Байки девочки на побегушках

      Проснулась я довольно рано и, как и обещала, прямо с утра приступила к своим обязанностям. Поправляя на ходу платье, я спустилась в маленькую столовую, где меня ждал нехитрый завтрак: обычная каша, ломоть белого хлеба и вчерашний ароматный отвар.       С кашей я расправилась быстро, а над отваром как-то застыла, размышляя о недавних и не очень событиях, и чувствах, связанными с ними и не дававшими мне покоя. Утро, к сожалению, не принесло мне ожидаемого облегчения и не избавило от укоров совести. Тяжело было на душе, будто облезлые кошки скребли когтями пенопласт или стекло. Непривычное было чувство. В таком настроении я никогда ещё не просыпалась. Всё, что было раньше: головная боль, нежелание идти на учебу, а позже и на работу, страх и паника от ночных кошмаров, острая неудовлетворенность своей жизнью - всё это оказалось не настолько тяжким по сравнению с тем чувством вины, что не оставляло мне с того самого дня, как я покинула Воронью скалу, и стало сильнее, когда я уехала из Рифтена, запрыгнув в повозку Варнхока.       Но пора уже было закончить и затянувшийся завтрак. Я резко поднялась и стала собирать посуду со стола. И только после того, как поставила последнюю чистую тарелку сушиться, я вышла в просторную прихожую, служившую торговым залом.       «Работа здесь может помочь мне избавиться от всего этого», - прилетела вдруг здравая мысль, когда я подходила к Аркадии.       Хозяйка уже стояла у прилавка и сверялась с каким-то списком, пересчитывая разноцветные бутылочки, аккуратно расставленные на полке. Их было очень много, и занимали почти всю стойку. Я подошла ближе и принялась разглядывать их с давно забытым детским любопытством: стеклянные сосуды были довольно большими, и у каждого к горлышку была привязана бирка, с указанием предназначения снадобья, написанным чётким и мелким почерком:«Зелье для затягивания ран», «Эликсир для придания сил», «Снадобье рыцаря» и так далее…        - О, доброе утро, Лара! — сказала Аркадия, оторвавшись от подсчета. — У меня есть для тебя задание, почти ответственное. Сложи эти зелья в мешок, - кивнула она на светло-бежевую торбу с разнообразными карманами и ремешками,  - и отнеси их в Йоррваскр. Заходить туда можешь смело, в такое время там уже мало кто спит. Передай зелья кому-нибудь, кто окажется в зале, и забери плату.        - Что это? Где это? — только и смогла я промямлить в ответ.        В мыслях уже строились самые жуткие предположения, что место с таким вот названием, уже точно не может быть хорошим (страшнее, наверное, только тот самый вулкан в Исландии*), к тому же и люди там в такое время не спят. Хотя, последнее - это так, неловкая попытка пошутить: за год с небольшим я поняла, что здесь всегда и почти все встают рано. Все-таки, кто рано встает, тому и Бог подает. И зовут его, кажется, Зенитар. Я всё ещё плохо разбираюсь в местных божествах, и часто путаю их имена и «должности», которые мне трудно запомнить. Хотя, имя Джулианоса (кажется это бог мудрости), звучит совсем по-человечески. Может, потому и запомнила. Ну, и Мара, конечно, не в счёт. Служить ей почти два месяца и не запомнить, как её зовут и за что почитают - это уже слишком. К тому же, и имя у этой богини тоже вполне «земное».        - В Ветряном районе, - улыбнулась Аркадия. — Как поднимешься по лестнице и выйдешь к Златолисту (большому дереву), сверни направо, к дому с причудливой крышей. Там всегда шумно, поэтому, думаю, ты не ошибешься. И стучаться не нужно — они никогда не открывают. Просто открывай и заходи.       — А кто это «они»?       — Соратники. Наёмные воины, которые берутся за любую работу. — На последнем слове Аркадия насмешливо хмыкнула, будто говорила о чём-то забавном. И чего смешного может быть в наёмниках? Серьезные же люди: и защищают, и убивают по воле нанимателя.       