Сто проступков перед смертью

– Мы пришли. Заходи в этот кабинет и смотри только вопросов не задавай! Не хватало еще, чтобы тебе за это попало.       Я, уже по привычке, не понял, что произошло. Но прекословить не стал, зашёл.       Взору предстал кипельно-белый кабинет обычного делового человека – такие же диваны, полки с документацией, рабочий стол… и обычная деловитая женщина, сидящая за ним. – Присаживайтесь, Такуми Усуи. Я вас уже давно жду.       Я не отводил с неё глаз – всё было чертовски знакомым и уже тысячи раз мелькающим в памяти: и бусы, и светлые ресницы, и необычного лазурного цвета глаза… Я вспоминал, где бы я видел её. Но, словно прочитав меня, как книгу, она ответила на главный вопрос, интересующий меня больше всего. – Да, Такуми, Вы действительно мертвы. А где бы Вы могли меня видеть? Смешно, однако, грешникам это рассказывать. Я, будет Вам известно, слуга Судьбы. Мой долг – распоряжаться жизнями. И я не намерена тратить своё время на такого рода бездарщину и хамло. Меня лишь попросили дать Вам время искупления, и я его предоставлю. – Искупление? – Вас в детстве уронили, или Вы действительно не понимаете? Искупление, милый мой, когда грехи свои исправляешь, чтобы предстать перед Господом чистым. Их у тебя, секунду…       Она развернулась ко мне боком и достала из настольной папки сшитые друг с другом документы, пыльные, будто тысячу лет лежали здесь. – Так сколько у тебя грехов-проступков? – она спокойно перелистывала, пока не дошла до нужной страницы. – Девяносто девять! Прекрасно, так ты у нас задержишься! Вот, – женщина дала мне лист, странно напоминающий больничную справку. – сходи с ней в приёмную, тебе там выдадут твоё дело. Пока не исправишь всё то, что натворил, так и будешь в коме торчать. – А после? – После только смерть. А теперь давай, дуй отсюда, мне работать надо! – она отвернулась от меня и будто отбросила назад, в коридор.       Я оглянулся, рассматривая помещение – оно и вправду напоминало больницу, правда, немного заброшенную – мрамор был давно потрёпан, а кафельные плиты изрезаны когтями. Так я и простоял несколько минут, пока не заметил, странную вещь. Я совсем один. Мисаки исчезла. Не понимая, что делать, я пошел рандомным путём, стараясь что-то или кого-то отыскать в этих сумерках.       Всё казалось бессмысленным: коридор с едва пробивающимся светом из-за заколоченных окон казался бесконечным, каждая царапина то и дело повторялась, а гробовая тишина заканчивала этот «прекрасный» образ хоррора.       Меня несёт дальше. Кажется, меня зовут неслышимым зовом, на который я и прусь. – Молодой человек, подождите! – кричат мне в след.       Оборачиваясь, вижу свет. Опять. *** – Так намного лучше, – улыбаясь, произносит женщина. – Вы, видимо, ко мне, Усуи Такуми? – Я не знаю, куда я. Понятия не имею, куда шёл. Меня… – Вас вела Мисаки Аюдзава, верно? – улыбаясь, просила она. – Прекрасная девушка!       Опять оборачиваюсь, и вновь странный медицинский кабинет – всё чисто-стерильно, даже микробчику негде упасть. – А ты как хотел? Тут тебе что, котлов серных не хватает, а? Что? Она читает мои мысли? – А как же! Я же тут, как ты там выразился, всех людей стираю. – Я такого не говорил! – Не важно. Важно то, что интерьер моего кабинета – моё личное дело. Хотя, стоило бы добавить чуть модерна, – она щелкает пальцами, и кабинет становится обычным рабочим местом деловой женщины – гардины, торшеры, шкаф с книгами и тому подобная ересь. – Так лучше? Я сглотнул. – Хорошо, не буду строить из себя кого попало. Ты ведь пришёл за своим личным делом, верно? Бери, – она достала из ящика своего солидного стола огромную папку и с грохотом опустила её на столешницу. – Эта красота теперь твоя. Пойдём, всё покажу.       До меня начало доходить, что попал я вовсе не в приёмную, а на званый ужин к госпоже Судьбе. Она подвела меня к зеркалу. – Ну, вот. Твой билет домой. – Правда? – я заглядываю вглубь зеркала. – В смысле, в прошлое. Это у нас здесь и называется «домом». А теперь слушай внимательно, парень: то, что ты держишь в руках, не шутка. Здесь всё то, что ты должен исправить или прекратить. У тебя сорок дней для исправления всех, да, повторюсь, абсолютно всех проступков. Дело твоё, в какой последовательности исправлять каждый из них. Мне плевать, устранишь ли ты их в один день или будешь работать ежедневно. Если в одиннадцать часов сорокового дня за тобой останется хотя бы один грех… ты умрёшь. – Обнадёжили. – Она знает обо всём, она поможет, – мягко добавила женщина. Она грациозно прошла к своему рабочему столу и начала копаться в бумагах, – возвращайся к себе в палату, зеркало будет там же. И, да, захлопни за собой дверь…