***
Если бы кто-то из случайных прохожих заглянул за густые кусты, растущие около изгороди, шуму было бы — ого-го! Набежала бы толпа, притащились бы представители власти — если они тут есть — схватили бы Миху и… «И что? — задумался парень, не отвлекаясь от своего неприятного занятия. — И ничего! У них тут один целыми днями с костями обжимается — и хоть бы кто почесался! Так чего же мне нельзя?». Миха сидел в кустах и разбирал скелет на составляющие. Народу здесь, конечно, ни до чего дела нет, но идти по улице, сжимая в руках скелет в платьице — по меньшей мере неприлично, так что парень зашёл в кусты, присел на корточки и пробубнив: — Пардон, конечно, но так надо. Не стесняйся, дамочка, — стащил со скелета платье. Он сложил кости на платье, завязал его узлом и, осторожно подняв свою жуткую ношу, пошёл к дому Казимира. «Оставлять её надолго нельзя, — думал он, — «утром беды начались, ноги отнялись»; нахер надо! Закопать её — и дело с концом…». — Казимиру несёте? — отвлёк его от раздумий звонкий женский голос. Навстречу ему шла симпатичная женщина среднего возраста с корзинкой в руках. Заправляя русую прядь, что выбилась из-под ярко-голубой косынки, повязанной на манер банданы, она добродушно улыбалась, не подозревая, что именно хмурый молодой человек с колючим взглядом тащит в белом узелке. Миха потянул носом: что-то вкусненькое у неё там, в корзинке. Он ведь даже не обедал вчера — совсем о еде забыл с этим идиотом-Фредом — а теперь время уже к полудню приближалось. — Так его вчера племянник в дом скорби отвёз, — продолжила женщина. — Прежде ему мой муж еду носил… — А-а-а, Алек, — понял Миша, — а вы к Фреду направляетесь? «Чёрт, только бы ей этот придурок на меня не нажаловался, — забеспокоился парень, — а то потом весь городок судачить начнёт, что я у местного шизика любимую «игрушку» отобрал…». — Да-а, — кивала женщина, — за что так судьба с парнем обошлась? С каждым днём ему всё хуже… «Эти, блять, разговорчики, — Миха попытался сохранить печально-понимающую мину, — отвлекаешь только от дела…». Кое-как отделавшись от разговорчивой соседки, панк поспешил в дом. Положил на лавку узел с костями и полез в кладовку. О, вот и лопата! Что ещё? Мешок… «Масло для ламп… Так-так-так, — парень повертел в руках колбу и оглянулся на кости. — Может спалить тебя, м? Чтоб наверняка!». Он сложил всё необходимое в мешок, кости тоже туда же положил, выпил чашку чая впустую, чтобы желудок хотя бы не урчал, и вышел из дома.***
— Вернулся, милок, — заулыбалась старушка у ворот кладбища. — Скажи, не ты ль тут золотой обронил? Ты ведь мне такой вчерась подать хотел! — Не я, бабушка, — тоже улыбнулся Миха, пытаясь скрыть за спиной торчащий из мешка черенок от лопаты. — Эх, потерял кто-то… — вздохнула старушка и поправила белый чепец. — Переживает, поди, деньги-то немалые… А у тебя там кто, сынок? — Где? — не понял Михаил, всё больше начиная нервничать: ну как средь бела дня кости-то закапывать? Увидит вдруг кто! — Там, — бабушка кивнула в сторону кладбищенских ворот. — Да это… Девушка, — ответил Миша, в общем-то и не соврав: кости чьи? Девичьи. Кто ей могилу устраивать будет? Миха. Значит, у него там девушка. Какая-то. — Ох, беда, беда, — покачала головой старушка. — Захворала? — Утонула, — ответил парень. Ну, в колодце же валялась, значит, пусть утонула. — Вот, на-ка, — старушка выбрала самый симпатичный венок, даже не очень-то и похожий на кладбищенский. Цветы на нём были искусственными, сделанными из белой ткани. — Этот лучше всего подойдёт для девицы… Миха расплатился, взял венок и боком-боком, стараясь не греметь костями в мешке, зашагал к воротам — не нужно старушке лопату видеть, да ещё после того, как он сказал, что к девушке туда ходит. Вот что она тогда подумает?***
