***
Михаил проснулся в странной избушке, наполовину уходящей в землю. Он потёр глаза и приподнялся: лежал он на куче сухой травы, рядом находился очаг, сложенный из камней, а чуть поодаль земляные ступеньки, которые вели к выходу, прикрытому самодельной дверью из связанных между собой веток. Тут-то дверка и приоткрылась. — Очухался? — улыбнулся Леший. — Голодный поди? Миха уселся на траве и принял из рук Лешего лист лопуха, на котором лежали запечённые на костре грибы. — Слушай, дед, — проговорил парень с набитым ртом — столько времени без еды, какие уж тут манеры! — Ты не знаешь, как мне в деревню выйти? Только какую-нибудь дальнюю, в той, что тут неподалёку, я уже был и больше появляться там мне не стоит… — Миша вспомнил, как в скоморошьем костюме носился по столам на свадьбе, и коротко хохотнул: — Люди там, походу, меня по сей день ищут, нельзя мне туда. — А зачем тебе деревня? — спокойно спросил старик, закуривая свою трубку, — оставайся тут, в лесу. В той избе, откуда ты ушёл, вполне можно жить. Там обычно оборотни обретаются, но теперь она пустовать будет, можешь мне поверить. — Ой, дед, — поморщился Михаил, — ты б знал, как мне лес этот надоел! Леший от таких речей аж дымом подавился, а панк всё не унимался: — Мыться в реке, спать на траве, комаров кормить, грибы и ягоды жрать! — он тоскливо взглянул на лопух с грибами, затем вновь поднял несчастный взгляд на старика и провёл указательным пальцем по горлу: — Вот где это всё у меня! Одни деревья да кусты кругом, ещё и дожди эти грёбаные постоянно, задолбался грязь месить! А люди?! Почти всегда одни ублюдки и ненормальные попадаются! Ведьма старая красивой тёткой прикидывается, старуха своему мëртвому деду скормить пытается… а тот урюк, что тебя чуть не утопил?! А лесник? Остохуело всё, понимаешь, да? — Нет… — проговорил старик, и Миха удивлённо уставился на него: такого ответа на свою привычную фразу-паразит он, кажется, никогда не слышал, она ведь и ответа не требует — все всегда всё понимают! А тут — нá тебе. «Нет». — Ты хоть думай, кому всё это говоришь, — проворчал Леший. — Я тут всё люблю! И птичек, и зверей, и дожди! И ягоды с грибами! «Точно, он же хозяин леса», — опомнился артист и ему стало совестно: считай, пришёл в чужой дом, пожил в нём, поел, поспал, остался недоволен да ещё и обругал на чём свет стоит. — Не, я тоже природу люблю, — стушевался он, — но ты пойми, не моё это всё! Я хоть и панк — панкам-то обычно на такие мелочи похер — но лично мне цивилизация ближе… — Что ж, — вздохнул старик, — не хочешь - как хочешь. Есть тут городишко. Если прямо от моей землянки пойти, на него к вечеру и выйдешь. Но знай, там народ не такой простой, как тут, странные все, куда более дикие, чем тут! Да и улицы плохие… Всё в камнях, даже дома по большей части каменные! — О! — воскликнул Миха. — Туда я и попру!!!***
К вечеру Михаил и правда вышел к небольшому городку. Он шёл по булыжной мостовой и рассматривал обстановку: каменные одноэтажные и двухэтажные симпатичные домики — среди них попадались даже многоквартирные! — кованые керосиновые фонари вдоль дороги, по которой громыхали пролётки, телеги и брички. «Прямо посёлок городского типа! — обрадовался Миша и, приметив приближающуюся к нему карету, дождался, когда она поравняется с ним, запрыгнул на запятки. — Ну а что? Когда я ещё смогу на настоящей карете проехаться?». Прохожие с любопытством смотрели на странного улыбающегося парня в длинном кожаном плаще, что стоял на запятках шикарной кареты — явления и без того довольно редкого в этих местах. Карета промчалась через весь городок, впереди замаячил край леса и Миха поспешно спрыгнул на мостовую. «Ну нахер! — думал он, отряхивая одежду от дорожной пыли. — Не хватало только опять вернуться туда, откуда свалил! Так… Куда б «вписаться»?». Да, сумерки постепенно наползали на улицы и настало время задуматься о ночлеге. «А ещё неплохо было бы пожрать», — парень огляделся в поисках постоялых дворов или хотя бы какой-нибудь таверны, где можно было бы заночевать, но как назло, его окружали одни лишь частные домики, в которых постепенно зажигался свет. «Ну а что ещё ожидать на