Проснувшись, я наскоро умылась, причесалась и заглянула в походный мешок: там лежали аккуратно сложенные туника тёмно-зелёного цвета и штаны, под ними – кинжал, мантия, купленная мною ещё на Солстхейме (пальтишко-то Бриньольф давно своровал), льняное нижнее бельё простого кроя, записная книга с вложенной в неё картой Скайрима и карандаш, кошелёк же был надежно упрятан подо всем этим добром.
Я переоделась в чистое, и взяв с собой немного денег, спустилась вниз, где находилась, если можно так выразиться, зона для отдыхающих: в просторном помещении стояли столики и стулья, посередине располагался очаг, слева от него – барная стойка, за которой хлопотала хозяйка, справа же от очага, судя по запаху, была кухня. Кроме меня и трактирщицы, здесь также находились постояльцы (в их числе и возница Варнхок), прислуга, снующая туда-сюда, и гордость этого заведения — светловолосый бард, горланящий свои песенки и бздыкающий на лютне с утра пораньше. Подойдя к хозяйке, я заказала скромный завтрак, заплатила за него и села за стол к Варнхоку. Завтракал он не один: рядом сидел сурового вида мужчина и сосредоточенно кивал, слушая рассказ возницы о нашем ночном приключении.
— О, а вот и жрица! — воскликнул Свистящий Кнут, увидев меня, — Присаживайся, присаживайся! Вот, Бервальд, это и есть та самая бретонка, так ловко обхитрившая Гончую Смерти! Это ж надо было так хитро придумать-то, а! Может, пойдешь в охотники на вампиров? — пожилой норд почти по-братски хлопнул меня по плечу, я немного смутилась, невольно ойкнула и поморщилась: рука у него была тяжёлая.
— Да, хитро, хитро… — вторил ему Бервальд, и неотрывно смотрел на меня.
Соседом Варнхока был норд. Темноволосый мужчина с ярко-голубыми глазами, резкими чертами лица, грубой линией носа и аккуратно стриженной бородой. Носил Бервальд внушительный доспех, невероятно тяжелый на вид, но сам его обладатель сидел очень ровно, будто вовсе не чувствовал тяжесть своей брони.
— Так Гончая была одна? — уточнил он. - Никаких других собак или вампиров?..
— Да. Во всяком случае, бежала за нами только одна. — Сказала я, положив локти на стол, и посмотрела в сторону кухни: неимоверно хотелось есть.
— Вам повезло, что она оторвалась. Обычно путники приводят за собой в город нескольких вампиров, которые потом бесчинствуют на улицах. — Бесстрастно заявил темноволосый норд и отпил из жестяной кружки.
Мы в один голос с ним согласились, после чего повисло молчание, в какой-то степени даже неловкое. Но его нарушил наш собеседник: он допил свой эль, попрощался с нами, поднимаясь из-за стола, и зашагал к выходу. Тогда на поясе у него я заметила меч искусной работы, а на спине увидела арбалет, позвякивающий по броне при каждом шаге.
— Кто это, Варнхок?
— Бервальд Удачный Удар, тан Вайтрана.
— Громкое имя, однако, — усмехнулась я, и поблагодарила редгардку, принесшую мне заказ: говяжью похлёбку и запечённый картофель.
— И не мудрено, — согласился возница, — Этот парень Хелген пережил!
— Чего пережил? — спросила я с набитым ртом.
— Хелген, говорю!
— Извини, но мне это ни о чём не говорит. Я, мягко говоря, не совсем в курсе последних событий, приехала со Солстхейма, - отпив молока из стакана, я посмотрела на Варнхока с ожиданием.
Недовольство на его лице промелькнуло лишь на мгновение, возница довольно быстро смягчился и продолжил рассказ:
— Крепость здесь неподалеку была, Хелген называлась. Почти год назад на нее напал дракон. Это сейчас по всему Скайриму драконы летают, а до Хелгена их сотни лет никто не видел… Так вот, на Хелген напал дракон и пожёг там всё. Ну, и этот самый Бервалд тоже там был. Люди всякое о нём говорят. Слышал я, что то он какой-то беглый разбойник, которого схватили на границе, и про то, что он просто путник, оказавшийся не в том месте, не в то время, а один раз его даже назвали Братом Бури. В Хелгене в тот день должны были казнить Ульфрика Буревестника, а тут — дракон! Представляешь?! — он слегка выпучил глаза и всплеснул руками, видимо, изображая то ли испуг, то ли этого самого дракона.
