***
Он не стал скрывать правду от Алисы. Так было куда проще расспрашивать. Сестра знала о нём всё, пусть мать и считала, что её нужно «оградить от всего этого». По давнему убеждению Эрика, охранять скорее следовало мать. Она хоть и знала о его ремесле, но понятия не имела о тех нескольких убийствах, которые ему пришлось совершить по работе, или о том, что мужчин он всегда находил куда более привлекательными, чем женщин — те слишком много болтали в постели. Алиса принимала всё. С того момента, как мать отдала их на воспитание тётке Эби — то есть где-то с полугода — у Эрика не было тайн от сестры. Они привыкли делиться друг с другом всем самым сокровенным. В детстве исповедоваться чаще приходилось Эрику, чуть позже — Алисе. Лет в четырнадцать Эрик снова перехватил у неё ветвь первенства. Тогда он в первый раз провел время с хорошеньким карманником, после того как они вместе обокрали одного незадачливого джентльмена. Алиса в тот раз ужасно краснела, но задавала много вопросов и взяла с него честное слово, что «он никогда ничего от неё не утаит». Эрик ещё ни разу не обманул её доверие, разве что в подробности предпочитал не вдаваться. С каждым годом его жизнь становилась всё более грязной. О том, что он делал, лучше было бы молчать. Возможно поэтому мысль об Алане захватила его с такой силой. Эрик частенько следовал за ним по улицам Лондона, постоянно расспрашивал Алису о подробностях его жизни. С каждой новой узнанной деталью Алан казался ему всё более совершенным. «Он пишет стихи», — говорила Алиса, и у Эрика захватывало дух. Сам он так и не выучился читать и писать. Алиса как-то пробовала преподать ему эту сложную науку, но у Эрика не было на это времени. С тех пор как тётя Эби умерла, Эрик кормил безногого дядю Джерри, махнувшего на себя рукой, да и матери всё реже удавалось что-то заработать. «Мне за сорок, мальчик мой, — с грустью говорила она, набивая трубку, подаренную одним из давних любовников. — В нашем деле это почти что смерть. Я рада, что на старости лет нашла более-менее приличное заведение — этого вполне достаточно». Эрик кивал и навещая её, всегда оставлял на рассохшейся тумбочке определённую сумму — такую, чтобы и сестре на шпильки хватило. Алиса зарабатывала сама, но Эрику нравилось баловать её. «Мистер Хамфриз очень щедрый», — рассказывала Алиса в очередной раз, и Эрик улыбался так, будто имел к щедрости Алана какое-то отношение. «Почему бы вам не познакомиться?» Эрик громко смеялся. Это была самая милая и нелепая идея из всех, что ему приходилось слышать. Он не мог поверить в то, что Алиса всерьёз предлагает подобное. Эрик привык к роли наблюдателя и даже наслаждался ей. Его забавляло то, что никто не знал о божественном, поэтичном Алане Хамфризе столько, сколько знал он — вор из трущоб, сын шлюхи Эрик Слингби. Это было невероятно смешно, пусть Алиса почему-то и не улыбалась, когда слышала что-то в этом роде. Всё изменилось, когда Алан как-то вечером не отправился бродить по парку и его окрестностям, а поехал к графине Дорхел. Алиса рассказала Эрику всю историю: «Помнишь Грейс? Мы с ней вместе прислуживали миссис Солински, они ещё вдвоём издевались надо мной из-за того, что я не умею писать, а потом научили... Так вот. Я попросила у мистера Хамфриза одно из его стихотворений. Он был очень добр, переписал его для меня, и я отдала листок Грейс. Это, кажется, случилось в тот самый день, когда ты впервые увидел его. Графиня нашла стихотворение у Грейс — я не очень поняла как, — и заинтересовалась автором, то есть мистером Хамфризом». Эрик промолчал. От всего этого пахло гнилью, и он немного злился на сестру. Он подумывал попросить её предупредить Алана, убедить его в том, что от аристократов не нужно ждать ничего хорошего, но быстро отказался от этой идеи. Вряд ли бы тот послушал свою служанку, и уж тем более, её брата. С тех пор у Алана появилась не доступная Эрику жизнь, полная светских