***
Михаил действительно проснулся через пару часов, как и планировал, потому что яркое летнее солнце вовсю сияло в небе, играя лучами на подушке, то и дело пробегаясь по лицу парня. Артист приподнялся, зевнул и открыл глаза. Взгляд его упал на огромный чан, что служил ванной хозяину дома. «Думаю, никто сильно не обидится, если я этим воспользуюсь», — решил он, быстро сбрасывая с себя одежду. Миха тщательно вымылся, побрился опасной бритвой, которую прихватил из лесного домика Оборотня, и расчесал свои спутанные длинные волосы гребнем, лежащим на тумбе. «Так-то лучше, хоть на человека теперь похож, — подумал он, рассматривая себя в зеркале, — мне бы ещё какую-нибудь резинку для волос раздобыть и вообще зашибись будет». Он надел тёмные джинсовые шорты и футболку, что стащил у Оборотня и всё это время носил в сумке — «…которую тоже спиздил у Оборотня, долбанный жулик!» — и, думая, как это замечательно, что одежда в этом мире не сильно отличается от той, которую носят там, откуда он явился, зашнуровал ботинки. Михаил не собирался покидать этот симпатичный домик насовсем, хотя бы пока не явится хозяин. «Если явится» — ухмыльнулся Миха, в душе надеясь на то, что хозяин покинул дом по каким-то своим важным причинам и теперь здесь сможет жить он, Миха, по крайней мере до тех пор, пока ему это не надоест. Парень вышел на крыльцо, обвёл довольным взглядом шумную улицу и глубоко вдохнул приятный тёплый воздух, полный запахов цветов и выпечки. Туда, на запах, он и пошёл, ожидая увидеть лавки с товарами или рынок. «И чего это Леший их ёбнутыми считает? — думал Миха, шагая по булыжной улице и с удовольствием рассматривая симпатичных улыбчивых прохожих. — О, опять карета! Надо же! Та самая!» — и он, как и вчера, запрыгнул на запятки проезжающей мимо кареты, что двигалась теперь обратно, к центру городка; желая таким образом добраться до рынка. Но долго ехать ему не дали, кнут рассёк воздух у самого уха — это кучер решил прогнать наглеца, желавшего проехаться «зайцем» и щёлкнул кнутом, направив его назад, за кабину кареты. — Я тебе, блять, щас как щёлкну, урюк бородатый! — проорал Миха, не удержавшись на запятках. — На, скотина! — и кинул в кучера камушком, что валялся под ногами. Камешек угодил точно в цель: сбил с кучера шляпу. Миша решил, что мужик наверняка захочет поквитаться и спрыгнет с козел, так что приготовился драться, но кучер только погрозил кулаком и стеганул лошадей, погоняя их вперёд. Даже эта неприятная ситуация не омрачила Михиного замечательного настроения, к тому же и рынок оказался совсем рядом: в конце квартала слышался гул голосов и вопли торговцев. Туда парень и отправился. «Что я хочу? — озадачился он, но тут же решил: — Мяса! Кусок сочного жареного мяса!». Михаил уверенно прошёл мимо цветочных лавок, проигнорировал и ряды с овощами и фруктами и наконец вышел к торговцам мясом. Вонь в этих рядах была просто невыносимой и Миха хотел было зажать нос и повернуть обратно, но торговцы не позволяли: хватали его за руки, тащили к своим прилавкам, трясли перед лицом подгнившей требухой, нахваливая каждый кусочек, и наконец артист не выдержал: — Да это же нельзя есть, люди, вы что, совсем с ума посходили?! — воскликнул он. — Мясо это давно пропало! — Ты что, парень?! — удивилась молодая рыжеволосая женщина с измождённым лицом в засаленном фартуке поверх платья. — Моего кабанчика только вчера закололи! Михаил внимательно поглядел на тухлый товар, лежащий на прилавке, а затем и на симпатичную женщину, стоящую за ним. Кого-то она ему напомнила… «Моя тухлятинка Была телятинкой, Щипала травку, Пока не сдохла И не попала в лавку… — промелькнуло в голове, очень уж в тему стишок пришёлся, а тут и строка какой-то песни пришлась к ситуации: — …Хоть невкусное мясо, но стоит гроши, и всегда тараканы отменно свежи…» — Нет уж, мадам, такое людям есть нельзя, — ответил женщине Миша. — Да и животным нежелательно. — Ну, знаете, барин, — проворчала торговка, — с такими запросами вам не в наших рядах себе обед искать надо, а вон там, — она указала в ту сторону, откуда Миха пришёл, — в лавке мясника, где слуги мясо для господ выбирают, а наш товар для людей попроще. — Спасибо, — прогундосил артист, стараясь не дышать носом, и поспешил к лавке мясника, тихо напевая: «Смотрите, какой джентльмен благородный, не желаете есть — так ходите голодный…». Там