степью с яркими цветами и высокой колыхающейся травой, над которой кружили птицы, а вдалеке я даже разглядела каджитский караван. Навязчивую Совесть сразу же оттеснили яркие воспоминания о пути из Виндхельма в Рифтен: каджиты, северное сияние, звёзды, легенды, рассказанные у костра, мурлыканье любопытного, но грозного и умелого в бою Карджо, горячие источники (их я доселе видела только на картинках и в фильмах), бой дракона с великаном… Последнее всколыхнуло страх, и по спине пробежал холодок. Жуткое ведь зрелище, так недолго и сердечный приступ словить. А мне, слава Маре, осталась на память только седая прядь. Путь от Рифтена до Вайтрана занимал, в лучшем случае, около недели. Плюс-минус пара дней. Если, конечно, не брать в расчет форс-мажорные ситуации типа циклона, поломки транспортного средства, либо нападения хищников, разбойников или драконов… В случае последнего форс-мажора — можно сразу прощаться с жизнью: ведь на пути, которым мы шли, не было ещё ни одной стоянки великанов… Однако, несмотря на мои опасения, первая половина путешествия прошла удачно, только где-то вдалеке волки выли, а так — ничего такого, из-за чего можно было бы беспокоиться. Извозчик Варнхок Свистящий Кнут оказался очень приятным человеком: он постоянно рассказывал какие-нибудь байки и истории, случившиеся с ним или его клиентами, народные нордские анекдоты и страшилки, даже песни иногда пел. Особенно он любил заниматься этим на ночлеге. Была бы я каким-нибудь исследователем нордской культуры, то всё бы записала в недавно купленную записную книгу. Норд сначала, конечно, спрашивал обо мне, но я вежливо ответила, что во мне нет ничего интересного, ведь жизнь божьего слуги ничем не примечательна. Разве что одним вечером все-таки осмелилась рассказать историю о том, как свела двух влюбленных. Извозчик тогда хохотал и говорил, что такого он ещё не слышал. Когда я закончила свой рассказ, то вспомнила о Динии и её взгляде перед тем, как мы распрощались. Внутри сразу всё сжалось, и я прикрыла глаза, чтобы не показать слёз: было жутко стыдно перед этой прекрасной эльфийкой, старавшейся одарить каждого нуждающегося заботой, лаской и пониманием. Воистину святая! И слова «Мара должна гордиться такими детьми, как ты…» только усиливали желание разреветься и поплакаться на плече у Варнхока, исповедаться как следует. Поэтому, наскоро пожелав спокойной ночи, я завалилась в телегу, повернулась набок, закутавшись в робу (ночь не была ужасно холодной, просто у меня такая привычка) и заставила себя взять эмоции под контроль, чтобы в третий раз не совершить ошибку: снова ослушаться Телдрина Серо и всё-таки отправиться в Маркарт. Как я уже сказала, первая половина пути прошла крайне удачно, но вторая… Случилось то, чего я отчасти и боялась, но тогда, отправляясь в путь-дорогу, я даже не могла подумать, что нас настигнет нечто подобное… Была уже ночь, до Вайтрана оставалось буквально полдня пути. Мы расположились в чистом поле: только степь, никаких деревьев, только валуны и густые заросли снежноягодника в двухстах метрах от нашей стоянки. Я готовилась ко сну, а извозчик — к ночной вахте, трещал, как обычно, небольшой походный костёр, и ничего не предвещало беды: ни звезды, ни ветер, ни Мессер с Секундой, ни ночные птицы. Но в один момент наша кобылка по кличке Рожь стала обеспокоено фыркать и бить копытом, прижимая уши, в свете пламени было видно, как она испуганно смотрит по сторонам. Норд, подскочив к ней, схватил под уздцы, прижал перепуганную к груди и начал быстро говорить: - Что такое, моя хорошая? Волки? Саблезубы? - он успокаивающе похлопал ее по шее, однако та вырвала морду и испуганно