раутов, куда он не мог последовать. Это задевало. Эрик хоть и всегда знал, что у него в сущности нет никаких прав на Алана, но уже порядком привык быть его тенью, его стражем, бродить по тем же улицам, где и он, дышать с ним одним воздухом. Эрика злило, что их маленькие прогулки прекратились из-за чужой женщины, вдруг восхищитившейся молодым талантом. Алиса как-то проговорилась, что «графиня — настоящая красавица», и Эрик совсем загрустил. Он хорошо знал, что чем женщина прелестней, тем больше в ней таится грязи. Он готов был поспорить — от графини смердит за километр, и Алан ей совсем не нужен. Чтобы отвлечься, Эрик погрузился в свои серые, опостылевшие будни — во время одного из грабежей его напарника чуть не поймали, и чтобы уладить дело, пришлось хорошенько попотеть, — он приходил домой, поглощённый мыслями о шиллингах и фартингах. В его мире больше не было ни поэзии, ни красоты. Эрик пил чаще, чем обычно, влез в пару драк и чуть не прибил незадачливого паренька, который попытался излить ему душу и поговорить о любви. В один из таких вечеров он пришёл домой, порядком подвыпивший. Он собирался завалиться в кровать и проспать до завтрашнего дня. Но у порога его встретила встревоженная Алиса. Она была бледна и смотрела на него с беспокойством. — Всё хорошо, — заверил Эрик сестру и покрутился на месте, показывая, что ничего страшного с ним не случилось, и у неё нет причин для волнения. Он чуть не упал, но ему удалось удержать равновесие. Алиса поморщилась — она не любила, когда он напивался, — и покачала головой: — Не совсем так. Я должна рассказать тебе кое-что о мистере Хамфризе. Эрик вздрогнул. Изящный юноша, размышляющий о рифмах, снова подчинил его себе мягкой улыбкой, возник совсем рядом, призывающий и готовый... — Говори же, — поторопил он сестру. Алиса вздохнула, смяла в руках передник: — Мистер Хамфриз упал с лошади и сильно расшибся. Он не приходит в себя со вчерашнего дня, как сказала Луиза. Я видела его, лежащего... Она всхлипнула. Эрик притянул сестру к себе, обнял. Спросил тихо, продолжая успокоительно гладить её по спине: — Ты знаешь, как это произошло? — Нет, но там была графиня Дорхел, и я слышала, как несколько раз упоминали барона. Вроде он сожалел о том, что выстрелил. Эрик стиснул зубы, чтобы не выругаться при сестре: — Выстрелил, значит. Мне нужны подробности, Алиса. Это важно. Она взглянула на него с опаской: — Зачем? — Я убью виновного, — просто сообщил Эрик. Алиса перекрестилась и потёрла и без того покрасневшие глаза: — Не надо, Эрик... Лучше поспи. А потом — забудь об этом. Эрик машинально кивнул. Алиса не могла говорить всерьёз такие глупости, не могла верить в то, что он остынет, пожалеет, простит. Эрик почувствовал, что его жизнь снова обрела смысл. По телу волной прокатилось возбуждение — то самое, которое охватывало его каждый раз перед особо важным и опасным делом. Он оскалился, точно зная, что ничего не забудет.***
Во сне Алан разговаривал с ним и просил прийти. «Ты нужен мне, Эрик, — говорил он и протягивал к нему руку. — Почему ты не приходишь ко мне?» Алан смотрел на него и грустно улыбался, а он плавился от нежности и тихой печали. Он просыпался со слезами на глазах, пугая самого себя, стараясь больше думать о мести. На вторую неделю уговоров Алиса согласилась провести его к Алану. Она сомневалась, твердила, что это очень опасно, и её могут уволить, но Эрик видел — сестру беспокоит вовсе не возможность потерять работу. — Скажи мне правду, — попросил он. — Ты же не должна мне врать, сама знаешь. Алиса подняла на него глаза и отложила в сторону чистую тарелку. — Ты тоже не должен. А сам всё выспрашиваешь о бароне Арунделе. Вон и с Луизой за моей спиной говорил. Эрик наигранно улыбнулся: — Так она всё же меня заложила. Хорошенькая, а ума совсем нет. Ну что ещё можно ждать от женщины... — Не пытайся меня заболтать. Я совсем не такая хорошенькая, как Луиза, поэтому меня не