Аккуратно упаковав зелья в торбу, я перекинула лямку через плечо и направилась к выходу.        - Ты только не пугайся особо! — весело крикнула мне Аркадия напоследок.       Улица встретила меня утренней прохладой и шумом на рынке. Торговцы открывали прилавки и выкладывали товар: босмер подвешивал свежее мясо; старуха-нордка выкладывала ювелирные изделия, то и дело нахваливая их себе под нос, будто репетируя речь перед началом торговли; молодая бретонская чета устанавливала корзину с яйцами и деревянные клетки с кудахтающими курами, а старый игрушечник протирал свои глиняные свистульки в виде птичек… И это только самое малое, что я смогла заметить: рынок в Вайтране просто огромный! Проходя мимо прилавков с разной всячиной и попутно разглядывая товары, я почувствовала, как в бедро мне что-то ткнулось и засопело, а потом уже увидела, как выбежал на дорогу вчерашний тузик, размашисто виляя облезлым хвостом. Он радостно смотрел на меня, вытянувшись вперёд и припав на передние лапы. Улыбнувшись, почесала его за ушком, тот гавкнул и лизнул мне ладонь.        - Хочешь проводить? - улыбнулась я и почесала его за ушком.       Тот гавкнул в ответ и лизнул мне ладонь. Хороший ответ. Я снова приласкала пса и пошла дальше, а тузик поплёлся за мной.       Найти Йоррваскр, как оказалось, было действительно нетрудно: право от лево и обычные крыши от крыш, что похожи на перевернутые ладьи, различаю я прекрасно. Я трусливая, а не слепая. Подойдя к двери чудного здания, я остановилась и прислушалась: за нею было шумно, кто-то что-то (или кого-то?) бил, кто-то кричал, ясно слышался звон посуды (а может, и мечей). Сначала я всё-таки постучалась, но никто, конечно, не открыл, и даже не поинтересовался, кто там стучится или не послал ко всем чертям. Точнее, к непонятным существам с каким-то зверским названием, созвучным со словом «едрить». Поколотила в дверь ещё раз: никакой реакции. Пёс не лаял, уселся подле меня и сложил уши домиком, невнятно поскуливая. На меня уже начали коситься стражники и прохожие, идущие куда-то по своим делам. Только жрец, стоящий возле статуи Талоса, самозабвенно вещал что-то богоугодное и обличающее, но на его пламенную речь никто не обращал внимания. Видимо, привыкли.       «И стучаться не нужно - они никогда не открывают. Просто открывай и заходи», - вспомнилось мне напутствие Аркадии. Я вздохнула, решительно потянула дверь на себя и вошла в полутемное помещение. Внутреннее убранство зала соответствовало звукам, которые я слышала, стоя на улице: в центре полыхал огромный очаг, вокруг которого буквой «П» стояли столы с яствами. Точнее, яства уже по большей части украшали шкуры, которыми хозяева зала устлали каменный пол. Чуть далее от столов, расположились воины. Они стояли кругом, громко смеялись и выкрикивали что-то воинственное, размахивая руками и раплёскивая из кружек не то пиво, не то эль. Присмотревшись, я увидела, что наёмники оцепили небольшое пространство, внутри которого боролись нордка и данмер. Драка, судя по всему, была не на жизнь, а насмерть: оба молотили кулаками бока поединщика, били в челюсть точным апперкотом, не забывали и про подсечки, то и дело заваливая соперника на лопатки.       Я подошла ближе, однако зрители не обращали на меня никакого внимания, а отвлекать кого-то я не решилась, опасаясь поймать нечаянный удар пудовым кулаком за не вовремя заданный вопрос. В общем, я понимала, что этим соратниками сейчас не до меня, и терпеливо ждала, отойдя подальше от болельщиков, не менее свирепых, чем бьющиеся в кругу нордка и данмер. Прижав к себе сумку со склянками Аркадии, я отошла к резной деревянной колонне, подпирающей крышу, оттуда даже лучше было видно, кто кого лупит.       