«Вот же ж… Всё у меня через жопу, блин! — мысленно ругался он, двигаясь по тропинке, бегущей средь могил. — Будний день! Хер ли вы тут тусуетесь?! Идите, бля, работать! Никуда ваши покойнички не денутся!». Он тут же усомнился в верности своих мыслей, вспомнив, как шёл по кладбищу, окружённый зомби-панками, орущими «Хой!». Денутся, если захотят, ещё как денутся! А людей на погосте действительно было немало: Михаил постоянно натыкался то на женщину, рыдающую у памятника, то на старика, дёргающего траву на поросшей могилке, то на юную девушку, моющую могильную плиту. «Целая толпа, блин, — продолжал злиться парень, дойдя уже до окраины кладбища, за которым показался лес. — Дома им не сидится… Может, надо было тебя в лесу закопать? — он покосился на мешок с костями, — попёрся же на кладбище, чтоб по-человечески… О. Нормальное, вроде, место…». Нормальное — потому что безлюдное, иначе закопал бы он скелет ещё у входа, и спокойно домой пошёл — обедать, на гитаре играть, а может и книгу бы какую у «дядюшки Кази» нашёл… Но пришлось влезть в самые дебри старого погоста. Миха положил мешок на траву, в кусты, растущие неподалёку, футболку снял — жарко очень, а за работой ещё жарче станет — на куст повесил, вынул лопату и принялся за работу. Только начал — на тропинке бабка показалась. — Тьфу! — яростно сплюнул Михаил, положил лопату в кусты, встал в стороне, закурил и от нечего делать стал глядеть на памятники, читать на них надписи и рассматривать изображения покойных. Что примечательно — ни на одном памятнике он не увидел даты рождения и смерти. Что за странность? Скрывать истинную причину своего пребывания на погосте было необходимо. Это ведь маленький городок, почти деревня, тут наверняка все друг друга знают, и работников кладбища в том числе. Так что даже могильщиком не прикинуться. Бабка положила на могилу две гвоздики, подозрительно покосилась на парня, но ничего говорить не стала. Продолжая на него смотреть, съела варёное яйцо — помянула кого-то, значит — и убралась восвояси. Миша снова взялся за работу, так явился какой-то лысоватый мужик невысокого роста и плотного телосложения. Парень скрипнул зубами, снова убрал лопату. Мужчина подошёл к одной из могил, выпил стакан водки, закусил огурцом и утёр лицо клетчатым платком. Тяжёлый взгляд молодого человека, что стоял неподалёку, он явно неправильно понял — подошёл, протянул стакан водки и попросил, глядя на него голубыми водянистыми глазами: — Помяни жену мою, дружище. «Чего ж неправильно-то понял? Всё он правильно понял!» — подумал Миха, и в два глотка осушил стакан, поморщился в тыльную сторону ладони, а мужик ему уже огурец протягивает — закусить. Снова парень остался один, снова принялся копать. Закипела работа! Горка земли быстро росла, очень Миша хотел яму поглубже сделать, чтобы животные лесные не разрыли, гроба-то нет — легко доберутся, а там человек же всё-таки. — Кхе-кхм, — раздалось за спиной. Сначала панк вздрогнул от неожиданности, но сразу же психанул: — Да ё-моё! — он со злостью бросил лопату на землю и обернулся. — Сколько можно уже?! Чего кашляешь, мамаша?! — за спиной оказалась баба лет шестидесяти, — подавилась? По спине постучать?! Вот это красноречивое покашливание Михаила больше всего и взбесило: «Не видишь что ли?! Занят человек! Могилу копает, кости какие-то зарыть хочет! Иди, куда шла! Так нет же, надо, блять, своим грёбаным кашлем заявить о своём, блять, грёбаном присутствии!». — Да я смотрю, землю копаешь, — спокойно