проведёшь. Эрик подошёл к ней, усадил рядом с собой: — Ну, чего ты? Не хотел я тебя обижать, но знал, что ты начнёшь за этого барона просить, а он тот ещё сукин сын. Алиса пожала плечами, тяжело вздохнула: — Да знаю я. Просто не понимаю, как же так вышло, — она протянула руку и погладила брата по носу, как часто делала в детстве. — Вот ты не разговаривал даже с мистером Хамфризом, а готов человека убить за него, ну что же это? — Я не знаю. — Эрик покачал головой, — и признаться, во снах я частенько разговариваю с ним. Она посмотрела на него удивлённо и ещё раз шумно выдохнула: — Ты романтик... Тебе кто-нибудь говорил об этом? Эрик сощурился: — Конечно. Тот господин в высоком цилиндре, которого мне удалось обчистить вчера, обнаружив, что остался без гроша, произнёс потом: «Да вы романтик, сэр!». Не знаешь разве? Все ограбленные так делают. Они рассмеялись. Эрик обнял сестру: — Сознавайся теперь, почему ты не хочешь, чтобы я виделся с Аланом? Сама влюбилась что ли? Она покраснела, шутя толкнула его в бок локтем: — Знаешь же, что я люблю Джереми... А я, — она внимательно посмотрела на брата, — я боюсь за тебя. Мистер Хамфриз совсем не похож на себя прежнего. Вдруг ты увидишь его и сразу же кинешься за бароном, ни о чём не думая? Решишь убить его немедленно, и сам умрёшь? — добавила тихо. — Я боюсь за тебя, Эрик. Очень боюсь, потому что люблю. — И я тебя, — откликнулся он.***
Алан лежал на кровати — исхудавший, мертвенно-бледный. Эрик смотрел внимательно на его лицо, испещрённое свежими красноватыми рубцами, на изувеченную правую руку — большой и указательный пальцы оторвало, у среднего не хватало фаланги. Эрику хотелось прижаться губами к этой ладони, покрыть поцелуями израненную кожу. Алан всё ещё был совершенен, но так несчастен. «Я слышала, доктор сказал, что мистер Хамфриз не сможет ходить», — сказала Алиса, открывая комнату. Эрик бы с радостью стал ногами Алана, его руками, если нужно, если бы тот только позволил ему остаться. «Если бы он знал о моём существовании», — с грустью подумал Эрик. Возможно, он действительно был романтиком, как говорила Алиса, но Алан очаровывал его. И сейчас ещё больше хотелось защищать его, быть рядом. «Я должен был сделать что-то, уберечь его». Во сне Алан убеждал Эрика, что это было не в его власти: «Ты ничего не мог». Во сне Алан позволял ему зацеловывать шрамы на своём лице, прижимался к нему и просил: «Не оставляй меня». «Не оставлю», — обещал ему Эрик. Добрая Алиса ещё раз пустила брата к Алану. «Мне кажется, мистеру Хамфризу стало лучше после твоего прихода», — простодушно сообщила она. Эрику хотелось верить в это. Он снова сидел на самом краешке кровати и неотрывно смотрел на Алана, который в забытьи ворочал головой. Его губы были приоткрыты, а волосы разметались, спутались и почти закрывали глаза. Эрик осторожно прикоснулся к прядкам, отвёл их в сторону. Ему показалось, что Алан смотрит на него. На мгновение растаяло, и Эрик снова остался один. Прежде чем уйти, он прошёлся по комнате Алана. Внимательно осмотрел старый дубовый стол — на нём стояли лекарства, а в ящиках громоздились листы. В самом углу пылилась склянка с засохшими чернилами. Полки ломились от книг. Эрик никогда не видел столько томов в одном месте и слабо представлял, как может человек прочитать всё это. Он водил пальцем по корешкам и немного жалел о том, что совсем не умеет читать. Попытался вспомнить уроки Алисы и произнёс медленно: — Б...а...й...р...о...