Через некоторое время определился победитель: нордка всё-таки уложила данмера на лопатки и победоносно зарычала, а зал наполнился гулом, одни одобряюще свистели и кричали, требуя свои деньги, а другие невесело мычали и тянулись к своим кошелям. Посмотрев по сторонам, я начала приглядываться к наёмникам, пытаясь определить, к кому лучше будет подойти и отдать зелья. Но все они были, хотя и разными внешне, но одинаково грозными, и почему-то никто не внушал мне доверия. Но я продолжала искать потенциального получателя посылки, и беззастенчиво разглядывала воинов, а о словах Аркадии, что зелья можно вручить кому-угодно, я даже не вспомнила.       Сначала мой выбор пал на огромного темноволосого норда с добродушным лицом, потом на другого, что стоял рядом с ним, и был очень похож на него, но не улыбался, а хмурился. Следующим кандидатом был поверженный данмер, растирающий плечи. Однако подойти не решилась: он стоял посреди не остывшей от боевого азарта толпы болельщиков. В общем, я бы и дальше продолжала рассматривать наёмников, пытаясь выбрать подходящие руки для пузырьков с зельями, но из раздумий меня вывел чей-то скрипучий голос:        - Щуплых малявок не принимаем. И кого попало - тоже.       Я оглянулась: оказалось, что слова принадлежали норду с лысым черепом и бельмом на глазу, и что обращался он именно ко мне. Это я поняла по его самодовольной ухмылке и прямому взгляду. Вид у него был такой, будто сейчас он выдал самую смачную остроту за всю свою жизнь. Впрочем, может так оно было, но до мужиков из Айварстеда он определённо не дотягивал. И я шагнула к нему, поняв, что выбор окончен.       - Я от Аркадии, она просила передать,- твёрдо ответила я, протянув сумку ему зельями, — А так же за оплатой.       Мужчина принял посылку и понимающе кивнул:       - Хорошо. Иди за мной.       Мы пересекли зал, обходя расходящихся по своим делам наёмников, и стали спускаться по лестнице в подземные помещения. Коридор там был не очень длинный, но имел ответвления. Нижние этажи, как и ожидалось, были не менее просторны и внушительны, чем пиршественный зал, а каменные своды над головой казались очень надёжными. Шли мы молча: мой провожатый ничего не говорил, лишь изредка поправлял сумку с зельями, а я тоже не стремилась завести беседу. Наконец мы очутились в полутёмной комнате, освещаемой только свечами. Поставив сумку на стол, одноглазый воин обогнул его, а потом наклонился и выудил из какого-то ящика мешочек с деньгами.        - Там ровно двести тридцать четыре септима, - равнодушно произнёс он. — Можешь пересчитать.        - Думаю, что не стоит, - ответила я. - Я верю вам на слово.       Норд ухмыльнулся и довольно кивнул, отпуская восвояси. Задерживаться я не стала, коротко попрощалась и вышла из комнаты. В пиршественном зале к тому времени было пусто, только знакомая нордка в темно-жёлтом платье убирала с пола снедь и посуду. Старая женщина ворчала, конечно, но как-то обреченно и без злобы. Я её понимала: наёмники действительно поступили по-свински: устроили беспорядок и ушли. Как говорится, накурили, насорили, задницу на доске нарисовали… Пока глазела по сторонам, нечаянно наступила на большое блюдо, бодро звякнувшее под ногами. Я подняла его и поставила на стол.        - А чего это ты тут шляешься? — тут же окликнула меня нордка. — Таких щуплых и мелких в Соратники не берут. Только в служанки.        - Да больно надо, - фыркнула я. — Мне ещё жить не надоело. Старая женщина только вздохнула в ответ, собирая в миску рассыпавшиеся яблоки. Поставив добычу на стол, старуха заозиралась по сторонам, выбирая следующую пропавшую еду. А её было много. - Часто за ними, наверное, убирать, да? — поинтересовалась я. Не потому что сильно сочувствовала, а скорее из вежливости. К тому же эта нордка была коллегой по цеху. Да и дедушка тоже постарался: приучал нас с братом почтительно относиться к пожилым людям. Ну, или хотя бы сохранять видимость этого уважения, если попался кто-то совсем уж неприятный. В общем, научил нас говорить негромко и вежливо, не скрипеть зубами в ответ на ворчание и, если нужно, переводить стариков через дорогу, забрав у них тяжёлые сумки (если отдадут, конечно).        - А ты как думаешь? — нахмурилась нордка и медленно разогнулась, поднимая поднос, нагруженный мясом на косточке, ломтями хлеба и полупустой бутылкой вина. Вглядевшись в её лицо, я не увидела требовательного выражения, какое часто бывает у женщин в возрасте: она даже не собиралась просить меня о помощи или задавать сакральный вопрос: «Может, поможешь женщине в летах?». Нет, старуха уже не обращала на меня внимание и с тихим ворчанием сосредоточенно наводила порядок в зале.       Я пожала плечами, положила сумку с деньгами на лавку и залезла под стол, чуть не вляпавшись в лужицу эля. Внизу обнаружились заблудившиеся яблоки, и я положила их в миску к остальным. Нордка, сосредоточенная на уборке, не отреагировала. Поняв, что внизу ещё много всякой снеди, я снова нырнула под стол и, ползая по шкурам, стала доставать оттуда всё, что попадалось на глаза. В общем, удалось освободить старушку от нежелательных для людей её возраста наклонов. Да, не скрою, я искренне ей сочувствовала. В моей памяти по сей день живы воспоминания о работе в трактире, и спина моя ещё не забыла, как мне приходилось подолгу сидеть на коленях и оттирать с пола въевшиеся пятна какой-то дряни. Руки тоже помнили эту работу: сколько было сломано ногтей в неравной борьбе с шершавыми столами, а огрубевшая на ладонях кожа до сих пор хранила память о холодной воде, в которой приходилось мыть посуду.       Подняв с пола последний брошенный предмет (это был пустой погнувшийся кувшин), я встала и отряхнула колени. Бабуся к этому времени уже отнесла куда-то большую часть посуды и еды. Забрав свою сумку с деньгами, я уже собралась уходить, но старая служанка соратников окликнула меня:       — Спасибо тебе, бретонка! — сказала она. Интонация её была сдержанной, но говорила она искренне. В ответ я только улыбнулась и кивнула. Гордой себя не считала, в конце концов, дед действительно хорошо постарался с воспитанием, и я воспринимала подобные вещи, как нечто должное, и награды, разумеется, не ждала.        - Не хочешь взять плату от Тильмы Усталой? - слегка удивлённо спросила нордка.        - Нет, что вы! Свою плату я уже получила, а это так - пустяки.       Старушка подошла ближе, внимательно и настороженно разглядывая меня блекло-серыми глазами и твёрдо произнесла:        - Так не пойдет. Тебя никто не просил о помощи, и ты могла пройти мимо, но не прошла. Теперь я у тебя в долгу, поэтому верну его так быстро, как смогу. Но не деньгами, уж извини. Однако здесь много пищи, которую можно есть и есть. Аппетит у соратников - будь здоров, едят они много, и редко что оставляют. Но не обеднеют наши воины, если отдам тебе пару яблок или кусок хорошего мяса.       Сначала я хотела отказаться: всё-таки не в таком бедственном положении, чтобы работать за еду. Тем более что такая помощь не нуждалась, по моему мнению, в оплате. Однако вскоре я переменила решение: взгляд поймал кусок мяса на косточке, и перед глазами сразу возникла дворняга с надкусанным ухом. Я и указала на него и ещё на пару красных яблок. Тильма степенно кивнула, подала мне всю эту снедь, и мы распрощались.       Пёс терпеливо ждал меня на улице: сидел и смотрел то на дерево с засохшими листьями, то на дверь. Увидев меня, он радостно залаял и завилял хвостом, а заметив в моих руках аппетитную косточку, встал на задние лапы. Псина оказалась огромной, выше меня ростом, и выглядела бы даже грозно, если бы не была настолько худой. От неожиданности я вздрогнула, но быстро взяла себя в руки и вручила псу его обед. А мне из подарков от Тильмы полагались только яблоки: я достала одно из кармана и принялась есть прямо на ходу. Собака же, несмотря на голод, подхватила свою кость и пошла за мной. Яблоко было сочным, но его аппетитный хруст не помешал мне услышать жалобный детский голосок:       — Тётенька, не найдется монетки?..       