— Вполне. — Ответила я, пригладив седую прядь. — Так что там с таном? Насколько понимаю, Удачным Ударом его назвали не просто так.
— Да, верно. После того, как он каким-то чудом выбрался из крепости, он сразу же отправился в Вайтран, доложить ярлу об этом кошмаре. Балгруф принял его, выслушал, а потом отправил к своему придворному магу. Маг тот поручил Бервальду достать какой-то булыжник из нордской гробницы. Говорил, что важно это, но зачем он нужен - не сказал. А как только Бервальд принес тот камень, так Балгруф отправил его со своими людьми убивать дракона, который разнёс Сторожевую башню. Говорят, что бой тот был страшный, и мало кто выжил. А те, кто выжил, говорили, что этот самый Бервальд долго стоял в стороне и просто смотрел, а потом, когда дракон малость подустал, бросился на него с мечом. Боролись они, говорят, недолго: Бервальд воткнул меч в брешь на чешуе зверя (как нашёл её - не знаю), но попал как раз в сердце. Вот после этого Балгруф и объявил Бервальда таном Вайтрана. А теперь ходит он по городу, важный такой, за порядком следит да жалование не хилое получает. А сюда пришёл, как только от стражи о гончей узнал.
— Да уж, ну и история. Похоже на сказку, если честно.
— Такую историю не грех приукрасить, тем более тану-то это на пользу. Слышно, что народ поговаривает, будто Удачный Удар — сам Довакин. Мол, когда он убил зверюгу, то его призвали Седобородые… Но, как по мне, это уже придумки охочих до легенд нордов. - Возница закончил рассказ внезапно: он прекрасно видел, что я и половины не поняла.
— Кто-кто он? Как ты сказал?
— Довакин. Драконоборец. Человек, в чьих жилах течёт кровь дракона, только он способен одолеть дракона и забрать его душу. Про него всем маленьким нордам рассказывают.
— Тогда все великаны — поголовно Довакины, - заметила я с иронией, вспомнив про бой дракона с великаном. Вот же придумали — в человеке и кровь дракона. Как же! Однако теперь мне стало понятно, почему Беравльда прозвали "Удачный Удар".
— И не говори, — ответил, поднимаясь, извозчик. — Ладно, пойду я, заказ к получателю сам не придёт. Будь здорова, Лара.
— И вы не болейте, - улыбнулась я в ответ.
Варнхок ушел, и я осталась одна. Сидя за столом и заглядывая в кружку с допитым молоком, я думала о том, что мне теперь делать дальше? Первым делом, конечно же, надо было разузнать о работе, а где это можно сделать, как не в трактире? Я подошла к стойке и завела разговор с хозяйкой: начала с непринужденной болтовни и сплетен, а потом перешла к основному вопросу: нет ли у кого нужды в работнике? Нордка, пожав плечами, сказала, что у неё мест нет, и все занято: от поварихи до поломойки. Но потом заметила, что не отказалась бы от помощи, если бы ей нарубили дров. Я сдержанно отказалась: ремесло явно не моё, как и музыка.
— В Вайтране непросто найти работу, разве что наёмнику, - сказала Хульда, облокотившись на прилавок. — Здесь все крутятся, чтобы жить в достатке. Однако я могу тебе кое-что посоветовать… Недалеко от «Гарцующей кобылы» есть алхимическая лавка, «Котелок Аркадии» называется. Слышала я, что Аркадия как раз ищет себе нового помощника. Сходи к ней, если хочешь. Можно ещё к фермерам притереться, они обычно рабочей силой не брезгуют. Или можешь попробовать служить в храме Кинарет.
