Застать врасплох

— Началось. Маргер надел на голову родовой шлем и символично поднял великолепный длинный меч, невольно подтверждающий особый статус своего владельца. Он стоял на высокой деревянной стене наравне с немногочисленными ополченцами. — Лучники! Обрушьте гнев на вражеские полки! — воскликнул князь Нолда, когда ордынцы оказались на оптимальном расстоянии от позиции трех десятков стрелков. Крепость имела квадратную форму. Ее предусмотрительно окружили сразу с нескольких сторон, но штурмовали только стену с главными воротами. Захватив и отворив ворота, ордынцы могли наискорейшим образом достигнуть выполнения целей операции. Когда у подразделения лучников кончились стрелы, вражеские пехотинцы, перестав опасаться нелепой погибели от оружия дальнего действия, похватали лестницы и торопливо попытались приставить их к деревянным срубам. Вниз полетели гигантские камни, но на продолжительный срок подобной ерунды тоже не хватило. Количество кочевников представлялось просто неслыханным. Жертвенное сдерживание армии таких масштабов оборачивалось крайне глупым и непродуктивным делом. Защитникам, от удивления потиравшим глаза, временами чудилось, что целый сюрреалистический человеческий муравейник, размашисто снявшись с места, двинулся на Нолд. Одну лестницу ордынцы воздели радом с позицией Маргера. Князь, лишь обрадовавшийся любезно предоставленной возможности, вцепился в нее и, превозмогая собственное естество, оттолкнул, опрокинув вместе с карабкающимися недругами. Однако схожие ситуации наблюдались далеко не везде. Уже через полчаса после старта штурма, ордынцы находились на стене. Маргер срубил около тринадцати голов, прежде чем понял, что его окружили. Тогда он скупо пожал плечами. Курьезно спрыгнув со стены, князь Нолда помчался к амбарам, в которые жители накануне сражения снесли все свои ценности. Склады были аккуратно обложены тщательно просушенной соломой. Маргер поджег вражескую добычу и горько рассмеялся. Ворота пали. Битва расплескалась по улицам города. Южане, прибегая к нечестным тактическим действиям, повсюду теснили доблестных ополченцев. Правитель Нолда слонялся по отдельным районам и орал, приказывая воинам отступить к княжескому дворцу. Убедившись в том, что солдаты отступают, он и сам поковылял к родному дому, ставшему ныне миниатюрной цитаделью. Путь к дворцу, где собрались уцелевшие люди, Маргеру практически сразу преградил мощный юркий ордынец. Завязалась нешуточная потасовка. Князь, постепенно уставая, с величайшим трудом парировал непредсказуемые выпады врага. Ощущалась физическая истощенность организма. На контратаки, соответственно, не оставалось сил. Очередной удар ятагана не нашел отражения. Клинок с противным хлюпаньем вгрызся в правую ключицу старого князя. Маргер опустился на колени. Ордынец расплылся в злорадной улыбке. Он медленно заносил клинок над головой побежденного воина и получал при этом невообразимое удовольствие. Ятаган описал красивейшую дугу и уже должен был обрушиться на шею Маргера, когда южанин вдруг упал, проткнутый копьем. Князь Нолда плавно поднял глаза и присвистнул от разыгравшейся картины. Позади осевшего наземь захватчика стоял отважный голубоглазый паренек. Насколько мог помнить Маргер, спаситель приходился местному кузнецу младшим сыном. — Вставай, княже! Сын кузнеца начал помогать повелителю. Очень скоро они добрались до княжеского дворца. Маргер целиком и полностью истек алой кровью, но нашел утешение в том, что теперь встречал погибель не в презренном одиночестве, а рядом с милыми сердцу людьми. Ярн гневно пинал и расталкивал своих товарищей. Те сначала огрызались, но потом подчинялись приказам молодого полководца, улавливая в его черных глазах огоньки безумия. Ярн, тем не менее, мыслил на тот момент гораздо трезвее упившихся разрушением рядовых воинов. — Недоумки! — восклицал вспыльчивый южанин, вышвыривая очередную шайку озверевших ордынцев из купеческой хижины. — Видите же, что тут ничего нет! Они все нажитое имущество отнесли в резиденцию здешнего правителя! Немедленно идите туда! Доломайте сопротивление! Шагая к очередному жилищу, чтобы наставить глупых соплеменников, которые занимались мародерством еще до победы, Ярн почувствовал запах гари, а после увидел столбы дыма. Он сразу помчался к месту, над которым поднимались темные клубы. Черноглазый ордынец моментально вспомнил слова убитого старика о неэтичности разрушения крепости. Озабоченность страшным оскалом отобразилось на молодом лице. Ярн расторопно пересек несколько улиц и увидел, как горят две большие, определенно чем-то переполненные постройки. «Не продовольственные ли это, черт возьми, склады?» — лихорадочно