окраине-то? — мрачно подумал панк и решил: — Ладно. Поступлю как обычно». Памятуя о словах Лешего про диких и странных обитателей городка, он уверенно направился к крайнему дому, уже на автомате выхватив из-за пояса нож, и резко, не задерживаясь и не тратя время на изучение внутренней обстановки через окна, толкнул дверь. «Дикие - не дикие, но отказать они побоятся», — подумал он, вошёл и обвел дом тяжёлым взглядом. Первое, что бросилось в глаза… Вернее, первым, кто бросился в глаза, был светловолосый парень, сидящий на лавке у стола. Он обернулся на скрип двери. — Шура? — выдохнул Миха, обронив нож. — Шурик! Ты опять здесь? Охренеть, Шурик! Александр Балунов радостно улыбнулся, выскочив из-за стола, и крепко обнял старого друга. — Вот уж не надеялся тебя в этом месте опять встретить! — радовался Михаил. — Да я перед сном думал… — начал Балу, но тут он заметил нож, что так и остался лежать на полу, — а это зачем? Ты кого мочить собрался, Гаврила? Миша подобрал свой нож и сунул за пояс: — Да мне Леший сказал, что тут все дикие и какие-то ёбнутые, вот я… — Кто сказал? — Шурик рассмеялся. — Леший? — Ну да, — кивнул Горшок, улыбаясь. Он положил на лавку гитару, сумку и плащ, и взял с блюда, что стояло на столе, один из кусков пирога, — из песни… О, с мясом… — он посмотрел на начинку, — это хорошо… — «Леший Обиделся» или «Парень и Леший»? — решил уточнить Александр, вновь устраиваясь на лавке. — А хер знает, — вздохнул Миха, и добавил, присаживаясь рядом с другом: — Там, где пацан в капкан попал. — Так ты в капкан попал?! — воскликнул Шура. — Бежал до дома вместе с капканом? Балу удивлённо таращился на ноги Михаила и тот рассмеялся: — Смотри, — он подкатал штанину и показал затянувшийся розовый шрам, огибающий голень. — Леший говном каким-то помазал — зажило, как на собаке! А финалы песен тут обычно не сбываются — выкручиваюсь как-то, а то бы меня давно тут не было… Наверное. — Кстати, вот о песнях я перед сном и думал! — воскликнул Шурик. Он вскочил с лавки и добавил: — Наверняка потому я сюда и попал… — И что надумал? — заинтересовался Горшок и стал, сосредоточенно хмуря брови, наливать себе чай из самовара. — Кстати, а откуда вот это всё? — указал он на блюда с едой, стоящие на столе. Тут были и пироги, и расстегаи, и крендельки, и бублики, и мёд с вареньем. — А хрен знает, — отмахнулся Балу и взял в руки гитару Михаила. — Когда я тут оказался, всё уже так и было. Я ничего не понял, посмотрел комнаты, никого не встретил и, решив: «А и конь с ним!», сел на лавку пить чай и ждать, что будет дальше… — Ты зачем мою гитару взял? — перебил его Миша, выбирая себе расстегай покрупнее. — Я придумал, как тебе помочь, — радостно улыбнулся Шурик, — это так просто! И почему мы раньше об этом не подумали? Хотя думать об этом тогда некогда было: то этот монарх недоделанный припёрся, то день рождения твой отмечали, потом этот урод облезлый за нами гнался, баба эта ещё голая… — блондин поёжился, вспомнив покойницу, что лежала на берегу реки. — Да что ты придумал-то? — не выдержал Миха. — Я помогу тебе вспомнить песни, и тогда тебе будет легче жить здесь! — ответил друг и пробежался пальцами по струнам.***
Михаил лежал на лавке и смотрел в потолок, лениво ковыряясь в зубах палёной спичкой. Ему было совершенно плевать, в чей дом они забрались, главное, что тут было чисто, уютно и светло, к тому же чувствовал он себя теперь просто замечательно: наелся пирогов, напился чаю, выкурил сигарету, и теперь, позволив себе растянуться на лавке у стола, внимательно слушал песни, что пел Шурик. — А эта была? — каждый раз уточнял друг и сразу начинал петь, аккомпанируя себе на гитаре: –Замученный дорогой, я выбился из сил, и в доме лесника я ночлега попросил… — Была! — радостно закричал Миха. — Ну и урод же этот лесник! — Ну, раз ты здесь, ты его точно уделал, — проговорил Александр и принялся за следующую. — А эта?.. Он начал играть какую-то довольно тяжёлую композицию о разбойниках и предателях. «Крутая тема! — думал Горшок, продолжая глядеть в потолок, — и текст интересный…». — …Он хорош был в бою, — пел блондин, — а после изнасиловал свинью… То, что дальше