Я развернулась, опустила глаза и увидела маленькую нордскую девочку в залатанном платье, больше похожем на лохмотья. Тёмные круги под глазами резко оттеняли бледность её худого лица; давно немытые и коротко остриженные сальные волосы, были скорее всего, светлыми. Ей вообще не мешало бы хорошенько помыться и сменить одежду. Девочка протягивала ко мне узкую раскрытую ладошку, тоже не отличающуюся чистотой, и напомнила мне бедняков, которых я видела в Рифтене и Вороньей Скале.       Я невольно покачала головой: дети не должны заниматься попрошайничеством, ни в коем разе. Мне было трудно представить, что такого могло случиться с ребёнком, чтобы ему пришлось вот так стоять на площади и просить милостыню. Где родители? Или хотя бы родственники! Почему никто не сподобился отправить ребенка в приют? На Солхстейме я сирот не видела. Да и откуда им там взяться? Поселение маленькое, все друг друга знают, и об осиротевшем ребёнке кто-нибудь да позаботился. В Рифтене сироты, конечно, были. Однако у них было два пути: либо в приют, либо к ворам в подельники. Было неплохо, если ребёнка определяли Благородный сиротский приют, который с недавних пор действительно стал работать так, как следует. Мне доводилось слышать, что прежнюю его владелицу кто-то убил, засадив топор прямо в темя. Как иронично-то, а?! Но не все туда попадали, и этим маленьким бродягам ничего не оставалось, как сбиваться в небольшие ватаги и под руководством взрослых воров заниматься грабежами. Подробностей я не знала, да и не желала их знать, по правде говоря. Мне становится не по себе от мыслей, что где-нибудь в подворотне меня подкараулит такая стайка воришек и, в лучшем случае, поколотит камнями, да одежду порвет, стараясь добраться до кошелька.        - Извини, девочка, но нет, монетки не найдется.        - Да как же так? Я же слышала, как звенит ваша сумка! — на её лице отразилась наивысшая степень удивления и даже какого-то возмущения.       Вот это поворот! Ну и нищие в Вайтране! Я вздохнула повторила ответ, добавив к голосу строгости:        - Я же сказала: нету раздавать.       Вопреки ожиданиям, что маленькая нищенка разозлится и снова начнёт требовать денег, я увидела, как в её голодных глазах заблестели слёзы.       - Пожалуйста...- произнесла она дрожащими губами. — Я кушать хочу.       И тут природная Доброта начала давить на меня со всей возможной силой:«Аркадия ведь не обеднеет! А ребёнок поест!» — ласково говорил внутренний голос. И я чуть было не согласилась с ним. Однако мне удалось устоять с помощью простого аргумента: деньги-то не мои. Хоть одна монетка, хоть сто. Не мои, и всё тут. Не могу я ими распорядиться, как бы жалость не давила. Я снова вздохнула и достала из кармана второй подарок от Тильмы.        - Это всё, что я могу тебе отдать, - сказала я уже мягче, протягивая девочке яблоко.       Она без возражений приняла плод, тут же откусила румяный бочок, и громко зачавкала.       - А почему ты попрошайничаешь? Где твои родители? - поинтересовалась я.       - Умерли, - не переставая жевать ответила беспризорница. - Теперь на нашей ферме живет моя тётка. Она меня выгнала. А просить деньги меня научил Бренуин. Он сказал, что мне монетки будут давать охотнее, потому что я маленькая. Я иногда отдаю ему деньги, и тогда он идёт в таверну.       - А где ты живёшь?       - На улице. Если холодно, иду к кузнице, там всегда жарко. Раньше тётка разрешала мне спать в хлеву и давала старый мамин пуховый платок. Он очень-очень теплый. Как мама.       - Почему тётя выгнала тебя?       — Я сказала ей, что она меня не любит. А она разозлилась и сказала, что я злая девочка, и что мне нужно пожить на улице. Чтобы я поняла, что она на самом деле заботится обо мне и хочет воспитать во мне стойкость. Но это не правда! Она не любит меня! Она и маму ненавидела.       Девочка говорила спокойно, а доев яблоко, даже с толикой довольства. Около сердца сильно кольнуло: я вспомнила своё детство. Его можно было назвать счастливым: игры со сверстниками и братом, сказки в красивых книжках, посиделки у дедушки на коленях и его рассказы, игрушки и сладости, ёлочка на Новый год и запах марокканских мандаринов - всё это было неотъемлемой частью моей детской жизни. Тогда мне и в голову не могло прийти, что можно жить так, как эта девчушка: просить милостыню на улице, ночевать в хлеву, радуясь старому дырявому платку и яблоку, полученному из чужих рук.       - С тобой кто-нибудь ещё говорил об этом?       - Не-а. Взрослые и стражники дают иногда денег. Но обычно они все меня не замечают. Со мной иногда играет Мила. Она хорошая: иногда делится хлебом, который продает её мама. Есть еще Ларс, он тоже очень хороший. Один раз он поделился со мной сладким рулетом! Но ему запрещают играть со мной.       Она улыбнулась, и глаза её счастливо заблестели: был кто-то в этом мире, кто к ней неравнодушен. Девочка всё говорила и говорила, найдя во мне терпеливого и внимательного слушателя. А я думала о том, как это всё грустно и ужасно. Но что толку-то думать?! Одними думами нельзя было разрешить проблемы ребёнка. Как и много чего на этом свете.       - Почему бы тебе не попросить у тёти прощения? - спросила я (неожиданно для самой себя).       Девчонка на мгновение нахмурилась и ответила:       - Это она говорит неправду. Почему я должна просить прощения из-за того, что сказала правду?       Я не ответила. Просто не не знала, что сказать.       Вспомнив о времени, я наскоро распрощалась с ребёнком и быстро побежала до «Котелка Аркадии»; бездомный тузик (в это время стоявший подле меня, словно слушая наш диалог), подхватил свою кость и помчался за мной. Мы неслись наперегонки, и он постоянно подпрыгивал, стараясь обогнать меня. Спустившись по лестнице, мы продолжили бег через рынок, чуть не сбив с ног стражников и разогнав стайку ребятишек. Вслед нам летели окрики и недовольное ворчание старух, но больше всех возмущался игрушечник: пёс едва не свалил его прилавок.       Я почти ворвалась в лавку, колокольчик звякнул вместе с хлопком закрывшейся за мной двери. Аркадия, как обычно, стояла за стойкой, а напротив я увидела Бервальда: норд наклонился к ней и что-то говорил, а хозяйка молчала и многозначительно кивала в ответ. Увлеченные своей беседой, они не обратили на меня внимания, а мне стало жутко любопытно, и я замерла на месте, стараясь не шуметь. И услышала нечто интересное:       - Я ведь могу надеяться на твою лояльность к Империи и в первую очередь к Балгруфу? — тихо спросил тан.       - Конечно, Бервальд! Ты можешь рассчитывать на мою помощь!       - Тогда слушай внимательно: когда всё начнется, будь готова разгребать тела и искать раненых. Твою лавку придётся сделать временным лазаретом, наш не вместит много людей. Ещё нам понадобится твой сад: там можно разместить засадный отряд.       - Ты сейчас считаешь живых, а на войне их становится меньше. Но я, конечно, буду готова. И сад, разумеется, можете использовать. Зелий постараюсь сварить столько, сколько успею.       - Тогда договорились, - коротко сказал Бервальд.       В завершение разговора они молча кивнули друг другу, а потом Аркадия как-то очень лично, и даже нежно, провела ладонью по его руке. Норд был более сдержан и не ответил на на этот жест. Развернувшись, он прошёл мимо меня к выходу и даже не поздоровался. Тоже мне - тан Вайтрана! Но я, конечно, не стала ничего говорить о его воспитании и манерах, просто положила деньги на прилавок и всё. Аркадия улыбнулась, забрала сумку и сказала, что мне нужно спуститься в подвал, чтобы подсчитать все хранящиеся там ингредиенты.       