он выбрал себе свежий кусочек свинины, расплатился монетой, которую мясник немедленно попробовал на зуб — очень уж подозрительно выглядел парнишка в простецких шортах и тёмной футболке — и отправился назад, к симпатичному домику, в котором провёл ночь; думая о том, как здорово он пообедает сегодня, и даже начавшийся холодный дождь не портил его настроения. Оно у Михи испортилось, когда он подошёл к дому. «Размечтался, блять, — мрачно подумал он, заглянув в окно и приметив старика, шаркающего тапками от стола к печке, и вздохнул: — Ладно. Зайти-то всё равно надо, хоть вещи забрать…». Ступил бродяга на крыльцо и постучался в дверь. — Гостям я рад, — сказал старик, — Но, парень, мне не верь. Ты будешь сыт и отдохнёшь У деда на печи. — Должно быть, дед, ты это врёшь! — Ну, милый, не взыщи… «Пиздит, по-любому», — подумал Михаил, усевшись на стул у двери, чтобы незаметно перепрятать нож: сунул его за пояс сзади, прикрыл сверху футболкой и внимательно поглядел на хозяина дома, что продолжал суетиться у печки: белоснежная, аккуратно подстриженная борода, такие же волосы, совсем не редкие, несмотря на почтенный возраст их обладателя, опрятная простая одежда и симпатичные лучики по краям весёлых, всё ещё не выцветших глаз. «Вот это и подозрительно, — продолжил рассуждать Миша. — Ещё один маньяк хорошеньким прикидывается. Ещё это его «верь-не верь», что за чушь? Валить отсюда надо…». — А что это у тебя за свёрток? — старик потянул носом и подошёл поближе. — Мясо? — Мясо, — подтвердил Миха, выискивая взглядом свои вещи. — Ты уж извиняй, папаша, что я тут переночевал, совсем идти некуда было. Я вещи сейчас заберу и пойду… — Ну уж нет! — запротестовал старик. — Ты, парень, мой гость! Оставайся, сейчас мы с тобой такой обед устроим, настоящий праздник! — он выхватил из рук Михаила свёрток с мясом и обнюхал его: — Ух ты, неужто в лавке у Семёна брал? Какое мясо замечательное! «Сейчас накормит, а потом сам же меня и сожрёт, — мрачно подумал артист. — Бля, чё за песня? Вроде Шура мне ничего такого не пел…». Перебрав в голове спетые Балу песни и не вспомнив нужной, он решил предупредить хозяина дома: — Ты, дед, со мною не шути... Вдруг на колени Михаила запрыгнул большой чёрный кот и громко замурлыкал, ластясь и потягиваясь. — Не смею гостю отказать, — проговорил старик, гремя какими-то горшками и сковородками, — что хочешь, то проси… «Свали из этого дома и оставь его мне», — мысленно предложил Миха, поглаживая кота по пушистой шёрстке. — А лучше в погреб полезай, картошки принеси, — добавил дед и откинул дверку погреба. «Кто бы сомневался, — бросил на него тяжёлый взгляд Миша. — То подвалы, то погреба. Хер тебе, дедуля, не на того напал». — Не, отец, ты уж извини, но не полезу я, — отказался парень и старик ошарашенно на него посмотрел. — У меня это… Фобия. Фобии… — Чего? — не понял хозяин, продолжая удивлённо глядеть на странного гостя. — Ну фобии, страхи, понимаешь, да? — нервно почесал нос Миша. — Замкнутого пространства боюсь, темноты, высоты… Ой, чего я только ни боюсь, дед! Давай я лучше тебе мясо это оставлю, а сам пойду… Михаил спустил кота на пол и направился к лавке — гитару взять. — Да ты сам погляди, как там у меня светло и просторно! — стал спорить хозяин дома, — совсем не страшно, да и я стар ходить, мне тяжело… Что там дед пробубнил дальше, Миха не услышал, потому как обо что-то споткнулся и полетел в погреб, покатившись кубарем по каменной лестнице. А старик, подставивший своему гостю подножку, наблюдая это страшное падение, всё громче хохотал. «Ну пиздец тебе, дедуля», — успел подумать Михаил, прежде чем ударился о гранитный пол головой и потерял сознание.***
Миха протяжно застонал, приподнял тяжёлую голову и открыл глаза. Да, дед не соврал: в погребе у него было светло и просторно. Ну а как же? Надо же внимательно смотреть, как тела разделываешь, а это, знаете ли, при плохом освещении да со слабым зрением не совсем удобно. Эти ироничные мысли посетили Михаила в момент, когда он увидел радостно улыбающегося старика, что стоял у стола напротив и старательно точил нож о точильный камень. — Я смотрю, тебе резко стало легко ходить? Да и старость ощущать ты вдруг перестал? — прохрипел парень. — Очнулся, сынок? — ещё шире улыбнулся маньяк. — Так это ненадолго, — перебил его Миша, продолжая свою мысль, — вот я освобожусь и… Старик