там ржали все, как один и именно за это им отомстил Гарри-кретин, Миха уже не слышал, потому что ржал так же, как те самые «все». — Свинью, блять, ну почему свинью! — хохотал он, норовя вот-вот свалится с лавки. — А кого ещё ему насиловать? — пожал плечами Шурик и улыбнулся. Миха всё пытался понять, хотелось ли бы ему оказаться в такой смешной, странной песне или нет, но Балу уже закончил «Месть Гарри» и перешёл к другой: — Дождливой ночью парень, выбравшись из леса, вдруг одинокую избушку увидал: «Надеюсь, там мне до утра найдётся место, я страшно голоден и очень уж устал…». «Ну, это у меня, считай, почти каждый день бывает, — подумал Горшок, всё ещё улыбаясь. — Интересно, что там дальше…». — Только парень глаза сомкнул, как из подвала раздался стон… — продолжал Шурик, но Миша его перебил. — …И раздался крик предсмертный и зачавкал страшный дед? — уточнил он и, получив в ответ лёгкий кивок, добавил: — И это было… Жаль старика, конечно… Балу ошарашенно посмотрел на друга и хотел было расспросить его об этой истории, — ну надо же! Злого духа пожалел! — но передумал: времени и так немного, надо попытаться побольше песен вспомнить. — А вот ещё… Пьяный дровосек тащился по лесу, встали у него вдруг дыбом волосы: увидел он мертвеца в траве некошеной, в новых сапогах, почти неношеных… — Этого ещё не было… — заинтересовался Горшок и, поднявшись, присел на лавке. Так он делал почти всякий раз, когда попадалась песня, в которой он ещё не бывал. Таких песен пока что прозвучало немного, штук пять, но всё же Миха переживал, что не сможет их хорошо запомнить и быстро сообразить, в какую из них он попал, когда это случится; потому слушал он очень внимательно и жалел, что нечем тексты записать на всякий случай. «С другой стороны, буду я, что ли, в таких ситуациях в бумажках рыться и нужный текст искать? Бред», — решил он и весь обратился в слух. Не успел Шурик допеть «Сапоги Мертвеца», как в дверь кто-то постучал. Он оборвал песню на полуслове и обернулся на звук. — Кого хер принёс на ночь глядя? — проворчал Горшок, поднялся с лавки и, привычно положив руку на рукоятку ножа, крикнул: — Открыто! — Ты тут совсем нервный стал, — хохотнул Балу и направился к двери, — чуть что, сразу за нож хватаешься… Но Миха не дал ему сделать больше трёх шагов, заслонив собой путь: — Я тут не первый день живу и уже усвоил: надо быть готовым к любой неприятной неожиданности! — строго проговорил он. — Тут такая хуйня постоянно творится, что я скоро нож вообще убирать перестану! В дверь продолжали мерно стучать. Звук был глухой и раздавался откуда-то снизу. — Ногами, что ли, фигачат? — прошептал Шурик. — Вот сейчас и проверим, — тоже шёпотом ответил Михаил и повернулся к двери. Он осторожно подкрался к выходу и, резко открыв дверь, шагнул за порог, готовый столкнуться хоть с самим чёртом. В ту же секунду парень повалился на спину, споткнувшись обо что-то, что валялось под ногами на пороге. Что-то округлое, небольшое и жутко странное; оно прокатилось мимо него, проникнув в дом. — Ёб твою мать! — одновременно закричали Балу и Горшок, увидев, что именно вкатилось в комнату. На полу валялась отрубленная мужская голова! Да не простая голова, а ещё живая! Она каталась по полу, моргая и разевая зубастый рот. Чёрта артист, может, и ожидал увидеть, но уж точно не живую голову! — Вот те на… — пробормотал Миша, отползая назад до тех пор, пока спина не коснулась стены. Он бросил взгляд в сторону друга и с грустью подумал, что эта странная, немного сумасшедшая улыбка теперь не исчезнет с его лица никогда: Балу удивлённо смотрел на голову, улыбался и бормотал что-то вроде: «Серьёзно?.. Внезапная голова?.. Да ладно! Во прикол!». Горшок был согласен с другом в одном: эта голова была действительно внезапной. «Живая башка… Значит, отрубили её прямо на пороге дома…», — думал он, с ужасом глядя на голову, что, подскакивая, катилась прямо к нему. Михаил почему-то вспомнил о том, что некий учёный, приговорённый к смерти через отсечение головы, провёл свой последний эксперимент, попросив помощника посчитать, сколько раз его отрубленная голова сможет моргнуть, пока окончательно не