н... Больше ничего разобрать не удалось, да и тяжело это было. Он выглянул из окна и узнал, что отсюда Алан видел рынок с цветными вывесками и крикливыми торговцами. Эрик знал, что если идти наискосок, а потом повернуть направо, то можно оказаться в квартале, где обретались шлюхи всех мастей. Но он был уверен, что Алану подобное неизвестно. Эрик снова подошёл к его кровати, прошептал: — Его пока нет в городе, но он не уйдёт от меня. Обещаю. Эрик поправил сползшее одеяло и, не удержавшись, легко поцеловал Алана сначала в одну щёку, а затем — в другую. Эрику хотелось забрать ту боль, что ему предстояло пережить. «Ему будет трудно смириться с такой жизнью, с этими... изменениями», — думал он, прикасаясь губами к тем местам, где ещё недавно были пальцы. Эрик вышел из комнаты, зная, что вряд ли ещё когда-нибудь увидит Алана. Тот был по-прежнему слишком прекрасен, слишком хорош для кого-то, вроде него. Он убеждал себя в этом, но упрямое сердце не желало сдаваться. «Ты можешь пригодиться Алану, — шептало оно. — Не только для убийства этого ублюдка барона». Но это будущее было слишком сладким, чтобы всерьёз поверить в него.***
С тех пор как Алан очнулся, Алиса каждый день рассказывала Эрику о его делах. «Ему тяжело, — говорила она не без сочувствия. — Знаешь, я думаю, вы могли бы подружиться, это отвлекло бы мистера Хамфриза, а так он только хмурится всё время и плачет, когда думает, что его никто не слышит». Эрик только пожимал плечами: «И как ты меня представишь? Здравствуйте, мистер и миссис Хамфриз. Это мой брат Эрик. Он хороший малый, но на жизнь зарабатывает грабежами и мелким разбоем. Думаю, вашему сыну было бы приятно его общество... Так ты всё видишь?». Эрик занимал себя расчетами: барона не так-то легко было поймать без охраны. В злачных местах он появлялся редко. Но шлюхи из дома, где работала мать, уверяли Эрика, что барон навещает их примерно раз в два месяца. «Скоро должен быть», — говорила Рози и призывно улыбалась, щурилась, как кошка во время течки и разве что не тёрлась об него большими налитыми грудями. Эрик поморщился, отстранил её брезгливо: «Тебе работы не хватает? Решила поразвлечься в свободное время?» Рози демонстративно надула губы, но его это не беспокоило. Она считала его «перспективным любовником». Мать советовала держаться от неё подальше, но Эрик и сам не горел желанием познакомиться поближе. К матери его заставило зайти дурное предчувствие. Казалось, что он больше никогда её не увидит. Поэтому, в очередной раз попав в «Приют любви», Эрик, посомневавшись немного, всё-таки поднялся на второй этаж. Мать спала, прислонившись к стене. На ней была грязная ночная рубашка. Из-под задравшегося подола виднелись тонкие ноги и тронутые артритом колени. — Прикройся, — бросил Эрик, подавая ей несвежую простыню, оброненную на пол. Мать приоткрыла глаза, туго соображая спросонья. Потом всё-таки укрылась и посмотрела на Эрика с беспокойством: — Ты зачем пришёл? Она, конечно, подумала, что с Алисой случилось несчастье. Мать видела её всего пару раз в жизни, но волновалась за неё куда сильнее, чем за Эрика. «Она же девка, — говорила мать. — Любой подонок может воспользоваться ею и выбросить к чертям собачьим». Обычно она ещё добавляла: «Как когда-то поступил твой отец». Точно они с Алисой не были двойняшками, и у неё мог быть другой отец — нежный и заботливый, не бросивший свою любовницу с двумя детьми на руках. На такую низость, конечно, был способен только выродок, зачавший Эрика. Порой это даже казалось забавным. — С Алисой всё хорошо, — сказал Эрик. — Я недавно серьезно поговорил с этим Джереми. Он собирается на ней жениться. Мать взглянула на него, и Эрик ответил на незаданный вопрос: — У неё с ним не было ничего. И вообще ни с кем. — Нам повезло с ней, — улыбнулась мать. У неё не хватало двух передних зубов, и от этого её улыбка всегда выходила немного жутковатой. Потом они допили бутылку джина, найденную возле кровати. Мать сильно опьянела и долго бормотала несвязную чушь про то, как её обидел его отец и как спасла сестра, и как она рада, что «её девочка не живёт в такой грязи». «Зато твой сын в ней по уши», — думал Эрик, с тоской вспоминая своё первое мелкое дело. Ему тогда исполнилось семь, Алиса болела, а матери никак не удавалось заработать денег. Тётка и дядька всё время называли их нахлебниками, и когда Алиса попросила леденцов, накричали