заржала, уставившись в пространство, будто старалась заглянуть за большие камни и густые кусты. Свистящий Кнут настороженно посмотрел туда же и медленно достал небольшой меч, покоящийся на поясе; я последовала его примеру: аккуратно приподнялась в повозке, где устроила себе небольшое спальное место из мешков с грузом и схватилась за кинжал. Воздух и время будто замерли, все выжидали: и мы, и преследователи… И тут из-за валуна на нас кинулось нечто темное с ярко-горящими глазами и дико рычащее. Оно не было похоже на волка, больше на сгорбленную собаку. Когда нечто подбежало ближе, а глаза привыкли к темноте, я смогла его рассмотреть: существо было похоже на помесь неаполитанского мастиффа (морду я толком не разглядела, но форма ушей больно похожа была), и жеводанского зверя из французских сказок-страшилок: крупная, горбатая, длинноногая. Глаза жуткой псины горели воистину адским пламенем, а на шее красовался тяжелый ошейник. Что-то было в этом чудовище такого, отчего я ощутила некоторое оцепенение, и если бы не дикое ржание перепуганной кобылы, то, возможно, тварь бы смогла разделаться с нами. Варнхок, не собираясь принимать бой с этой тварью, наскоро запрыгнул в повозку на свое место и как раз вовремя: Рожь рванула с места, стараясь унести ноги от страшного зверя, чье рычание становилось всё громче и ближе. Мы мчались в ночи, что есть силы, но тварь и не думала отступать и даже приближалась, я видела огонь её глаз, мелькающих во тьме. Колеса повозки сминали землю и траву, иногда под них попадали камни, тут же отлетающие в сторону. Где-то сбоку раздался громкий писк: видимо, мы наехали на гнездо сусликов. Грызуны сразу же бросились под колеса и копыта, отчего лошадь на некоторое время замешкалась, встав на дыбы. Это дало чудовищу время, чтобы нагнать нас. Но Варнхок парой метких ударов кнута заставил Рожь взять себя в руки (то есть, копыта) и вновь пуститься вскачь. - Повозка слишком тяжелая! Скинь пару мешков! И постарайся попасть в эту тварь! - выкрикнул норд, направляя лошадь в темноте, чисто наугад, к Вайтрану. Мне повторять дважды не надо: я, схватив увесистый мешок муки, кинула его прямо в алые огоньки. Раздалось недовольное подвывание: значит, попала, но не в морду, а рядом, где-то около лап: мука, вырвавшаяся из мешка окрасила шерсть и морду псины в белый цвет, и теперь её можно было разглядеть в темноте. Не фосфор, конечно, но и она — не собака Баскервилей. Мордой, кстати говоря, это чудище напоминало мастиффа, которому брызнули на нос серной кислотой, и от всей души. Попадание, конечно, было неплохим, но тварь всё равно неумолимо гналась за нами, а от потери одного мешка скорость нашей повозки не возросла. Зато я видела, куда можно прицелиться. Нащупав ещё один мешок (кажется, там была морковь), я стала целиться: белый ориентир все время отклонялся в разные стороны и клацал челюстями, мешая сосредоточиться. Но я всё-таки размахнулась и со всех сил швырнула мешок в белую морду. В этот раз неудачно: он всего лишь немного задел настырную псину. Как же было сложно кидаться мешками, тем более в качающейся повозке и практически с перепугу. Да уж, вот бы тот ларчик с Солхстейма… И тут меня будто осенило! - Яблоки есть?! - А тебе не без разницы, что кидать?! — отозвался извозчик. - Я спрашиваю: есть или нет! - Есть! Мешок в правом углу! Я ухмыльнулась: отлично! Нащупала этот мешок с яблоками, причём с хорошими такими, крупными. - Сбавь чуть ходу! - Чего?! Ты с ума сошла?! — мужчина ошарашенно обернулся, стараясь разглядеть мое лицо и найти там зачатки безумия. - Сбавь, кому говорю! - Да ни за что! Эта тварь порвёт нас троих! - Подавится! Ради Мары, поверь