погибнет. И вот какой-то чёртов экспериментатор, по всей видимости, решил провести тот же опыт около дома, в котором по какому-то нелепому стечению обстоятельств оказались Шура и Миша. Только считать, сколько раз моргнёт эта жуткая башка, Миха не собирался, для начала он попытался подняться на ноги. А голова оказалась резвая. Пока парень поднимался с пола, ещё не решив, как поступить дальше, голова подкатилась к нему и вцепилась зубами в ногу. — Ах ты ж ёбаный ты нахуй! — проорал совсем не ожидавший подобного нападения Горшок. Он приподнял ногу и голова повисла, цепляясь зубами за штанину, и, кажется, даже глухо рыча. Миха потряс ногой в воздухе, желая сбросить ужасный груз — не помогло, да ещё и опять упал, не удержавшись на одной ноге! А Шурик, наблюдая за происходящим, уже неудержимо хохотал. — Прочь, сгинь, колобок, отцепись от ног! — прокричал Балу, продолжая смеяться. «И это я ещё нервный стал? — с обидой подумал Михаил. — Сам вон как ржёт на нервяках, совсем свихнулся!». — Ты ещё и ржёшь вместо того чтобы помочь! — крикнул он другу. — Лови тогда подачу! И он выкинул ногу вперёд. Жуткая голова отлетела к противоположной стене, ударилась о неё с каким-то глухим чмокающим звуком, отскочила и подкатилась к ногам Балу. Не переставая хохотать, парень пнул башку в сторону Михи и заиграл на гитаре быструю мелодию в стиле ска. — …Но всё сильней кусала злая голова, мужика до слёз она довела! — пропел он отрывок и, не удержавшись, снова рассмеялся. — Не дождёшься, — пробубнил Горшок, пытаясь скрыть улыбку. При всём, казалось бы, ужасе происходящего, ситуация и правда выглядела комичной: кусучая злая башка катается по полу и норовит впиться зубами в ноги двух пинающих её по всей комнате смеющихся парней. «Ну, мы бы и не пинали, если бы она не кусалась, — подумал Горшок, вновь толкая бешеную голову в сторону Балу, — а раз так, хоть повеселимся!». — Чё за песня? — решил уточнить Миха, смекнув, что складные строчки, произнесённые Шуриком, не накатившее вдруг вдохновение. — Так и называется: «Внезапная Голова», — ответил Балунов, отталкивая голову обратно в сторону Михи. — Старая тема. — А что дальше будет? — снова спросил Горшок и подпрыгнул: башка чуть было вновь не вцепилась в ногу. — Она нас сожрала в конце, да? — Нет, там дальше весело будет, я даже спойлерить не хочу, — рассмеялся блондин. — Куда уж веселее, — проговорил Миша и вновь пнул голову, та пролетела мимо Балунова и врезалась в стену. — Гол. В свете фонарей за окном мелькнула тень. Миха насторожился и сделал несколько шагов по направлению к двери, а Балу тем временем, витиевато матерясь, тщетно пытался оторвать от штанины злобную голову, что вцепилась в неё, отскочив от стены. Дверь распахнулась и на пороге показался тёмный силуэт. Некто очень высокий и мощный сделал тяжёлый, порывистый шаг в дом и… И растянулся на полу, столкнувшись с Горшком. Михаил ошарашенно поглядел на то, как безголовое тело шарит руками по полу и поднял взгляд на Шурика. — Да отцепись ты, заразы клок, вон твой хозяин пришёл, — ворчал блондин, дёргая башку за уши, желая всё-таки оторвать её от своих штанов. — То есть всё так и должно быть? — удивился Миша, но Балунов ему не ответил. — Эй, ты! — обратился он к безголовому типу. — Вот твоё добро, забирай и проваливай! Тело вскочило на ноги, сделало пару шагов, вновь повалилось на пол, споткнувшись о лавку, и снова беспомощно зашарило руками по полу. Так это было забавно и нелепо, что Михаил, не удержавшись, громко рассмеялся: тело ищет свою разгуливающую по деревне голову, Шурик, матерясь и прыгая на одной ноге, приближается к растеряше, размахивая беглой башкой, висящей на штанине. — Вот придурок! — ухохатывался Миха. Наконец странный гость подхватил свою голову, легко отцепив её от балуновской штанины, посадил её на плечи и, крикнув: — Извини, мужик! — рассмеялся, видимо, обрадовавшись обнаруженной пропаже, и, придерживая голову, чтобы не упала, выбежал из дома прочь. — Да конь с тобой, — запоздало ответил ему Шурик, присаживаясь на лавку, и повернулся к всё ещё хохочущему другу. — Чё, ржёшь, Гаврила? — улыбнулся он. — Я ж говорил, что смешно будет!