— Спасибо! А, и еще: продлите мне постой до следующего утра, пожалуйста.
Я положила на прилавок десять монет и побежала наверх за деньгами и одеждой, нуждающейся в услугах прачки.
«Лучше к алхимику! Хватит с меня службы в храме!» — решила я, оставив вариант со службой у жрецов на самый крайний случай.
На улице было тепло и солнечно, дул слабый ветерок, а на рынке шла бойкая, даже агрессивная торговля. Мимо торговых рядов бегала ребятня, стражники стояли на своих постах, а те, кто был в парах, даже болтали или заигрывали с проходящими мимо девицами. Молодые девчонки разных мастей игриво и благосклонно улыбались, хихикали между собой и подмигивали мужчинам в броне. Спросив у местных Дон Жуанов, как пройти к лавке с зельями, я неспешно направилась туда: торопиться мне было некуда. И день обещал быть тёплым и погожим…
Да, Вайтран был хорош: весь такой деревянный, как и Рифтен, но в отличие от города воров, здесь пахло деревом, хлебом, травами, яблоками и свежим мясом, а не вонью канала, которой пропитывались любые товары и одежда. Прогуливаясь, я рассматривала рынок и лавки торговцев: здесь продавали разную снедь, мясо и дичь, овощи и фрукты, торговали ювелиркой, одеждой и обувью, в общем, всем, что могла предложить гостям и жителям столица владения. Обходя торговые ряды и разглядывая товары, я смеялась, когда меня то и дело толкала ребятня, играющая то в прятки, то в салки. Иногда мимо пробегали дворняги, некоторые из них даже ластились. А возле прилавков было шумно: кипели споры о ценах, громко обсуждались соседи: кто с кем и когда, откуда чей товар поставляется и так далее по списку. Скайримский рынок почти ничем не отличался от базаров, на которых мне иногда случалось бывать ещё в те уже далёкие времена, когда я была Ларисой со смешной фамилией — Лейкина…
Вдоволь нагулявшись по рынку, я направилась к магазину с зельями. Это был аккуратный деревянный домик с симпатичной крышей, а задний двор его был огражден плетёным забором. Чуть заглянув за плетень, я увидела небольшой палисадник с разнообразными растениями, кустами и деревьями; потом уже рассмотрела цветную вывеску с нарисованным бирюзовым котелком и, только потом, вздохнув для храбрости, прошла в здание.
Внутри царил полумрак, на многочисленных стеллажах мерцали разноцветные склянки с зельями, там же стояли разнообразные плошки и банки с незнакомыми снадобьями, рядом с ними на полках красовались книги, а в воздухе витал аромат, напомнивший мне запах заваренной хны: пряный и вызывающий ненавязчивое желание тихо чихнуть. У прилавка стояла имперка средних лет. Её лицо было самым обычным: никаких ярких черт я не заметила, кроме добрых заботливых глаз.
— Здравствуй! Что-то беспокоит? Кто-то заболел? Или дай угадаю: нужны лекарства в дорогу! — бойко заговорила женщина, как будто у неё здесь есть конкуренты. Хотя они, конечно, были. Однако, не могли соперничать с её аккуратным магазином и большим выбором.
— Здравствуйте, - остановилась я напротив прилавка. — Нет, я не нуждаюсь в зельях. Я к вам по важному делу. — я замолчала, и когда женщина кивнула, заговорила снова. — Мне сказали, что Вы ищите себе помощника. Так вот, к чему я это… Я хочу работать у Вас. Могу выполнять любую работу, ем немного, не пьянствую, с мужчинами особо не знаюсь, проблем с законом так же не имею. Возьмете?
Последнее слово прозвучало как-то жалостливо и на корню убило всю солидность моего короткого резюме.
Алхимик, все так же улыбаясь, задумалась на несколько мгновений, показавшихся мне слишком долгими. Её молчание и тёплый, чуть смеющийся взгляд слегка нервировали, и я постаралась изобразить на лице уверенность с намёком: если она не возьмет меня на работу, то я пойду и утоплюсь, а в предсмертной записке напишу, кого винить в моей безвременной кончине.