сказала женщина, — подумала, ты из нашенских. — Каковских? — не понял Миха. — Ну, из наших. Ведьмак же, да? — уточнила баба. Она присела на соседней могиле, стала срывать с неё какую-то травку и складывать к себе в сумку. Парень молча поднял лопату. Да будь он даже ведьмаком, хрен бы он признался — пойдёт ещё Королю доложит и поминай Мишаню как звали. Сожгут, утопят, да мало ли что тут с колдунами делают? — Из наших, по глазам вижу, — улыбнулась баба и положила в сумку ещё и цветок, растущий на могиле. «Что не так у меня с глазами? — раздражённо подумал Миша. — А она вообще на ведьму не похожа. Ни глазами, ни чем-нибудь ещё». Одетая в простое цветастое платье, с собранными в тугой низкий узел полуседыми волосами, эта пышная пожилая женщина действительно не была похожа на ведьму, какими их представлял Миша, читая книги в жанре фэнтези. — Ага, вот земельки кладбищенской для одного ритуала накопать решил, — пошутил парень, облокачиваясь на черенок лопаты, и, убрав с лица мешающиеся волосы, вздохнул: — Мешка два, а то и три. «Ладно, ну пожалуется она монаршей харе, так и чего? Он-то знает, кто я такой. Да и что он мне сделает?» — осмелел он. — Земля — дело нужное, — вдруг согласилась баба и продолжила заниматься своим делом.***
— И всё-то у него ловко выходит: и оборотнем перестал оборачиваться, и с Лешим дружбу водит, и душевнобольного в дом скорби отвёл, и даже Фреду помог, — вздохнул Король, сидя у стола с игрой. — Скучно вам, ваше величество? — поддержал беседу Шут, сидящий у ног правителя и тоже наблюдавший за мини-копией «панка из другого мира». — Скучно, — согласился монарх. — Хотел ведь бросить его на произвол судьбы, даже следить за ним перестать, так не могу: нет-нет да и взгляну на игру. Как думаешь, не заскучал ли и Михаил без моих вмешательств? — Думаю, нет, ваше величество, — покосился на Короля лицедей. — Мишане точно не до скуки… Монарх поднялся и двинулся к огромному окну с мозаичным стеклом, а за ним, словно вода, заструилась по мраморным ступеням его красная мантия. — А тебе того и надо, чтоб я не вмешивался и только наблюдал, — улыбнулся Король, толкнул створки и глубоко вздохнул: — Эх, а ведь всё может быть куда интереснее… На такое и силы не жалко! — Что вы придумали, ваше величество? — заинтересовался Шут. Но правитель не ответил, только шикнул на него и сделал невообразимое: стёр с неба облака ладонью, поводив ею в воздухе у окна, будто экран протёр. Затем он хлопнул в ладоши — и небо потемнело, а солнце обратилось луной. — Теперь за ним и наблюдать интереснее, — с улыбкой проговорил Король, вновь возвращаясь к столу с игрой.***
— Ёб твою мать! — воскликнул Михаил, резко прекратив работу и поглядев в небо. — С хера ли потемнело?! — Его величество чудит, — ответила баба, и тоже посмотрела наверх, — лунной ночью полюбоваться изволит. — Твою ж ма-а-ать, — протянул парень и обернулся на кусты, где лежал мешок с костями. — Пойду к воротам, к склепу схожу, там много нужного, что ночью надо собирать, — зачем-то сообщила ведьма и быстро зашагала прочь от этого места. — Ну и хер с ним, — пробубнил Миша. Он отложил лопату и поспешил к кустам. — Ну не успел я поглубже могилу вырыть, что поделать? Придётся так оставить… Он наклонился к мешку, вынул бутыль с маслом, узел и понёс его к яме, собираясь так его и положить — нет времени косточки раскладывать, к тому же, он ведь эти кости сжечь собирался, какая разница, кучей они или скелетом? — Ой-ё! — воскликнул панк и уронил вдруг засветившийся во тьме узел. — Не-не-не, дамочка, вот это не надо! Нахрен такие сюрпризы! Он быстро кинул его в яму и стал открывать