ВНИМАНИЕ, ГРАЖДАНЕ ГОРОДА МАГНОЛИЯ!
Разыскивается особо опасный преступник, Оливер Стоэн. Высокий, темноволосый мужчина атлетичного телосложения. На вид 30 лет.
Особые приметы: имеет татуировку 29 57. Бывший мастер темной гильдии. Маг ранга S, тип «Импульс». Проходил подготовку в Бюро Совершенствования Магии.
Награда за поимку живым: 10 000 000 ДК.
Для предоставления имеющихся сведений обращаться в филиал Информационного Отдела Магического Совета, расположенный в вашем городе.
Поощрение инициативы и анонимность гарантируем.
Глава Информационного Отдела. Совет Магов.
За содействие и сокрытие данного преступника гражданскими последует суровое наказание и штраф; за подельничество со стороны магических организаций или ее представителей — арест и штраф. Будьте благоразумны. Преступник хитер и изобретателен.
Командир Карательного Отряда. Совет Магов.
— Мне давно не тридцать лет, — лениво возмутился тридцативосьмилетний мужчина. — И «Священная Нить» никогда не была темной гильдией. — Это все, что тебя волнует? — недоумевал Лион. — Да. Потому что это ложь, — спокойно заметил Оливер. — Они ничего не знают обо мне. — Почему они называют тебя 29 57? — озадаченно вопрошал Лион. Он догадался, что перед ним беглый подопытный, но не мог произнести это вслух — просто язык не поворачивался. Лион думал, что имеет понятие о том, что значит быть на месте Оливера, но ошибался. Этот случай оказался единственным больным местом в его прошлом, с которого Лион содрал болячку. — Что за подготовку ты проходил в Бюро? Там проводили опыты, разве нет? Оливера рассердила настойчивость Лиона в этом вопросе. Он понял, что тот хочет услышать от него подробный рассказ о его прошлом в качестве подопытного, чему не обрадовался. Оливер знал, что Лион сделал определенные выводы о нем из краткой информации из постера, а значит, что такие же итоги подведет любой образованный житель страны. С этой минуты каждый будет в курсе, что он подопытный. И самое ужасное, что это окажется правдой для всех людей. Оливер не хотел возвращаться к тому, от чего уходил, взрослея. Он ненавидел людей за их решение сделать из него оружие — безвольное, управляемое. Ему годы понадобились, чтобы понять, что не все таковы, как те ученые из Бюро; чтобы научиться чувствовать и демонстрировать свои эмоции другим. Чтобы просто начать жить! И все сначала? Он не хотел этого. — Эй, так кто ты? — Лион упорствовал. — Ты забираешься в голову любому, но не говоришь ничего о себе! Ты и теперь не скажешь правду?! Кишка тонка? Оливер не помнил в какой миг потерял самообладание и ударил Лиона по лицу, тот, не ожидал и повалился на могильный камень позади себя, ударившись затылком. Пока он не оклемался, Стоэн схватил его за грудки и подтянув к себе, произнес: — Да мне плевать, как они называют меня. — Он обдал теплым дыханием лицо собеседника. — Эту часть своей жизни я пережил и отбросил, и стал тем, кем захотел стать. — На что ты намекаешь, — прошипел Лион, безуспешно отталкивая Оливера от себя. — Хочешь сказать, что я не стал тем, кем хотел?! Это по твоей милости я стал убийцей Орландо! Оливер тяжело дышал: — Рейтей ли, Орландо ли, назови свою тьму каким угодно именем, это ты! Твой выбор быть монстром, Лион! Бастия почувствовал, что хватка Стоэна ослабла и в отместку съездил кулаком по его скуле: — Пошел ты! — Лион не удержал равновесие и сполз по могильному камню и в сердцах схватился за голову. — Я знаю, что с детства был эгоистичен… И всю свою жизнь я шел к эшафоту. Я знаю, что сейчас в таком положении только благодаря своему выбору… — Он посмотрел на Оливера. — Я всего-то хотел убедиться в том, что написано. Оливер присел на корточки напротив и закурил; ушибленная рука болела, покраснев на костяшках, а полученный удар отрезвил его, напоминая о