Сто проступков перед смертью

      – Такуми Усуи, просыпайся! Просыпайся, черт возьми! Такуми! Утро. Я чувствую, как кто-то трясёт меня за плечи.       – Такуми, проснись! Ты же умер… Резко вскакиваю и открываю глаза. Обычная палата, больничная койка, на которой лежу я, почему-то с замотанной головой и Президент.       – Президент? Что ты…?       – Моё имя – Мисаки. Вставай, ты идёшь со мной. Я молча повинуюсь. Она буквально вылетает из палаты, а я под конец оборачиваюсь и вижу себя, без сознания, «прикованного» к койке. Слышу тихое «идём» и теряюсь во времени. Непривычно ощущать легкость своего тела, когда его нет. Оборачиваюсь, и вижу себя – больного, искалеченного, едва живущего на этом белом свете. Она неслышно подходит, берет меня за руку и ведет сквозь толпу врачей, медсестёр и медбратов, больных и их посетителей. Мы молча петляем по коридорам больницы, а пустоту между нами заполняет оживленность её обитателей.       – Куда ты меня ведёшь? – спрашиваю я.       – На эшафот. Надеюсь, твоя смерть не будет напрасной.       – Мисаки…       – Придём – узнаешь. А сейчас молчи, иначе нас услышат. Она вдруг остановилась, словно что-то заметила. Нахмурившись, крепче сжала мою руку.       – Ты…       – Заткнись, – чуть слышно, прервав меня, произнесла она. Я и не заметил, как коридор вдруг опустел. Я видел гаснущие в палатах огни, будто бы стремительно наступала ночь. Повеяло холодом, завыл ветер где-то снаружи здания.       – Быстрее, беги за мной! Она рванула в обратную сторону, потянув меня за собой. Дыхание постепенно сбивалось, сердце колотилось, как бешенное. Слышался тяжелый топот ног, скверная отдышка, будто бежали мы от своры диких двухметровых собак, готовых разорвать нас на кусочки в считанные секунды.       – Сюда, Такуми! Мы завернули за угол, так внезапно образовавшийся, забежали в первый попавшийся кабинет. Дверь будто сама захлопнулась за нами, ограждая от погони. Мисаки сразу начала суетиться и искать что-то подручное, непонятное.       – Это латынь, – закончив, проговорила она, – если ты хочешь выбраться, то ты должен беспрекословно меня слушаться, иначе… они убьют нас обоих. Я лишь киваю головой. Она берет меня за руку и подводит к окну.       – Сейчас ты выпрыгнешь. Со мной.       – Что?!       – Прыгай! Что-то с силой врывается в комнату в тот момент, когда мы совершаем неописуемую глупость. Я видел их! Я видел гончих, адских гончих! Эти сгустки тьмы были в сантиметрах от нас… Я очнулся через некоторое время после инцидента. Голова нещадно болела, будто разрывалась на тысячи маленьких частей. Она неслышно лежит на мне, спокойно и размеренно дыша. Не решаюсь прерывать её сон, поэтому постепенно оглядываюсь (хотя, получается это довольно-таки сложно). Светлый коридор, полностью отделанный, кажется, мрамором. Здесь светло и чисто, хотя уютом не веет. Будто бы попал я ни куда-либо, а в обычную больницу или, что еще хуже, в один из коридоров небоскрёба. Мисаки просыпается тогда, когда смотреть особо становится не на что.       – Усуи… это ты меня на себя взвалил, извращенец?! – взывает она. Девушка поднимается на ноги и ошарашенно пятится. Поднимаюсь вслед за ней. Она хмыкает, оборачивается и идёт по коридору куда-то. – Пойдём со мной. Даже со стороны чувствуется, что она куксится.       – Мисаки, а что…? – собрался спросить я о месте, в котором мы находились, но тут же был прерван.       – Не за чем тебе знать. Молчи и просто следуй рядом. Ты всё поймешь. Я чувствую, что она забеспокоилась о чём-то. Чёрт! Почему я чувствую все её эмоции? Что, у смертников так принято? Тут что, всех в одной машинке стирают-перемешивают? Она смотрит вдаль белоснежного коридора в надежде, что что-то не случится.       – Аюдзава?       – Замолчи! Наши голоса эхом отдаются по странному строению. Теперь даже я чувствую, что здесь мы не одни. Девушка резко хватает меня за руку и бежит в противоположном направлении, откуда мы и пришли. Однако, будто ластиком, стираются невидимые духи, постепенно окружающие нас. Вспоминаю песню группы «Сплин», как раз подходящую для данной ситуации, и смеюсь.       – Да, конечно, давай посмеёмся, нас же сейчас убьют! Уши режет крик монстра, раздающийся отовсюду. Я не вижу ничего, кроме пустоты, но я чувствую, благодаря какой-то мифической связи с Мисаки, что нас окружают демоны. Её лицо искажается в страхе, её сильнее прижимает ко мне. Я обнимаю девушку за талию (самое время, ога) и прижимаюсь к ней. Вот он – момент смерти. Второй смерти. Я думал, что умру, занимаясь опасным спортом или в счастливой старости, окруженной внуками и детьми, но… не так. От тесноты нас сбивают с ног, и, сидя, мы сильнее прижимаемся друг к другу. Я зарываюсь в её волосах, чтобы напоследок знать и осознавать, каким дураком я был и что потерял. Она поднимает голову, глядя мне в глаза с какой-то невероятной робостью и страхом, и произносит:       – Усуи… пригнись.