бутыль с маслом. — М-м-м, — хрипловато протянула покойница, поднимаясь и потягиваясь. Тело её было видно от макушки и до груди — всё-таки неглубокая яма вышла. Ну как же так?! Почему так быстро кости её скрепились и обросли плотью! — Нахер, мадам, иди нахер! — послал её Миха, выронив бутыль, и помчался прочь, перепрыгивая могилы. Ну не сжигать же её заживо! Нет, она, конечно, мёртвая, но ходит ведь, звуки какие-то издаёт… — Куда ты? — прокричала мёртвая ему вслед. — От меня не убежишь! Налетев на торчащий из могилы покосившийся крест, неразличимый в темноте, Миша растянулся на земле, тут и покойница подоспела. Она, обнажённая, стояла на тропе в тусклом свете луны, кожа её сияла так же ярко, как и вчера. — Что же ты бежишь от меня? — спокойно проговорила мёртвая и подошла к поднявшемуся с земли парню поближе. — Сам же давеча сказал: «У нас любовь», а теперь убегаешь. От любви своей убегаешь. Михаил попятился от неё, бормоча что-то едва разборчивое о каких-то вениках и мёртвой бабе с жутким горлом. — …пригодился бы… Наверное… Девица сделала ему навстречу всего один шаг, затем прыгнула, и он повалился на землю, прямо на чью-то свежую могилу. — Пошла нахер! — закричал панк, пытаясь сбросить её с себя, но куда там! Хрупкая девушка на деле оказалась ужасно тяжёлой и выбраться из-под неё не представлялось возможным. — Как тебя зовут? — вдруг спросила она и приказала, услышав в ответ очередной поток отборнейшего мата: — Отвечай. И парень, сам того не желая, выдал своё полное имя: — Михаил Юрьевич Горшенёв. — Лжёшь, — спокойно объявила покойница, — неведомо мне как, но лжёшь. Своей ненаглядной лжёшь. Нечего здесь господину делать. Кто бы ты ни был, теперь ты мой, — продолжила она с полным отсутствием каких-либо эмоций на симпатичном личике, одним движением тонких пальцев расстегнув пуговицу на шортах Миши. — Да не хочу я! — бился под ней Миха. — Отъебись! Отвали от меня, мертвечина! — он замолчал всего на секунду, пытаясь силой удержать поглаживающие его голый торс ледяные руки девушки, и заорал то, чего, как он думал прежде, не произнесёт никогда: — Люди-и! Помоги-ите! НАСИЛУЮ-ЮТ! Михаил понимал, что вряд ли кто-то поспешит на помощь обладателю такого жуткого низкого мужского рёва. Его, собственно, кто насилует? Медведь? Так и зачем туда идти, при таких раскладах? — Молчи, — приказала мёртвая, слегка прихватив Миху за горло, и его рот сам собой резко захлопнулся, клацнув зубами. «Ну всё, пиздец, — подумал он, тщетно пытаясь разжать пальцы, сковывающие шею, — ни заорать, ни поговорить. Чё делать-то теперь?!». Девица продолжала удерживать его левой рукой за горло и сидеть сверху, вдавливая его тело в могильный холмик; а правой потянулась к ширинке на шортах. — Сейчас ты отдашь мне немного себя, Михаил Юрьевич Горшенёв, — тихо сказала она, и только произнося имя, кажется, скептически дёрнула уголком рта, — и я буду с тобой. Долго-долго. «Была не была!» — с этими мыслями Миха выхватил из-за пояса нож. Покойница, всё так же спокойно глядя на свою жертву, легко разжала пальцы парня и отбросила оружие в сторону. Оно ударилось о могильный крест и упало на землю. Далеко. Никак не дотянуться. «Как бы время потянуть? — соображал Михаил, с ужасом таращась на белокожую светящуюся девицу. — Хоть немного!». Он надеялся, что хоть какой-то запоздавший посетитель погоста, застигнутый фокусом Короля врасплох, будет проходить мимо и поможет ему, или хотя бы спугнёт мёртвую девушку, сидящую на нём. Миша скосил взгляд в сторону и немного вверх. На большом деревянном кресте покачивался массивный венок, сплетённый из ветвей какого-то дерева с