себе жжением на щеке. — Это правда. — Произнес он, тяжело дыша. — Я был в Бюро, и сбежал оттуда. Но никаких цифр на теле у меня нет. Солнечный свет скрылся за пышными шапками деревьев, обступивших кладбище и руины нестройными рядами. Мороз усиливался, и в синих сумерках дыхание собеседников вырисовывалось белыми облачками пара, клубившимся над их головами… — Ладно… — Лион стряхнул со своей щеки снег, что прикладывал, дабы охладить ушибленное место. — Я не подозревал, что для тебя это настолько больная тема. Но почему ты в розыске? А как же союз с Советом? Оливер сцепил пальцы в замок, вытянув руки, уложил на своих коленях: — Ты не хочешь спросить, почему в розыске ты? Это взаимосвязано. — Кончай уже, — недовольно протянул Лион, пнув в сторону собеседника немного снега. — Ты же расскажешь, да?.. Стоэн улыбнулся: — Помнишь гравитационный атрибут?.. Тогда погиб парень, который оказался братом девочки по имени Саафа. Запомни это имя, ибо она не успокоиться, пока Орландо, не понесет наказание за содеянное. — Саафа?.. — Лион насупился. — Что за девочка такая, которая в праве печатать розыскные листовки? — Я не сказал? — Оливер изобразил искреннее недоумение. — Она — капитан Карательного Отряда. — Карательный Отряд? — Это подразделение Совета Магов, которое приводит приговоры в исполнение. Они содержат заключенных под стражей и сопровождают конвоем в тюрьму. Стыдно не знать своего врага в лицо. — В случае нападения, я забацаю план отступления экспромтом, — хохотнул Лион, но в глубине души он понимал, что в случае спецоперации по его захвату, имеет один процент на побег. — Почему союз расторгнут? — Я стал неугоден… — Он затянулся сигаретой, смакуя ее вкус. — И теперь в розыске за прошлые прегрешения… Так всегда случается: ты либо с кем-то, либо ни с кем. Оливер поднялся на ноги, стряхнув снег с полы пальто; Лион тоже встал с земли, спросил: — Кстати, где Сара? С ней все в порядке? — Надеюсь, да… А мисс Джувия? — Оливер посмотрел с ожиданием. — Где она? Лион замешкался, но уверенно сказал: — Дома, конечно. С Бришей-сама. — Он даже улыбнулся, не подозревая, что Оливеру известно, что он лжет. Синяя ночь окутала округу гробовой тишиной, но из-за обилия снега было светло, словно в предрассветный час. Развалины смотрели на незваных гостей чернотой пустых дверных и оконных проемов заметенных помещений. Даже у самого смелого человека создавалось впечатление, словно вот-вот кто-то выйдет из-за колонны и поманит рукой… Лион вытащил из внутреннего кармана своего плаща фляжку и приложился к ней. — Где Ворон?.. — Он утер рот рукавом. — Думаю, ищет тебя, — ответил Оливер, обернувшись к нему. — В смысле? — Лион чуть не подавился кисловато-сладкой слюной, спеша задать вопрос. — Расторгнуто не только сотрудничество с Советом Магов, — произнес Стоэн. — Но и наш союз. Ворон поступил подло… — Ему нужно кольцо? — Лион спрятал фляжку в карман. — Не только… — Оливер засунул руки в карманы пальто. — Ему нужен именно ты. Лион очень быстро подавил в себе злость и панику на корню, а потому подумал, что должен спросить то, что волновало его долгие годы: — Оливер-сан, я ошибался, считая тебя врагом?.. — Тебе в самом деле было лучше всего сбежать тогда, — сказал Стоэн, нащупав пачку с сигаретами. — Ты понял, кем являлся? — В тот момент я беспокоился о Джувии… Меня пугала ее привязанность к Саре. — Он горько усмехнулся. — Я дурак, да? — Возможно. — Я благодарен Саре за то, что она помогла Джувии встать на путь выздоровления. И тебе, сам знаешь за что. Оливер кивнул, но противоречиво сказал: — Понятия не имею. Лион прыснул со смеху, сказал: — Если бы можно было выбрать другую дорогу; направить свою силу и решимость в другое русло.? Если бы можно было начать жизнь заново?.. Если бы мы не были тем, кем