расхохотался, чем ещё сильнее выбесил парня. А освободиться оказалось и правда непросто: Миха был крепко-накрепко привязан верёвками к столбу, торчащему из гранитного пола. Он едва заметно заёрзал. — Ты не умрёшь, — сказал старик, продолжая натачивать нож. «И парень опустил глаза — он понял, это ложь, — возникла строка в Мишиной голове. — Теперь понятно, чё за песня… Ну ладно! И не такое бывало, — подумал он. — Главное — время потянуть…». — В комнате тепло, уютно, всюду чистота, Хочет дед себе устроить праздник, — напевал старик, не отвлекаясь от своего прежнего занятия. — Из-под стула достаёт он чёрного кота: «Как дела, усатый мой проказник?» — подхватил Миша, и старик вскинул на него удивлённый взгляд. — Откуда слова знаешь? — спросил он. — А я много песен знаю, — ответил парень. — Кочевой трубадур, что ли? — заинтересовался дед. — Там наверху я гитару приметил, и поёшь неплохо, голос сильный… — Ага, — кивнул Миха, слизывая кровь, что струйкой дотекла с головы до губ, — и громкий. Хочешь, спою? Неси гитару и освобождай мне руки. Старик рассмеялся ещё громче, чем прежде. — Ну, попытаться-то стоило, — обезоруживающе улыбнулся артист. — Ты давай так пой, мне работать веселее будет, — улыбнулся ему в ответ безумец и продолжил точить нож, — давай, давай, потешь старика. От такого пренебрежительного тона у Михаила чуть вена не лопнула, так он разозлился. Такое отношение к певцам и было одной из причин, по которой в своём мире Михаил отказывался от заказных концертов. В этом мире его мнение не изменилось. «Щас я тебя так потешу, не рад будешь, что вообще со мной встретился!» — нахмурился парень. — Акапеллочку тебе? — переспросил он, растягивая губы в кровавой улыбке. — Не вопрос! «Ну щас я тебе как спою, — подумал он. — Спасибо Шурику, что напомнил её…» Он набрал в грудь побольше воздуха и заорал на весь погреб своим самым жутким медвежьим рёвом: — Завёл я девушку в сарай! И был там очень тусклый свет! Я ей хотел, хотел показать! Свой дорогой, свой инструмент! Ещё на первой строчке дед попятился к стене и схватился за сердце, да так и остался там стоять, а Миха ëрзал у столба, топтался на месте, насколько это было возможно, и орал дальше: — Вот это чем я Дорожу! Чем я Дорожу! Ааааа! — прорычал он, — — Я ей сейчас Покажу! Щас Покажу! Е-эхе-хей! Продолжая ошарашенно смотреть на Мишу, старик медленно опустился на стул, а парень и рад стараться: — Интерес её был велик! Инструмент она начала смотреть! Нежно рукой! Гладить его! Очень хотеть его тоже иметь! — Да тише ты! — воскликнул наконец старик, подбегая к Михаилу и зажимая ему рот ладошкой. — Шо ж ты так орёшь?! — М-м-м! — промычал артист, явно желая что-то сказать, и дед убрал руку. — Там ещё один куплет, тебе понравится, обещаю! Прямо в твоём стиле! — Ну давай, — согласился старик, отходя назад. — Только не ори так громко. — Она так поётся, не обессудь, — попытался пожать плечами парень и заорал, и заëрзал пуще прежнего: — Пила вонзилась ей в ребро! По милой башне звонко молоток поддал! В спину — топор! В руку — сверло! В пах впился нож… Вдруг верёвки упали на пол, он отскочил от столба и схватил старика, в прыжке заканчивая песню: — …которым режут металл! Отобрать у деда нож, а затем скрутить это тщедушное тело, примотав его к столбу валявшимися на полу верёвками, было проще простого. — Ну чё, понравился тебе менестрель? Хороша песенка? Обойдёшься без припева, — говорил парень, покрепче привязывая к столбу перепуганного старика и вдруг вскинулся: — Это я, получается, из-за тебя, урода, на «заказняк» подписался! — рявкнул он, свирепо глядя в глаза деда. — Чего? — не понял тот. — Ничего! — гаркнул Михаил, обматывая хозяина дома ещё одной верёвкой, и забубнил: — Обоссать бы тебя, ублюдка… Дед втянул голову в плечи. — …Да жаль, ссать не хочется, — парень сплюнул на пол, а дед обрадовался завершению фразы. — Одни психи кругом, — ворчал Миша, поднимаясь по лестнице, — чем старше, тем безумнее… В психушку тебя надо! — Куда? — пискнул сумасшедший. — В этот… В скорбный дом, или как там его называли… — стал было объяснять парень, но махнул рукой и скрылся наверху, опустив за собой дверь, а старик так и не понял, что Миша ëрзал у столба не в безумном порыве желания сплясать «пого» напоследок, а просто тёр таким образом верёвку, сковывающую руки, о лезвие ножа, что торчал за поясом сзади.