Её голос прорезал тишину так внезапно, что я даже вздрогнула:
— Позволь задать вопрос: ты здесь надолго?
— Думаю, да. Никуда в скором времени уходить не собираюсь.
— А как тебя зовут? — склонила голову на бок женщина.
— Лара.
— Меня зовут Аркадия, Лара. Двадцать септимов в месяц и проживание здесь тебя устроят? — спросила она.
Может, мне показалось, что в ее глазах мелькнула надежда, и создалось впечатление, что меня берут не как помощника, а как сожителя.
— Полностью! Могу приступить прямо с завтрашнего дня, — радостно ответила я, не особо вдумываясь в смысл слов: не важно, сколько будут платить. Главное, чтобы стабильно и не в доме терпимости.
— Хорошо. Тогда жду тебя ближе к вечеру с вещами. Я буду тогда свободна, помогу тебе разместиться и объясню, что от тебя мне требуется. — вновь улыбнулась она.
Я же, радуясь договору, бодро кивнула и вышла на улицу. Лучи яркого солнца ударили прямо в глаза, и невольно прикрыла лоб ладонью: надо же было так быстро привыкнуть к полумраку.
Недалеко от рынка я нашла прачку и, заплатив несколько монет, отдала ей в стирку своё тряпье. Немного погуляв по центральной рыночной площади, я отправилась исследовать Равнинный район города, оказавшимся довольно большим. Здесь, в самом центре, кроме торговых рядов и лавок с различными товарами, стояла кузница, где трудилась крепкая женщина, бившая молотом по наковальне с каким-то остервенением; а недалеко от кабака «Пьяный охотник» стояло здание борделя с достаточно обыденным, но точным для такого места названием: «Любовное гнездышко».
Постояв немного около него, я прислушалась к звукам и почувствовала прилив крови к щекам и самому кончику носа, а потом и вовсе стала мысленно благодарить Мару, что мне повезло в очередной раз стать девочкой на побегушках, а не девочкой-потаскушкой. Я уже собиралась уходить от этого места подальше, но тут мое внимание привлекла девушка с золотыми кудрями, собранными в два высоких хвостика по бокам, смотревшая в окно прямо на меня. Она заискивающе улыбнулась и кивнула в сторону входной двери, но в ответ получила молчаливый отказ. Пожав плечами, она хмыкнула и повернулась к оконцу спиной. А я поспешила прочь от этого дома. Больше ничего примечательного в Равнинном районе не обнаружилось: только жилые дома.
Когда я вернулась к гостинице, наступил полдень. Несмотря на то, что Скайрим - край северный и суровый, летнее солнце палило так сильно, что я поспешила в свою комнату. Я заперлась и открыла окно настежь, впуская свежий воздух в душное помещение. Взгляд зацепился за столик, где лежал лист бумаги и письменные принадлежности. Я решительно села, пододвинула к себе бумагу и задумалась: с чего же начать?
Я никогда не любила писать письма, потому что не знала, что написать в начале, а что в конце. Как вообще правильно начать. Правильно… Правильность… С одной стороны я терпеть не могу это слово, даже как-то презираю, однако все равно стремлюсь поступать правильно… Во всём. И сколько бы раз правильно ни поступала (если судить с моей колокольни, конечно) — за мной всегда волочится хвост, состоящий из ошибок: мелких, крупных, и даже роковых… Именно поэтому я всегда уважала математику: чтобы получился верный ответ нужно всего лишь правильно решить уравнение или задачу. Да вот только жизнь — это не набор цифр, и черновой листочек не предусмотрен.
По телу пробежала лёгкая дрожь, когда пальцы сжали перо. Я глубоко вздохнула и, обмакнув перо в чернила, начала выводить слова, полные раскаяния:
«Дорогой Марамал!
Я не могу подобрать правильные слова для предисловия, поэтому и пишу напрямик: в Маркарт я не поеду, но и в Храм больше не вернусь.
Понимаю, как это звучит и что Вы должны сейчас чувствовать и думать обо мне, но всё же попробую объяснить свой поступок.