на неё, а тётка даже влепила затрещину: «Ишь чего захотела, чертово отродье». Через час Эрик принёс плачущей сестре горсть липких конфет. Он стащил их с прилавка, когда продавец отвернулся. Это было просто и волнующе, а Алиса выглядела по-настоящему счастливой. Кажется, тётка и дядька узнали о его делах года два спустя. Эби процедила: «А чего ещё от него ждать-то было? Как бы девка не пошла по рукам». Дядя пожал плечами и велел не попадаться полиции. Как знать, если бы тогда они отодрали его за уши и запретили воровать, всё сложилось бы совсем иначе. Может быть, тогда Эрик не разрабатывал бы план мести, а сидел вместе с Аланом, как равный, или хотя бы был способен взглянуть ему в глаза, не стыдясь. «Может быть», — подумал Эрик, выходя из вонючей комнаты, в которой похрапывала женщина, когда-то по случайности подарившая ему жизнь.***
Через четыре дня он ждал барона в переулке, недалеко от «Приюта». Луна спряталась в лондонском смоге, на небе не было ни одной звезды. Серые дома превратились в чёрные глыбы. Алан наверняка мог бы описать всё это очень поэтично. Всё, кроме того, что Эрик собирался сделать. Он знал, что барон Арундел и графиня Дорхел собираются пожениться, и уже этого было вполне достаточно для убийства. Когда-то они звали себя друзьями Алана; графиня, которую Эрику удалось увидеть несколько дней назад, сама пригласила его в свой круг. Теперь, когда он лежал один — изувеченный, страдающий, эта надменная женщина хотела выскочить за другого и даже не думала об Алане, не навещала и не беспокоилась о его здоровье. Эрик бы с удовольствием убил и её, но за всё должен был заплатить барон. К тому же то, что рассказывали ему Алиса и Луиза, убедило его в виновности этого чванливого идиота. Он огладил любимый нож. Этим лезвием Эрик когда-то вспорол пьяного матроса, пристававшего к Алисе. Им же перерезал горло одноухому джентльмену, который не вовремя вернулся домой и, увидев, как Эрик распихивает по карманам драгоценности его жены, вздумал истерично заорать. Ещё был вор из соседней шайки и любовник Рози, почему-то взревновавший его к своей даме сердца. Этого последнего Эрику было даже жаль — что за глупость погибнуть из-за женщины, готовой раздвинуть ноги для всех желающих за пенни, а то и бесплатно. В переулке раздались шаги. Потом послышался голос барона. Он обратился к своему спутнику: — Ну что, граф? Я же говорил, что место отменное. И пьяно захохотал. «Граф, — отметил про себя Эрик. — Наверное кто-то ещё из их шайки. Может даже брат той, что втравила Алана во всё это». Граф тихо ответил что-то, а потом присоединился к хохоту барона. Он заваливался на один бок и, оступившись, упал. Эрик легко переступил через него и без долгих прелюдий ударил барона ножом в живот. Он дёрнулся, попытался оттолкнуть Эрика от себя, но тот ударил снова. Расправившись с бароном, он бросился вдогонку удирающему графу. Тому хватило одного точного удара в сердце. Эрик снял с них все ценные безделушки, вытащил и кошельки. Ограбление и убийство аристократов в злачном районе — не частое, но всё же и не удивительное дело. Полиция пошевелится некоторое время и успокоится. Его знакомые не раз проворачивали подобное и почти всегда выходили сухими из воды. Эрик не боялся, что его найдут. Он спрятал нож и поспешил к себе.***
Ему нужно было пройти мимо дома Алана. Оказавшись рядом, Эрик по привычке оглянулся. Он с тревогой отметил, что двери открыты, у калитки были привязаны несколько лошадей, рядом вертелись незнакомые люди. На пороге показалась встрёпанная, зарёванная Луиза. Эрик подскочил к ней, отволок в сторону. Она не сопротивлялась, но и сама не шла, смотрела куда-то мимо него. — Что случилось? Луиза молчала, потом начала всхлипывать. — Отвечай же! — он встряхнул её за плечи. — Я не хотела... — рыдала Луиза. — Но он попросил, он же хозяин... И нож... красивый такой, с рукояткой. Я вот подумала, почему бы ему... ведь мужчины оружие любят... Её всхлипы нервировали Эрика. Он уже обо всём догадался, но хотел услышать точно, узнать наверняка. — Что ты сделала? — заорал он. — Принесла нож мистеру Хамфризу, — проблеяла Луиза и зарыдала ещё горше. Эрику не было жаль её. Он оттолкнул девушку от себя, и она упала. Обернулась к нему: — Тебе-то какое дело? Он ничего ей не ответил и кинулся прочь. Эрика трясло, и он притрагивался к ножу, чтобы успокоить отчаянно бьющееся сердце.***
