Мое сокровище

      Краткий, резкий вдох, и воздух тонкой струйкой достигает полностью раскрытых для насыщения легких. Джувия так изумлена увиденным, что на бесконечно долгую секунду забывает, что нужно дышать. Глаза слезятся от ветра, а неожиданно возникший мираж ее мужа, расплывается, сливаясь с серостью дождливого сентябрьского вечера.       Она моргает, но видение никуда не делось. Потому что вовсе не ведением было.       Лион?! Как он оказался здесь?! Этого просто быть не может!       Джувия точно на шарнирах идет навстречу, не чуя земли под собой, не замечая никого и ничего вокруг. Желанную цель приближают к ней ее озябшие пальцы, что аккуратно прикасаются к его слегка побитому лицу, и ощущение твердо заявляет: происходящее реально.       Лион и Джувия обмениваются улыбками, зажевывая возникшую заминку, и наконец бросаются друг к другу в обьятья:       — Как?! Ну как так?! — звучит по-прежнему с неподдельным интересом, но по большому счету никакого значения не имеет причина — лишь последствие: Лион здесь, и он жив.       Джувия дрожит, хныкает, нервно смеется. Она не может наглядеться на своего мужа; радуется и не верит, но все равно радуется. Она счастлива. Очень. Ей так много хочется ему рассказать! Очень многое хочется узнать, но она не знает с чего начать: все мысли разом просятся на язык. Она ощупывает свежие ссадины на лице Лиона, надавливает на ушибленный подбородок; он жмурится, но терпеливо молчит. Джувия снова и снова оглаживает лицо и плечи мужа, будто проверяет целостность и невредимость того, что сразу не увидела.       — Где животик? — Он хорошо ощупал супругу — она стала тонкой, пожалуй чересчур даже, чем была до беременности. Корсет, стянутый поверх блузки с широкими длинными рукавами, длинная юбка по щиколотку, сапоги с округлыми мысками; на плечах кроме плаща с капюшоном, лежали вьющиеся пряди волос. На груди в прорези V-образного ворота выглядывало его обручальное кольцо, что вместе с письмом в ответ на просьбу прислала Бриша-сама…       Вопроса Джувия испугалась, но Сара, о которой так удачно забыли супруги, увидевшись, подала голос:       — В самом надежном месте. Все будет в порядке… — Она смущенно улыбнулась, когда они оба посмотрели на нее, выслушав. — Я пойду.       Лион снова завладел вниманием Джувии и, умиляясь, спросил:       — Расскажи мне все. Когда он родился? На кого он похож? — Он будто умолял, и так сиял его взгляд в тот момент, что Джувия ощутила счастье, позабыв обо всем тревожащем.       — Пару дней назад, — выдавив улыбку произнесла женщина; ее губы дрожали: — Л-лион-сама, Джувия помнит, что говорила, но… — Она склонила голову в поклоне. — Простите, Джувия все испортила.!       Лион жестом просил жену смотреть на него: голову она покорно подняла, но глаза — не смогла.       — Что ты испортила? — Он улыбался. — Джувия?..       — Бриша-сама думает, что Джувия родила наследника фамилии, но…       Лион прыснул со смеху, чем возмутил Джувию, но теперь она смотрела в его глаза:       — Нехорошо смеяться, когда Джувия встревожена, — произнесла с укром и обидой. — Это неприлично, и некрасиво с вашей стороны!       — Извини, — смущенно произнес он. — Я случайно…       Джувия смерила Лиона оценивающим взглядом, скорчив гримаску недовольства. Подумала, что причин для обиды на него нет, выдохнула, и сказала:       — У вас дочь, Лион-сама… Джувия родила девочку.       — Я очень рад… — Он погладил жену по щеке; его сбитые пальцы страшно болели — раны ныли. — Ты, кажется, — не особо?       Джувия отрицательно покачала головой.       — Вовсе нет! Вы не так поняли Джувию! Джувия думала, что муж разведется с ней, если…       Лион прыснул со смеху и, прежде, чем жена его чем-то огреет за глупые шутки, оторвал ее от земли, крепко-крепко сжав в объятиях. Блаженно опустив веки, Лион покружился вокруг своей оси, не выпуская Джувию из рук. Он давно не ощущал… Нет. Он никогда не испытывал счастья подобного рода: все внутри ликовало, а иное не имело значения. Он выбрался из такого ада, в котором чудом выжил, стерпев все, и теперь, наконец-то, стал папой.       — Она под надежной защитой?       Джувия кивнула:       — Да, сын Сары-сан тоже живет там…       — Сын?.. — Лион удивился. — Сын Сары? Не знал.       — Ему два года, и люди, что присматривают за ним, заботятся и о нашей дочери, Лион-сама… Джувия хотела остаться с ней, но новость о том, что вас снова разыскивают, вынудила Джувию убедится в вашей целости. — Она опустила взгляд. — Джувия хочет вернутся к ней теперь, но… Происходящее не позволит.       Лион мог бы поспорить но…       Джувия мягко выскользнула из его объятий. Коснувшись земли подошвами сапог, она торопливо забралась в свою тряпичную сумку, порылась в ней немного, и вытащила нечто завернутое в платочек. Развернув его, она явила свету немного помятый шарик ладду и, отломив от него половину, решительно поднесла ко рту мужа. Тот недолго колебавшись, выполнил ее молчаливое требование и, жуя сладость, мысленно пожимал плечами.       Джувия улыбнулась и, откусив от оставшейся половины, пояснила:       — Это подношение, которое дал Джувии вчера утром бог Ганапати, Хоуп джи сказала, что это хороший знак. Джувия подумала, что должна разделить его с Лионом-сама. — Она отправила в рот оставшуюся часть от половинки, и стряхнула крошки с платочка. — Ганапати-сама присматривает за тем домом, а значит, он присмотрит и за нашей дочкой.       — Раз так, то я спокоен… — Согласился Лион, особо не акцентируясь на том, о ком говорила жена. Одно он знал точно: если Джувия верит в сказанное, пусть будет так — он спорить не станет.              Сара тяжко вздохнула, глядя на физиономии собравшихся у дверей домика мужчин. Она задержала взгляд на Оливере, оглядела его пропитавшуюся кровью повязку точно у пирата, обвивающую голову, и, поджав губы, переступила порог…       — Ты хочешь, чтобы я ненавидел именно тебя? — спросил Ворон тут же, стоило Саре уйти.       — Мне все равно, как ты относишься ко мне, — ответил Оливер. — Думаю, тебе так же плевать на меня.       — Да… — Он ритмично закивал. — Ты видишь в ней союзника, не так ли?       — Не только в ней, — Оливер вгляделся в глаза Саймона, — и в тебе…       — Снова будешь чпокать мне мозг? — с недоверием сощурился тот.       Оливер растянул губы в вымученном подобие улыбке, которое еще и далась с трудом.       — Я это умею, — заметил Оливер с иронией в голосе.       — Ты конченый придурок, — подытожил Ворон в беспомощной ярости; янтарные глаза горели непониманием. — Почему ты приволок ее сюда?! Чего ты добиваешься?       — Ничего, — пожал плечами тот, с видом «не имею понятия, что ты имеешь в виду». Но Оливер все понимал — знал что говорить, и, чтобы получить его ответ, собеседнику достаточно всего лишь задать вопрос. — Я не заостряю внимания на таких мелочах.       Они смотрели друг другу в глаза, будучи практически одного роста. Глаза Саймона, цветом походившие на окаменевший янтарь, вдруг застыли — в них отразилось осознание. Оливер это заметил (не мог не заметить), пусть и в какой-то степени он знал об этом наверняка, и сказал:       — Люди имеют привычку раскаиваться, не так ли?.. — Резаная рана под повязкой дергала нестерпимо; Оливера с новой силой одолевала лихорадка. — Тем более, Саймон-кун, я не из нех, кто делит людей на хороших и плохих. Все бывает, и нет причин принимать это к сердцу… Вот тебе пример: помнишь тот день, когда я надрал тебе жопу?       — Ты?! Надрал мне жопу? — с насмешкой уточнил тот, вклинившись в речь Оливера.       — Я. — Он опустил помутившийся взгляд — кружилась голова, и эта боль — пульсирующая боль — наполняла каждую клеточку его лица. — Я отлупил тебя и вышвырнул за порог. Знаешь, почему я так поступил?       Прошлой ночью Лион, надеясь помочь Оливеру и ослабить его страдания, зашил ему рану шелковой нитью, в качестве анестезии использовал свою Магию, и немного алкоголя. Алкоголь в основном заливали вовнутрь, а вот Магию Лион применил, чтобы уменьшить чувствительность кожи от обжигающей, подобной пламенному кликну боли разорванных тканей. Кроме того лед предотвратил образование гематом глаз и носа. Теперь эффект «наркоза» проходил, но Оливер не подавал виду.       Ворон насупился, и выглядел он мрачно.       — Сара посчитала тебя предателем. — Он поднял вверх указательный палец и поднес его к носу Саймона; глаза его ужесточились. — Впрочем, я согласился с ней, но по-настоящему не ощущал ненависти. — Он ухмыльнулся, ударив Ворона кончиком пальца по носу. — Возможно, я так и не научился чувствовать к людям что-то, — подумал я… Но почему-то в тот самый день, когда ты доставил Лиона Совету, возникло это странное осознание, что ты мразь.       