являемся, то… — Мы были бы друзьями, — сказал Оливер, протянув руку для пожатия и Лион охотно впечатал свою ладонь с легким хлопком и потряс. — Гильдии больше нет, но я дарю тебе это кольцо. Думаю, оно не раз вытащит тебя из неприятностей. Еще увидимся, мистер Лион… — Да… Оливер-Сан. — Он успел обнять его прежде, чем он исчез. — Спасибо… Когда Сара увидела розыскной постер Оливера на столбе объявлений в Магнолии, то застыла перед ним с мольбой просящего милостыню бродяги в глазах. Сердце, казалось раздулось от наполнившего его ужаса, затруднив дыхание. Она сорвала его осторожно, словно постер мог взорваться в ее пальцах. — В чем дело?.. — Мира никогда прежде не видела Сару такой напуганной, от чего у самой по плечам побежали мурашки. Сара прислонилась спиной к афишному стенду и, затихнув, уставилась в одну точку. Мира поняла, что ответа от нее не дождется, а потому выхватила из ее руки свернутый лист и вздрогнула. Изображенный на бумаге мужчина мало походил на Оливера грубыми чертами и размытостью линий, но, в зависимости от обстоятельств — феноменальная память на лица или банальное ношение фоторобота при себе — легко угадывался обычными охотниками за наградой. Те, кто не просто был знаком с Оливером, а знал его историю, могли не сомневаться, что разыскивался именно он. Мира пробежала взглядом по информации под фото и обратила внимание на подписи и печати, расположенные поверх указанных должностей. Из-за многократного тиражирования, краска на них размазались, но от этого они не потеряли своей ужасающей сути. Они подтверждали тот факт, что постер, не просто бумага с наградой за чью-то свободу, а приговор. И не только для Оливера, но и для любого, кто решится оказать ему поддержку. — Идем. Идем, ну же… — У Миры тряслись поджилки, и весь ее вид говорил о сильнейшей панике, но вопреки этому, она нашла в себе силы утащить Сару под руку от злополучного места. Та просто плелась за ней, решив, что ее жизнь закончилась с той минуты, настолько мощным оказалось ее потрясение… — Они все знают, сестра Мира. На Оливера-сан начнется охота… — Она обняла свои плечи, поджав ноги к груди. — Такие огромные деньги! С первых дней работы официанткой в родной гильдии, Мира приспособилась к роли своеобразного падре, которому любой мог исповедоваться на тревожащие его темы, а потому слушала рассказ Сары и не перебивала. Ее личные тревоги, казалось, улетучились, чему Мираджейн подивилась. Однако имея необходимость искать причины в самой себе, она твердо решила, что ее спокойствие связано с тем, что Оливер обидел ее, а значит исчез из нее. Но Мира ошиблась, ее беспокойство, будто тени в солнечный день, что таятся по углам комнаты, всего-то выжидало момента, чтобы атаковать ее, окажись она наедине с мыслями. И прежде, чем это случилось, Мира вспомнила о том последнем вечере, когда пришла к Оливеру в надежде получить ласку, проведя с ним остаток ночи в любви и неутомимости своих желаний… Пришло сожаление с примесью обиды. Затем Мираджейн постаралась вызвать в душе злость, чтобы заглушить тоску. Она сердилась на него за то, что он ни разу не пришел к ней после того, как она и ее товарищи придали прах Грея земле; что Оливер исчез на долгие годы из вида, обрекая на ожидания. Она даже поверила в то, что он не любит ее, когда он, очищая снег у навеса, будучи в одной рубашке, отказался от своего пальто, предложенного ей. — Я передумал идти к Джувии, — сказал Оливер, остановив Мираджейн на полпути к дому. Она обернулась, кипя гневом оскорбленной женщины, но сумев улыбнуться, сказала: — Я не нуждаюсь в вашем сопровождении, мистер Стоэн! — И переборов великое желание бросить пальто на снег, всучила его Саре, что только что подошла к ним. — Не утруждайтесь, Стоэн-сан мы найдем другой способ спасти Джувию. В глазах