живыми светлыми цветами меж листьев. Он потянул руку к венку и девица проследила за его жестом. Если бы Михаил взглянул на неё в этот момент, он бы заметил промелькнувшее любопытство в её чёрных глазах, но он был занят, он тянулся к венку, как к единственному способу спасения, хотя где-то в душе и понимал, что идея — фигня, дважды такие фокусы не прокатывают; но других вариантов он не видел. «Извини уж, — мысленно попросил Миша прощения у покойника, на чьей могиле он лежал, — кем бы ты там ни был», — сдёрнул с креста венок и что есть силы хрястнул им девушку по лицу. Та удивлённо моргнула, а панк ударил её вновь. Мёртвая склонила голову набок, продолжая глядеть на парня, а тот всё лупил её по щекам похоронным венком, только лепестки и листья в стороны летели. «А будешь знать, скотина, как на мужиков нападать, — мысленно, так как рот его всё ещё был плотно сжат, ругался Миша, продолжая дубасить девицу венком. — Сама виновата, дура! Ты у меня ещё пожалеешь, что ко мне пристала, сучка дохлая! Ещё просить будешь, чтоб я твои поганые кости зарыл!». Просила бы она о таком одолжении или нет, Михаил так никогда и не узнает, потому как дамочку с него кто-то резко сдёрнул, при этом говоря какие-то странные непонятные слова. Но язык показался знакомым. «Латынь, что ли?» — краем сознания обработал информацию Миха, резко вскакивая с могилы. В стороне на тропе лежал скелет. Больше он не светился. А рядом с ним стояла та самая ведьма, что сегодня приняла Мишу за своего. — Что ж ты так, парень? — покачала головой женщина, — Суккуба* прогнать не можешь, а ещё ведьмак! — Кого-кого? — не понял Михаил, и тут же обрадовался тому, что снова говорить может. — Суккуба, — повторила баба, собирая кости в подол своего длинного платья. — Зарыть её надобно. — Так я и хотел зарыть! — воскликнул артист, отбросив ободранный венок в сторону и подобрав с земли блестящий в лунном свете нож, — а она возьми да и оживи! Они пошли к тому самому месту, где парень вырыл яму. По пути он всё пытался отряхнуться от могильной земли, а баба рассказывала ему, кто такие суккубы и как от них избавиться. И вот кости в могиле горят, политые маслом, а Миха курит в сторонке, глядя на пламя и продолжая слушать разговорчивую ведьму. Оказывается, она собирала мох, что рос близ какого-то склепа — его обязательно при лунном свете надо собирать, иначе силы волшебной в нём не останется — и услышав его вопли, поспешила на звук. Баба она сильная, уж как-нибудь помогла бы парнишке вдвоём злодея одолеть. Но крики резко оборвались, зато послышались лёгкие удары с примесью шелеста листьев. — Пошла на звук, — говорила ведьма, — гляжу — батюшки! — суккуб парнишку на могиле держит, а тот его молча венком по мордасам лупит! Миша рассмеялся. Забавно это, наверное, со стороны выглядело. — Не впервой, — хохотнул он, — одну покойницу я в своё время гербарием каким-то отхреначил. Хороший способ борьбы с мертвечиной, видите, опять пригодилось! Баба заохала и запричитала, попыталась парня заклинанию научить, но тот ни слова не запомнил. Он закопал прах девушки, сделал из двух найденных крепких палок крест, связав их верёвкой, и повесил на него венок, что купил сегодня у старушки, торговавшей у ворот. — Сука ты, конечно, порядочная, — проговорил он, глядя на могилу, — но ты же не виновата, да? — Не виновата, — ответила за девушку ведьма, — смерть у неё злая была, кровавая. Вот она и… — Ну, тогда мир праху твоему, — пожал плечами Миша. Он, улыбнувшись, показал кресту с венком «козу», надел футболку, подобрал с земли мешок с лопатой и, поблагодарив и распрощавшись с доброй ведьмой, отправился домой.