Любимый псих

      И Артур уснул. Снились ему исключительного сорта кошмары, ибо спал он неспокойно. Сны были срисованы точно с картин Сальвадора Дали: кое-где часы, кое-где страшные и порою до заикания пугающие морды, которые не придумаешь даже если имеешь слишком хорошую фантазию. Итак, Артур во сне видел прошлое. Тысяча недомолвок в семейном кругу, собственная нелепость в глазах окружающих. А в конце ему снился Иван Брагинский. Такой странный, и во сне ничего не говорил, лишь пристально смотрел вперёд. Потом словно бы разбилось зеркало, послышался треск. Зеркало, в котором Артур видел самого себя, — со злобной ухмылкой на лице, сверкающими изумрудными глазами и руками, окрашенными в кроваво-красный…

***

      А затем он проснулся. В холодном поту, сжимая своё горло пальцами. Изо рта невольно раздался сдавленный хрип.       «Сам виноват», — решил Кёркленд, успокоившись, конечно же не сразу. И решил, что уйдёт из больницы, чтобы не отравлять жизнь всем, в ней находящихся. А куда потом? К Скотту? Нет. Здесь ведь, недалеко, была трасса. Вот броситься бы под машину, и…       «Ну, а смысл жить, когда нет желания?! К чёрту. К чёрту. Страшно? К чёрту.» — Что я не так сделал, что он ушёл? — вопрошает сам себя он, упираясь лбом о мягкую дверь, служащая преградой к свободе. Раздумывая о несправедливости этой жизни, ещё раз, но не столь сильно «соприкоснулся» лбом о мягкую дверь, и на удивление, она оказалась открыта. Неужто одна из медсестёр просто забыла закрыть её?       С толикой яростной радости Артур увидел, что на часах полчетвёртого утра. В белой больничной рубашке и опухшими от невольных слёз глазами, усталое приведение двинулось, куда глаза глядят, не разбирая пути и нисколько не переживая о том, что может остаться замеченным.       Артур, словно сто лет знает это здание, знал, что дежурных нет, а значит, побегу быть. Тихо спускаясь по лестнице вниз, тут же взглядом улавливает что-то вроде подвала на первом этаже. Да это же чёрный выход! Не мешкая, бритт даже не оглянулся и помчался стремглав из проклятущей псих-больницы прочь. Путь ему освещала большая круглая луна, своего рода служа фонарём. И не смотря на то, что на улице был март, Артур не ощутил холодной колкости в босых ногах, убегая по таявшему снегу, которого было не так уж много. Ветра не было совершенно, зато веяло холодом, и любой бы на месте Кёркленда озяб, и скорее бы уже заболел, однако душевно больные люди не просто люди, в какой-то мере им повезло больше, чем остальным смертным.       На пути попался небольшой перелесок, и тогда, стремясь убежать как можно дальше, Артур только сейчас в мыслях представил себя под утро где-то потерянным, замёрзшим, и скорее всего полуживым, хотя как знать, бритты сам по себе живучие, и этот не исключение. Далее картины в его сообразительную голову приходили и вовсе пугающими.       Кёркленд понял, что возможно, нужно было сначала думать, а потом делать. На полпути он осознал, как больно босиком бежать по тропе с непривычки, и ветви секли по оголённой коже не хуже плетей, да и нервы напряжены до предела. Он только хотел свернуть, как выбежал на трассу, и тут же по неосторожности поскальзывается на льду. Резкий свет будто сбивает с ног. Кажется, это был шум машины? Или тени, которых он так боялся, ожили и возникли из его фантазий?       Земля перевернулась с ног на голову, ноги обдало холодом, и англичанин, сам того не осознавая, позволил мозгу полностью отключиться. Тогда инициативу перенял чистый страх.       Водителю машины не повезло больше, ведь это он не заметил человека, он не притормозил, это он сбил своего пациента.       Иван из аэропорта ехал в своей машине по направлению к больнице, и так как не был там добрых почти три дня, а заместитель главврача должен знать, что происходит в здании, за которое был ответственен, он, не заезжая домой, направился прямиком на работу.       Брагинский вылетел из машины, позабыв обо всём на свете. Перед его глазами предстало, казалось бездыханное, на оттаявшей дороге худощавое тело, лежащее к нему спиной. Иван не мог не догадаться, кого сбил. Быстро подбежав к сбитому, Иван пытался проверить, жив ли его пациент, но британец дышал, а это значит, что не так уж всё и плохо. — Какого чёрта тебе не сиделось в больнице, отмороженный ты мой? — без тени гнева проговорил русский, подбирая Артура с трассы, и заботливо укладывает его на заднее сидение своего авто.       Мысли англичанина походили на кисель, медленно сползающий со стенок черепной коробки. Сначала он испугался, потом ощутил резкую боль и помутнение, однако из-за до нельзя знакомого голоса, еле передвигаясь, инстинктивно обнял врача за шею.       «Меня сбила машина. А он-то как?.. Где?..» — первая мысль была в голове бритта.       Пока всё так нещадно гудело и саднило, он не мог толком вникнуть в происходящее, однако среди обрывочных мыслей громче всего отозвалось ощущение безопасности. Машина медленно и плавно тронулась. Артур пересилил себя и прохрипел: — А я, м-может, т-тебя искал…       После этого он неожиданно для себя отключился. Недосып и сильные ушибы сделали своё дело без предупреждения, что не мудрено.       И если бы тогда Артур не отключился, он мог услышать целую лекцию о том, как не хорошо сбегать с места, где тебе помогут. Однако Кёркленду ничто помочь уже не сможет, а лекарство от его панических атак и прочих закидонов будет никто иной, как его лечащий врач.       Уложив своего пациента обратно на койку всё в той же палате, Иван начал разбираться с медсёстрами, которые по каким-то причинам не заперли дверь палаты Артура. Те только руками развели, мол, всё проверяли.