Миры появились слезы, которые она стыдливо сморгнула. Тогда она была зла и обижена донельзя, но, сама не ведая того, выполнила все так, как было необходимо Оливеру. Первым делом он убедил Сару остаться с Мирой; встретиться с Джувией и дать той шанс выйти из круга подозреваемых — стало вторым пунктом в плане Оливера, а третий… — Мисс Джувия задаст вопрос, — говорил Оливер, а его дыхание паром расплывалось в морозном, застоявшемся воздухе, — и ты ответишь так, как посчитаешь нужным. Сара заглядывала, что говорится, в рот, запоминая все наставления и советы своего брата. Она была похожа на девочку, которой была когда-то, ожидая его возвращения под кустом барбариса: человечек, которого оберегают, и к которому придут на помощь, стоит только громко закричать. — О ней. О тебе и обо мне. О Лионе. Мира стояла у окна, за шторкой, сощурившись от ослепительной белизны рубашки Оливера, закатанные рукава которой пробирали ее до мурашек от холода. Занимался рассвет, и Штраус предполагала, что у них со Стоэном будет возможность поговорить чуть позже. Они помирятся, даже если не ссорились, а просто расстались, — и это третий пункт, задуманный Оливером заранее… Сара видела, что Мираджейн ушла мыслями в себя, и ее подавленный вид недвусмысленно говорил о причине ее состояния, но она не решалась поддержать ее. Сара стеснялась проявить заботу, полагая, что любовные переживания Миры ее не касаются. Сара думала, что Оливер ее предал, не дав шанса встать плечом к плечу с ним и вновь бороться. А еще она боялась, что Оливер умрет, так как его эфир некому очищать от частичек ДД, полученных от Куро, и они рано или поздно отравят его… Она так беспокоилась об этом, что не учла вероятность выработанного иммунитета, что повышало важность эфира Оливера для зараженных ДД в качестве противоядия… Отныне Сара ожидала, когда Оливер использует кольцо, чтобы пойти к нему, но Мираджейн, предвидев это, взяла с нее обещание не уподобляться Оливеру и не покидать ее. Сара согласилась, еще и потому, что ей некуда было идти, никто нигде ее не ждал… Разве только он - ее тайна, о которой никто не должен узнать... Пришла весна, а розыскные листовки 29 57 и Орландо еще украшали афишные столбы по всему городу. Краска на них еще не выгорела под лучами солнца, что заявляло о свежести отпечатанных изображений, а значит — о свободе беглецов. Мираджейн свыклась с мыслью, что Оливер в розыске, и даже радовалась свежему постеру, присланному к ним в гильдию. Она точно знала, что он не арестован, а значит была надежда встретиться с ним опять… Сара сама не заметила в какой момент стала неофициальным медиком «Хвоста феи», заменив Полюшку-сан, которая из-за смерти Макарова сбрендила с ума. Старуха нередко выкидывала невероятные грубости на суд недоумевающих и чрезвычайно редких посетителей ее хижины в лесу. Она еще шаркала по дощатому полу своей врачевальни, ворча ругательства, когда кто-то приходил к ней с гостинцами, но в глубине сердца, отшельница ликовала редким визитам непрошенных гостей. Полюшка хваталась за метлу и по своему обычаю выдворяла людей за порог, но уже не била — не хватало сил в руках, а голос скрипел, точно несмазанные дверные петли… Сара помнила тот день, когда в здании гильдии появился маленький темноволосый мальчик с марлевой повязкой на правом глазу. Он держал за палец розоволосую девушку в черном платье с рюшечками на рукавах и юбке, а ее ослепительной белизны фартук, недвусмысленно говорил о том, что она горничная, которая служит богатой семье ребенка. На самом деле, никакого богатства в семье мальчика не было. Была только мама, та девушка с парой длинных хвостов на затылке и еще несколько чудаковатых существ, которых Джой любил наблюдать в своем небольшом мире. Время от времени возникали какие-то