Весь день Эрик бродил по Лондону. На этот раз он не срезал кошельки у прохожих ради забавы, не вытаскивал часы и цепочки. Эрик толком не видел людей, не различал улицы, но не мог остановиться. Ноги несли его в неизвестность, заставляли плутать по заваленным мусором проулкам, а потом неожиданно привели прямо к Тауэру. Ночью он забрался в дом Алана, надеясь, что тело ещё не вынесли. Он и правда лежал посреди гостиной — с бледным лицом, в белом гробу, полном белых тубероз и лилий. Его мать, красивая женщина с седой головой, дремала в кресле. Отца не было рядом с ней. Эрик прислушался, и понял, что он храпит в соседней комнате. Алан был очень спокоен — как и положено тому, кто познал смерть. Эрик провёл по его холодному лбу, коснулся израненных щёк. Он не спрашивал, почему. Это было так очевидно, так просто. Эрик смотрел на Алана и понимал, что больше ничего не будет. Тот унёс с собой его жизнь и не заметил этого. Слеза скатилась по щеке, упала на мертвый лоб. Эрик поспешно стёр её. — Покойся с миром, — прошептал он и, постояв ещё немного, вышел из комнаты.***
Домой он пришёл под утро. Алиса ждала его на кухне. Она задремала, и Эрик собирался проскользнуть к себе, но тут сестра вздрогнула и открыла глаза. — Постой, — попросила она. Эрик застыл на месте, внимательно разглядывая Алису. Она была совсем взрослой девушкой — с тяжёлой каштановой косой, достававшей до пояса, с крепкой грудью, затянутой в ладное платье из ситца. Эрик залюбовался ей — такой серьёзной и красивой, готовой к счастью. Сейчас он особенно ясно понял, что его сестра хорошо знала жизнь, пусть и другую, недоступную Эрику. И, наверное, была богаче, чем он. — Ты можешь рассказать мне всё, — предложила Алиса и положила руку ему на плечо. Эрик заметил тонкое кольцо на безымянном пальце и, довольный возможностью сменить тему, произнёс: — Вот как, значит... Алиса улыбнулась смущённо: — Это вроде обещания... Мы хотим пожениться летом. — Я рад за вас, — искренне сказал Эрик. Джереми был хорошим парнем. Он зарабатывал на жизнь сапожным ремеслом, и с ним Алисе точно не придётся голодать. Эрик почувствовал облечение: он больше не нес ответственности за сестру и за её благополучие. Это всё упрощало. — Я пойду, пожалуй, — прервал он затянувшееся молчание. Прежде чем уйти, обернулся: — Может, назовёшь сына Аланом? Она посмотрела на него серьёзно: — Обязательно, — добавила мечтательно. — И ты будешь его баловать. Эрик промолчал и прошёл к себе. Лёг на кровать и долго смотрел в потолок. Он пытался представить, каково это — лежать так каждый день и знать, что не поднимешься, помня о том, что когда-то не было ничего проще, чем шагнуть вперёд, отправиться, куда глаза глядят. Эрик вспомнил их странные прогулки — как он шёл за Аланом, как пытался угадать, в какой переулок он свернёт, где остановится, какому бродяжке рассеяно сунет шиллинг. Он пролежал так довольно долго. Часы отсчитывали минуты. Эрик знал, как всё закончится. Он встал с кровати и вытащил из ящика стола любимый пистолет. Неторопливо перезарядил его, осмотрел, чтобы не прогадать. Подумал, что нужно выйти в сад, но отмахнулся от этой мысли. «Алиса в любом случае проснётся от звука выстрела. Да и даже если уйти в какую-нибудь подворотню, она быстро всё поймёт. Так будет честнее». Он засунул дуло в рот и закрыл глаза. После смерти они с Аланом вряд ли встретятся, но, может быть, он обернётся ангелом и придёт за ним. Эрик улыбнулся про себя и нажал на курок.