пронеслось в голове ордынца. Глаза воина нервозно задергались. Он подбежал ближе и, не обращая внимания на адское пламя и чудовищный жар, отворил ворота одной из построек. Горькие опасения подтвердились, а оптимистические предположения рухнули. Горожане не укрывали свое добро в княжеской усадьбе! Они подложили захватчикам свинью. «Что поделать! Пленников, по крайней мере, возьмем!» — подумал Ярн, а сам уже хотел лично перерезать всех выживших. Азн трусливо и расчетливо врубился в крохотный отряд нолдовцев. Оттесняемые ополченцы дрались просто прекрасно. Их тактические выходки походили на действия разъяренной осы. Она, как доподлинно известно, умирает после своего отчаянного выпада, но успевает доставить обидчику немало неприятных хлопот. На одного нолдовца приходилось не меньше трех ордынцев. В праведном сражении захватчики непременно были обречены на провал. Война и честность, впрочем, даже рядом не стоят. Именно поэтому Азн почти не огорчился и не предался угрызениям совести, когда при помощи пятерых товарищей свалил мощного светловолосого воина. Они постепенно пробирались к главной постройке города. Там укрылись местные жители. Отличные, наверное, рабы. Такой народ сложно будет сломать, но после нескольких ударов плети подчиняться начинают совершенно все. Азн прилагал колоссальное количество усилий во многих набегах. Хан всегда щедро награждал воителей, внесших весомый вклад в победу. Азн, чрезвычайно жадный до денег и признания, хотел выделиться на фоне тупоголовых соплеменников. Деревянный дворец появился перед взором. Азн рассмеялся. Ему показалось, что перед убогой княжеской усадьбой базировался слишком уж маленький полк. Из чрева ровного строя нолдовцев вышел огромный, если сравнивать его с ордынцами, воин. Он вскинул руки к небу, что-то клятвенно произнес и, окончив церемониальную часть процедуры, клинком указал на опешившего Азна. Кочевник понял, что получил приглашение на дуэль. Он спешно оглядел товарищей, но не увидел на их лицах усмешек. Ордынцы желали узреть поединок. Даже хан, практически никогда не относившийся к подобным моментам всерьез, теперь задумчиво смотрел на происходящее. Азн мрачно кивнул и бросился навстречу оппоненту. Он начал осыпать нолдовца градом неэффективных ударов. Наблюдая такую ироническую картину со стороны, можно было невольно привести ассоциацию с тем, как мышка кусает слона. Мужик плавно переставлял ноги, встречая опрометчивые удары ордынца неимоверно красивым щитом с изображением солнца. Прочитав все телодвижения Азна, в один подходящий момент он сделал резкий выверенный выпад и сбил ордынца с ног. Подлая стрела вонзилась в грудь витязя, когда тот собрался добить противника. Разгорелась неистовая сеча. Сразу после дуэли две стороны сошлись в жесточайшем бою. Сражение продлилось около получаса. Ярн опоздал на кровавое пиршество. Хан символично умерщвлял единственного оставшегося ополченца Нолда. Он немилосердно вскрыл падшему витязю грудную клетку и стал непристойным образом играться с его трепещущимся сердцем. Ордынцы воззрились на гигантские дубовые двери. Награда, как они наивно полагали, находилась на расстоянии протянутой руки. Требовалось последнее усилие. Ярн подошел к хану и тихо рассказал ему о том, что горожане специально отвлекли внимание агрессоров и уничтожили припасы. Лицо Узлука перекосилось. Он покраснел; вены, показывая внутреннее напряжение человека, вздулись у седых висков. Именно хану положено горевать и сокрушаться об утрате провианта и прочей немаловажной добычи. Пышная слава, естественно, элегантным венцом ложилась на голову Узлука, но и ноша великой святой ответственности проявляла себя, тоннами отягощая предводительские плечи. Плевать на муку и крупу! Поход по-прежнему мог оказаться прибыльным. — Открывайте. Створки легко поддались. Закатный солнечный свет проникнул в чертоги помещения, и ордынцы, помчавшиеся внутрь, вдруг оцепенели от ужаса. Они ожидали увидеть трясущихся от страха девиц, детей и стариков. Они ожидали увидеть дорогие безделушки, которые, возможно, тщедушные трусы прихватили вместе с собой. Перед взорами, однако, предстало нечетно совершенно иное. Тела. Десятки окровавленных тел лежали повсюду. Багровые ручейки расчерчивали пол медленно текущей липкой массой. Густой дух смерти неподвижно висел в остекленевшем воздухе. Веяло причудливым, пробирающим до костей, холодом. Ордынцы долго не могли опомниться. — Они просто взяли и поубивали друг друга! Гордые люди! — шептал Ярн, пытаясь предварить появление слез. — Предпочли не рабство, а погибель. Это достойно колоссального уважения. Память не должна потерять сей странный подвиг.