Я просто больше не могла оставаться в Рифтене, Марамал. Этот город медленно убивал меня, как убивает муху паучий яд. Я и чувствовала себя именно мухой, попавшей в паутину, а яд города проникал и в мой разум, и добирался до самой глубины души. Когда я оказалась в Храме, стало немного легче, но вскоре одна и та же мысль стала постоянно преследовать меня: жизнь моя кончена, осталось только существование, неприметное и безрадостное. Я много молилась Маре, но даже молитвы не смогли мне принести того, что я почувствовала, проведя несколько дней в Айварстеде!
Должна признаться, что о побеге я начала думать уже после венчания Климмека и Фастрид. Поначалу я пыталась отгонять эту мысль: снова и снова молилась Маре, но желание уехать становилось только сильнее. И когда Диния сказала, что от Мары есть новое задание и нужно снова куда-то ехать, я даже подумала о том, что Мара просто дала мне шанс на побег, потому что в те дни мои молитвы были очень сильными и проникновенными, до слёз. Сейчас я, конечно, понимаю, что Мара не помогает таким лжецам, как я, но тогда я действительно верила в её помощь.
Мне искренне жаль, что я не смогу оправдать ожиданий богини, и Ваших ожиданий. Сначала я твёрдо намеревалась исполнить Ваше поручение, и только потом отойти от служения Маре. Но уже на пути к Вайтрану я поняла, что путешествие на другой конец Скайрима может стоить мне жизни, и у меня намного больше шансов погибнуть в дороге, чем доехать до Маркарта.
Я очень благодарна Вам за помощь, за вашу заботу и доброту, и никогда этого не забуду. Хотя и Вы, конечно, тоже не забудете моего ужасного поступка.
Простите меня, Марамал, если бы я могла поступить иначе, я бы так и сделала. Но в Рифтене была такая безысходность, а дорога в Маркарт настолько опасна, что пришлось мне не только уехать, но и отказаться от исполнения Вашего поручения.
Половину доверенной мне суммы я возвращаю сразу, с этим письмом. Остальные деньги я обязуюсь вернуть Храму, как только смогу. И ещё очень прошу Вас: не разыскивайте меня и не пытайтесь как-то связаться. Так будет лучше для всех.
Ещё раз простите! Заботьтесь о Динии.
С сожалением и наилучшими пожеланиями,
Лара».
Разогнувшись, я встала из-за стола, оценивающим взглядом оглядела текст, написанный неаккуратным почерком, и грустно вздохнула: на душе скребли кошки. Даже тут, в этой исповеди, я солгала, написав, что собиралась ехать в Маркарт. Глупости. Ни за какие коврижки! Даже если бы мне это оплатили горой золотых монет, они бы стали моими гробовыми деньгами. А роскошная гробница мне не нужна. Я понимала, что и Телдрин очень постарался, чтобы во мне поселился страх перед этой провинцией, но приключение с гончей смерти было намного убедительнее любых рассказов и предостережений.
Да, ничего достойного в этом нет: осознавать все слабости своего характера и всё равно поддаваться им, всячески оправдывая себя… Временами я сама себе противна до невозможности, но отмазку нахожу всегда: себя не переделаешь, в очередной раз проигрывая своим слабостям. Да и жить-то пока не надоело.
Чтобы не сидеть без дела и не предаваться самобичеванию, я решила заняться финансами. Отодвинув подсыхающее письмо, я достала кошель, вытрясла из него монеты и принялась считать: сто отсчитанных септимов я сразу же сгребла в мешочек, потом посчитала остатки своей доли. Оставалось у меня всего семнадцать септимов. Негусто, если не сказать хуже.
Посмотрев на свою кучку монет, я почувствовала, как жадность стала терзать меня, и давить, как та жаба. Показалось даже, что я слышу её внутренний голос: «Возьми хотя бы десять монет. Ну же, возьми, потом вернешь. Храм точно не обеднеет…».
Сердце забилось быстрее, и мне пришлось сесть на свои руки, чтобы пальцы не потянулись к мешочку с сотней септимов и облегчили его на десять монет.