К вечеру у меня скопилось достаточно много вопросов, на которые мне бы хотелось получить ответы. За ужином я стала расспрашивать хозяйку буквально обо всем: и о девочке-беспризорнице, и о тане, и о том, что должно произойти. Выглядела Аркадия уставшей и отвечала кратко.       О девочке я узнала немало: оказалось, что зовут её Люсия, и её действительно мало кто замечает, изредка кидая ей под ноги монеты. Как обычному нищему, а не несчастному ребенку, чьих родственников и врагу пожелать тяжело. На улице девочка оказалась всего месяц назад. Про тётку Люсии Аркадия почти ничего не знала, сказала, что почти не бывает в Ветряном районе города, да и дети-беспризорники в нынешнее неспокойное время - не редкость: чьи-то родители не вернулись с войны, кого-то действительно выгнали родственники, а иных выгнали из дома власть имущие. Аркадия говорила об этом с философским спокойствием, не добавляя своим репликам драматичности или жалостливых причитаний, как это делают в моём мире, никого по сути не жалея. Да, Аркадию не волновала судьба маленькой Люсии, но в тот момент я не осуждала её, даже наоборот, зауважала ещё больше за искренность. Её равнодушие и прямота выглядели куда лучше наигранной сердобольности. Когда я спросила, не хочет ли она удочерить девочку, Аркадия покачала головой и сказала:       - Я бы, может, и с радостью, да только не нужны мне тяжбы с её теткой, а они точно будут . Возможно, что Люсия - девочка толковая, да не моя и при живых родственниках. В Сиродиле мне доводилась видеть, как подобные матроны сначала выставляют детей на порог, а потом устраивают скандалы с усыновителями, пожалевшими их детей, и обвиняют их в похищении и других, ещё менее пристойных вещах.       - А потом они требуют денег за молчание, угрожая судом?       - Да. Именно так.       Я вновь не удивилась: это было знакомо и вполне ожидаемо. Кому же хочется разборок в суде, особенно если суд обычно выступает на стороне вот такой родственницы? А ребёнка тоже ведь нетрудно запугать и заставить говорить именно то, чего хочет истец. Вполне стандартная схема, отлично работающая, но только в больших городах. В маленьких-то все всех знают и номер с шантажом не пройдёт.       Когда я спросила о высокопоставленном посетителе, Аркадия сказала, что ей поступил «госзаказ» на огромное количество зелий (впрочем, я это и так поняла из их разговора), что скоро здесь начнется бойня, и нам нужно быть готовыми ко всему. А для меня это означало ещё, что предстоит очень тяжелая работа, и что теперь мне придется не только учиться варить зелья, но и помогать раненым. Гражданская война долго обходила стороной и меня, и Вайтран, а теперь подошла к самым стенам столицы владения ярла Балгруфа.

***

      Прошло около двух недель. Я, конечно, много помогала Аркадии: была курьером и ходила до ближайших деревень; считала ингредиенты и составляла списки о необходимых покупках; помогала вести подсчёты прибыли, усердно считая каждый септим; а также я попутно осваивала азы зельеварения. Этим мы занимались уже по вечерам, когда лавка закрывалась, и, как правило, до ужина.       Я старательно запоминала рецепты простых зелий исцеления, заучивала перед сном наизусть, чтобы потом самой их приготовить. За две недели я научилась варить два несложных, но важных зелья: слабое зелье исцеления болезней и слабое зелье восстановления, помогающее затягиваться лёгким ранам и хоть немного остановить кровотечение. Я старательно закрепляла этот навык, а варить что-то без надзора Аркадии не решалась: боялась перепортить ингредиенты, а их теперь сложно было добыть. Да и денег они тоже стоили, не всё Аркадия могла выращивать в своём садике. А торговцы, как оказалось, тут же воспользовались военным положением в провинции: цены взлетели практически на всё, а на алхимические ингредиенты в первую очередь.       