мужчины, которые пытались заслужить расположение его мамы, чего Джой не понимал и не принимал, да и не стоило — те дяди исчезали, как только знакомились с ним. Но была еще одна неугомонная парочка, которых Джой помнил с пеленок: иксид Хеппи и Нацу. Хэппи с пушистым хвостом; он заботливый и внимательный друг. И Нацу. Просто хороший парень с колючей бородой и глупым чувством юмора… Сара наблюдала за ребенком, который, точно на привязи, водил за руку свою сопроводительницу по залу, и отвечал ей на все, чтобы она не спросила. Беседа выходила странной, напоминая нелепый допрос. У Сары возникло впечатление, что дитя малое не маленький парнишка, а та девушка в платье горничной. Сара познакомилась с Леви и ее доченькой Ребеккой, милой девочкой с огромными глазами и обаятельной улыбкой, а так же — с Люси, которая оказалась матерью заинтересовавшего Сару мальчишки. Когда она узнала причину ношения Джоем повязки на глазу, то на правах негласного лекаря гильдии предложила свою помощь, и та согласилась. Люси не испытывала страх, что что-то пойдет не так, а решила, что ничего не потеряет, дав шанс неплохому доктору проявится. Вечером того же дня, ожидая прихода Сары к ним домой, Люси объясняла сыну, что с минуты на минуту придет тетя, чтобы полечить ему глаз. Джой поначалу казался отрешенным, глядя в лицо мамы здоровым карим глазом, но, выслушав ее вновь, спросил лишь одно: — И моя голова больше болеть не будет? Люси не могла поручиться за успех Сары, а потому, подумав, сказала: — Давай просто попробуем, Джой?.. — Она ждала ответ. Джой кивнул, и Люси улыбнулась ему, ощущая тревогу в сердце. Она сморгнула слезы, чтобы сын не задавал ей вопросов, обеспокоенный ее видом. Хартфилия и понятия не имела о той боли, что испытывал ее ребенок из-за проклятой анизокории, но все бы отдала, чтобы ее облегчить… В свете фонарей по тротуарам разливались потоки луж, расстреливаемые ливневым дождем, и Люси следила за ними через стекло. Ее ребенок спал в своей постели, как она думала, разочарованный неудачей, постигшей тетю Сару в лечении его анизокории. Однако Джой ни капельки не расстраивался, а почти сразу позабыл о произошедшем, будто уже смирился со своей участью терпеть головную боль. Люси передумала эту ситуацию вдоль и поперек, и теперь, следя взглядом за нитями, прострачивающими желтый свет от фонаря на углу, вспомнила: — Болезнь Джоя не является магическим увечьем, — произнесла Сара, разочарованная, что оказалась не удел. — Его анизокория врожденная, а значит я не могу ее исцелить. И, увы, мне даже нового сказать по этому случаю нечего. Люси не смогла сказать что-то вроде «ничего страшного», или «спасибо, я поняла», а просто кивала, сохраняя обычное выражение своего лица. Она может быть, поплакала, но, как известно, слезами горю не поможешь, а потому — просто молчала. — У твоего сына, Люси-сан, противоположный тип эфира*, — добавила Сара, и Люси встрепенулась с выражением лица, говорящим, что она что-то услышала, но, не уверена, что поняла правильно. — Это значит, что он сможет освоить два вида Магии. Он маг таланта. — Сара улыбнулась. — Не понимаешь? Люси покачала головой, не зная: радоваться или горевать: — Что? Как?! Это плохо?.. — Никто не может знать: плохо ли что-то, или хорошо заранее. Но Джой особенный, Люси-сан, это большая редкость — волшебник с противоположным типом эфира. — Сара положила ладонь на плечо Люси. Люси испытывала тревогу, наблюдая, как по оконному стеклу катились, сливаясь, дождевые капли, занесенные ветром. Она подавляла в себе гордость за Джоя, распиравшую ее, тем, что не знала хорошо ли наличие необычного эфира в её сыне. Люси беспокоилась, и, наверное, это было нормально для нее — Джой все, что есть у нее в жизни… Люси потянула носом, отмахнувшись от тревожащих мыслей…