«Хватит! Не возьму!» — резко сказала себе я. А в ответ в ушах звенело: «Всего пять… Всего один золотой… Детка…» — последнее слово прозвучало голосом рыжего ворюги, что сразу же отрезвило меня: ладонь уже начала было выползать из-под бедра, но я придавила её своим весом. А потом, я со злобой посмотрела на мешочек и, мотнув головой, пообещала себе, что вот прямо с этой минуты начну работать над собой.
***
Вечером, когда рыночные ряды стали пустеть, и на Вайтран опустились сумерки, молот женщины-кузнеца прекратил стучать, а на улицах остались только бездомные, стражники и любители вечерних прогулок, я стояла возле порога «Котелка Аркадии» и дышала вечерней прохладой, оттягивая шаг в новую жизнь.
В тот момент что-то потерлось около моих ног: оказалось, это была дворняга. Выглядела она жалко: коричнево-серая шерсть, в некоторых местах уже свалявшаяся, собака крупная, но худая до невозможности, рёбра можно было посчитать, ухо надкусанное, хвост облезлый. С этой псиной, наверное, даже дети брезговали играть — такой неказистой и жалкой она была. Но меня не смутил её вид. Я улыбнулась и погладила дружелюбного пса по загривку и почесала за ухом. Он завилял хвостом и посмотрел на меня: глаза у него были добрые. "Голодный, ведь, - подумалось мне. - И я тоже голодная".
Живот сразу подвело от воспоминания: я ведь не обедала, чтобы сберечь столько септимов, сколько будет возможно.
— Приходи завтра, может, чего-нибудь да перепадет, — слова сами внезапно сами сорвались с губ и, кажется, вселили некую надежду в душу хвостатого бродяги. Он снова доверчиво завилял хвостом и лизнул мне ладонь мягким влажным языком,будто подбадривая. Я вздохнула и наконец решившись, вошла в здание лавки.
Аркадия встретила меня тепло: предоставила небольшую комнатку на верхнем этаже, из ее окна был виден задний двор её магазина, задний двор соседнего торговца и, если посмотреть налево, голова большой каменной птицы, что находилась уже в Ветреном районе. Оставив сумку с вещами и помыв руки, я спустилась вниз, где меня ждал скромный, но в какой-то степени праздничный ужин: вареный картофель, куриные жареные ноги (я не могла не обрадоваться: значит, и у моего четвероногого голодающего знакомого будет, что поесть!), хлеб, помидоры и стакан с приятно пахнущим отваром. После трапезы мы разговорились: она, естественно, стала расспрашивать обо мне. И я по привычке, что почти сформировалась, рассказала о своем периоде жизни на Солхстейме, о жизни в Храме решила не упоминать, боясь, что это произведет на моего работодателя не самое лучшее впечатление. Я бы так вообще сразу бы раздумала принимать к себе под крышу такую крысу, бегущую с корабля при каждом удобном случае.
Отпивая отвар из кружки, я вспомнила слова трактирщицы о том, что у Аркадии был помощник. Но если он был, то куда делся? Меня обуяло любопытство, и я, спеша удовлетворить его, спросила:
— Я слышала, что у Вас уже был подмастерье. Что с ним случилось?
Имперка на мгновение замерла, тяжело вздохнула. Я видела, как в ее глазах заблестела грусть непрошеными слезами, но она ответила, причем голосом уверенным — ни всхлипов и ничего такого, что промелькнуло в ее взгляде:
— Несколько дней назад ушел добровольцем в Легион. Я не стала отговаривать, в конце концов, я ему не мать, чтобы удерживать рядом с юбкой.
Но горечь была только во взгляде, а речь её была твердой. В этот момент я поняла: лучше сменить тему, незачем ворошить недавнее прошлое, раз оно доставляет моему работодателю столь неприятные ощущения, с такими людьми, все-таки, дружить надо. Или хотя бы пытаться.
— Так что же… входит в мои обязанности?
Аркадия изменилась прямо на глазах: грусть мгновенно улетучилась, и остался только деловой интерес.