В целом, моя работа, хоть и была довольно утомительной, но не давала мне времени, чтобы предаваться унынию и самобичеванию из-за прошлого. Все переживания уступили своё место страху перед грядущей войной, что уже шла по землям владения Вайтран.       Так же, дорогой читатель, позволь сказать мне пару слов о моём новом четвероногом друге, что на протяжении всех тех двух недель неустанно следовал за мной, куда бы я ни пошла: будь то поход на рынок за продуктами или работа курьера. За это время мы успели лучше познакомиться и стали настоящими друзьями.       Я назвала его Бангой. Свою кличку пёс запомнил очень быстро и радостно отзывался на неё низким лаем. Свободное время я часто проводила в его обществе, делилась с ним своей едой, впечатлениями и мыслями. Банга слушал внимательно и смотрел на меня умными добрыми глазами, не отрываясь. Мне даже казалось иногда, что он меня понимает. Но он, конечно, не мог понять, как я скучаю по дому, как хочу вернуться туда, в свою привычную и, может быть, серую жизнь среди машин и высоких технологий. Не знал пёс и значения многих слов на чужом языке, но слушал, ластился, а иногда сочувствующе скулил, виляя хвостом. Но мне было этого достаточно.       Аркадия спокойно отнеслась к появлению собаки, даже дружелюбно. Она тоже делилась с ним объедками с барского стола, а иногда отдавала ему солидные куски мяса или ливера, если, например, готовила печень на ужин. Банга её уважал, но сам за ней не ходил, однако позволял почесать себе живот и лаял, когда видел её на пороге дома.       Однажды Аркадия предложила пса отмыть, ведь негоже хозяйской животине ходить в таком жалком виде. Я с радостью согласилась. Сначала пёс немного сопротивлялся, не желая залезать в бадью, но потом смирился, стиснул челюсти, прижал уши и мужественно терпел санитарную процедуру. Не лаял, но невольно скулил, когда Аркадия задевала больные места. Я даже опасалась, что крупный Банга бросится на неё. Однако этого не произошло, пёс позволил себя и намылить, и облить тёплой водой. А хозяйка, поняв, что собака не вполне здорова, пошла в лавку за какими-то снадобьями. И пока она ходила, Банга даже с места не сдвинулся, хотя и смотрел на меня очень жалобно. В утешение я почесала его за ухом и сказала:       -Ничего, брат, от этого ещё никто не умер.       Пёс что-то пискнул в ответ и потряс головой, словно не верил моим словам.       Принеся склянки с зельем и ещё какую-то мазь, Аркадия торжественно вручила их мне, а сама, взяв тряпицу и смочив её темно-синей жидкостью, начала обрабатывать струпья и раны. Банга снова жалостливо скулил, даже подвизгивал, поджимая хвост, но с места не сдвинулся. Всё-таки понимал, что его сейчас лечат.       Помывка собаки оказалась долгой, и закончили мы её с наступлением темноты. Поужинав, я с законной долей своего друга вышла на улицу и свистом позвала его. Он прибежал, и в сумерках я его с трудом узнала: оказалось, что шерсть его была белой, а пятна на ней — рыжими, это касалось и надкусанного уха: его край был окаймлён шерстью тёмно-оранжевого окраса.       Пока Банга ел, я отметила, что рёбра у него стали меньше выпирать. Возможно, благодаря тому, что его вечно сальная и спутавшаяся шерсть была теперь чистой и пушистой. Однако вид собаки ещё сложно было назвать красивым: на боках симпатичная шкурка оставалась облезлой там, где когда-то вырвали целые клоки. Но это всё временное: шерсть отрастёт, бока накушаются. Забрав тарелку, я почесала Бангу за ухом. Пёс снова лизнул мне ладонь и, протяжно зевнув, улёгся подле порога, опустив массивную голову на худые (пока что) лапы.