мне! На миг он задумался, но все же повиновался и сбавил скорость. Псина стала неумолимо приближаться к нам, щелкая мощными челюстями, брызгая слюной и сверкая зенками. Выждав подходящий момент, я распорола кинжалом мешок и выпустила из него яблоки. Сочные плоды покатились по земле, под худые, но мощные лапы зверя, и тот, потеряв равновесие, покатился вперёд. - Гони!!! - заорала я что есть силы. И тут Варнхок Свистящий Кнут в этот раз послушался меня, не пререкаясь. Псина осталась позади, все так же рыча и воя. Бедная лошадь, взмыленная и напуганная до предела, скакала во весь опор. И только после того, как пересекли мост через Белую реку, мы остановились, дабы наша бедняжка перевела дух. Возница упер локти в колени и уронил на ладони голову: - Я езжу по Скайриму почти всю жизнь, но такой скачки у меня ещё не было…. И это на старости лет!.. — он, кажется, схватился за сердце. Я кинулась к нему, но северянин остановил меня взмахом руки. - Как Рожь отдохнёт, так сразу поедем. Оставаться здесь на ночлег не будем, до Вайтрана недалеко. - Хорошо. — Я села обратно и с опаской посмотрела за мост — опасения копошились в голове, будто мерзкие опарыши в гниющей плоти. Примерно через пятнадцать минут мы снова были в пути, всё еще взвинченные и готовые практически ко всему. Я спросила Вапнхока: знает ли он, что эта была тварь. Возница, немного помедлив с ответом, сипло сказал: - Гончая Смерти. Вампирская шавка. Где они — там и вампиры недалеко. Но, думаю, эта дрянь оторвалась от своих хозяев, раз она одна, или её бросили. Гончие обычно не ходят одни, хотя и с одной нелегко совладать… Когда я вёз пару путников в Фолкрит, то видел труп стражника, которого псина эта загрызла. А он был в доспехах. Гончую потом остальные добили. Поэтому, если вдруг встретишь эту тварь — просто беги. Беги и не оглядывайся. Тебя-то она быстро загрызёт и пожрёт там же. В ответ я только кивнула и уселась на небольшую скамью, закусив нижнюю губу и предаваясь раздумьям: почему-то мне показалось, что эта тварь была не одна, и что всё время, пока мы пытались оторваться от неё, за нами мог кто-то наблюдать. Если вспомнить поверья о вампирах, то это не такая уж и бредовая мысль: вампиры могут перемещаться невероятно быстро. Примерно так же, как мы мчались, если не быстрее. Но тогда почему они не напали? Ведь возможностей было много. Да, наверное, Варнхок прав: псина отбилась… Честно, я не хочу знать, что бы было, если бы Свистящий Кнут сглупил и принял бой… Наверное, она бы разорвала его в клочья, а потом бы и меня, и Рожь… В таком вот напряженном состоянии мы и ехали. И добрались до Вайтрана ближе к утру: только-только начинало светать. Варнхок пошел к управителю конюшни справляться о постое для уставшей и готовой вот-вот упасть кобылке, меня же он отправил к стражникам: доложить о случившемся на дороге. Дабы стража бдила, держала ухо востро и была готова к появлению этого чудовища. Мужчины приняли эту информацию к сведению, а один из них даже важно поклялся, что сам перережет ей глотку и доставит мне ошейник. Было это сказано насмешливым тоном, но я настолько устала и вымоталась, что даже не отреагировала. А если гончая вздумает преследовать нас дальше и наткнется на эту бронированную ватагу, пусть остряк пеняет на себя. А потом мы с возницей прошли в город и на еле-еле добрались до таверны «Гарцующая кобыла», где и сняли себе комнаты, не распыляясь на ужин и ванную. Избавившись от верхней одежды и облачившись в ночную рубашку, я упала на кровать и сразу заснула. Без задних ног. Даже навязчивые грустные мысли и уродливый облик гончей не потревожили моего крепкого, почти богатырского сна.