— Ничего сложного: помогать по хозяйству, управлять лавкой, пока меня не будет дома, сварить несколько простеньких зелий, следить за порядком в припасах и вести их подсчет. В общем, подать-принести. Есть ещё множество разных дел, но с моей стороны было бы несправедливо, заставлять тебя заниматься всем, что мне необходимо. Но если бы я смогла справиться с этим всем сама, то не искала бы лишнюю пару рук. Кстати, у тебя как со счетом?
— Достаточно неплохо считаю. Грамоте тоже обучена. А что с зельями? Зачем мне их варить?
— Если вдруг меня долго не будет, а основные, часто покупаемые зелья кончились, тебе надо будет сварить новые. Я научу, — закончила она, по-доброму улыбнувшись, а потом молча поднялась и принялась убирать со стола.
Я, конечно, стала помогать, а так же попросила оставить кости от курицы. Она не возражала и оставила использованную тарелку с косточками на столе. Завтрашнего дня я решила не ждать: взяла тарелку и вышла на порог, ища взглядом пса. Тот, как оказалось, стоял недалеко от порога и куда-то смотрел. Я посвистела, привлекая его внимание. Он подбежал и, завидев тарелку с костями, радостно гавкнул, бешено завиляв хвостом. Я подняла тарелку, когда животное разделалось со своим внезапным ужином, и погладила его. Я не знаю, что именно двигало мною тогда, но внезапная и острая потребность в заботе об этой жутко некрасивой дворняге была непреодолима. Может быть от того, что мы похожи в своей бездомности, а, может, на меня произвёл впечатление понимающий и искренний взгляд светло-карих, как у меня, глаз…
Готовясь ко сну, я вознесла молитву Маре, оказавшейся такой доброй ко мне: дала шанс, привела к понимающему и добродушному человеку. Судьба мне действительно благоволила… Посмотрев несколько секунд в потолок, я почему-то мысленно пожелала спокойной ночи Динии, и на сердце сразу стало горько. И стыдно.
***
Марамал шумно вздохнул и ещё раз перечитал письмо, написанное неаккуратным почерком, и положил на стол, где лежал сверток с робой служителя Мары, амулетом и мешочком, в котором было ровно сто золотых. Редгард чувствовал, как бушуют в душе негодование и даже злость. Появилось желание швырнуть бумагу и одежду в огонь, однако мужчина сдержал себя.
— Что-то случилось? — Диния проникла в комнату тихо, будто лунный луч, и приобняла сидящего за столом священника Мары.
— Каждый день что-то случается. — Философски ответил мужчина и огладил пальцами маленькую серую ладонь, переворачивая письмо текстом вниз. Однако он сделал это не вовремя: данмерка успела зацепить взглядом несколько строк.
— Лара?.. С ней что-то случилось?
— Она сбежала. — Коротко ответил Марамал, не тратя время на длинные вступления или уклонения от ответа: все равно бы Диния узнала. Пусть лучше это произойдет сейчас, пока её живот не вырос ещё больше.
— Но… почему?
— А разве важно? Она пишет, что не вернется. Пусть Мара направит ее ноги и разум по правильному пути. — Редгард поднялся и все-таки кинул письмо в огонь; оно мгновенно вспыхнуло и сгорело, оставив после себя только негодование и обречённое смирение в сердце священника, а также печаль и досаду в душе служительницы богини.
Она искренне старалась понять: в чём дело? Для неё не было секретом, что Рифтен угнетал бретонскую сироту, но почему она решилась на подобный поступок? Почему не объяснилась и не попросила отпустить её, зачем пошла на подобное мошенничество? Диния грустно вздохнула и постаралась не думать обо всём этом, дабы окончательно не разочаровываться в молодой жрице: немного грустной, немного смешливой, а иногда — очень искренней женщине, которую она не стеснялась называть подругой и за которую молилась от всего сердца.
— Лучше иди ложиться, Диния. Тебе нужно спать за двоих. — Марамал ласково взял данмерку за руку и повел в её комнату.