Саймон шумно сглотнул, но не смягчил ни на йоту свой пронзительный взгляд. Сказать что-то он тоже не смог — нечего было…       — Хочешь знать почему здесь она, но не спрашиваешь почему здесь ты. — Он переждал очередной сильный приступ головокружения. — Ты догадываешься о себе, я прав.       — Заткнись, — прошипел Ворон, сквозь зубы.       Они буравили друг друга глазами — у обоих был пронизывающий, тяжелый взгляд сильного человека.       — Сделай вид, что способен быть надёжным, хотя бы ради Сары… Ладно? — Он похлопал Ворона по плечу, тот грубо сбросил его руку. — И больше не смей спрашивать меня о причинах нахождения здесь присутствующих здесь людей.              Люси чувствовала беспокойство, каждый раз убеждаясь, что за ней следят, но больше ждать и бездействовать она не могла. Утром она получила известие от Нацу и Хэппи, и с тревожным недоумением замерла:       Не пытайтесь повлиять на нас! Не возвращайтесь! Не попадайтесь нам на глаза! Оставайтесь в стороне! — читала Люси в записке. — Это наша война. R. B.       «Что произошло?!» — волновалась Хартфилия, перечитывая записку и вглядываясь в почерк. Сомнений в том, что это писал не Нацу — не было, и по всей видимости — это было адресовано им с Хэппи, но кем?!       Люси опустила взгляд в мятую записку: «R. B.» — кто это?! — Она протолкнула ком, застрявший в горле. — Кажется, Нацу и Хэппи встретились с «R. B.», и он требует, чтобы они держались подальше, но почему он пишет им записку? Что произошло с Мирой? Они нашли ее?! Где носит эту несносную парочку?!       Ребекка и Джой с восхищением рассматривали картинки в книжке, и наобум сочиняли якобы прочитанный ими текст сказки. Реви жевала мягкие конфетки, не забывая хихикать над важностью Джоя. Джой не любил ничего кроме мотти с черным кунжутом, (но его он получал по особому случаю), а выделенную матерью долю сладкого и в этот раз отдал Плю. Звездный дух примило набивал рот тянучками, неуклюже расхаживая вокруг детей, усевшихся на полу, и смущенно мялся, когда Реви протягивала ему конфетку из своей пачки.       — Смотри, что могу, — Джой сложил ладони с улыбкой на губах; больной глаз скрывала повязка, но тот второй, здоровый карий глаз прямо излучал сияние.       Ребекка с интересом уставилась на его ладошки; она всегда смотрела на Джоя с восхищением — старший брат все-таки (так говорили их мамы), а когда после пары хлопков и сосредоточенного напряжения из неоткуда появился непривлекательный кристаллик льда, девочка открыла рот.       Плю выронил пакетик с конфетками…       — В чем дело? — Люси изумилась появлению звездного песика, когда тот, липкий от конфет, пытался разъяснить ей, что только что видел. Плю вяло жестикулировал, мямлил, черт знает что, и манил женщину в комнату. — Снова Джой накормил тебя тянучкой? — сообразила Люси с улыбкой, и, поднявшись с места, направилась к Плю. Она протянула ему ладони, чтобы взять на руки, но тот отступил. В этот момент в комнату к Люси забежала Ребекка, притворяясь, что сильно уморилась, торопясь к ней, согнулась по полам.       — Ш-что.? — было начала Люси, но умолкла, сбитая с толку; между пальцами они все еще держала записку от «R.B.»       — Там сосулька! — громко и весело выпалила Реви, вскинув руки над головой, очевидно пародируя свою маму, чем-то одухотворенную и веселую. Люси знала эту манеру Леви, а значит, произошло что-то на самом деле невероятное.       Плю кивнул, и недоумевающая Люси поспешила в спальню…              Джой продемонстрировал матери серую льдинку, а потом с торжественным видом вручил ее ей. Люси сидела на маленькой скамейке, той, благодаря которой из-за маленького роста детвора частенько взбиралась на кровать, и в звуках счастливого щебета Бекки, глядела на рыхлую сосульку… В тепле комнаты, неважного вида кристалл изо льда стал таять; волшебство было нестабильным, но все еще оставалось волшебством. Невероятным волшебством…       Люси взглянула на сына, тот собирал рассыпанные Плю конфетки с пола в пакет, улыбчивый и деловой, а Ребекка скакала вокруг и громко пела…       — Пунь, — тихонько сказал Плю, вложив свою мягкую лапку в свободную ладонь Люси.       — Да, — ответила та с улыбкой, глядя на лужицу оставленную льдинкой в другой ладони. — Я не сомневалась, но… Разве этому не нужно обучаться?       Люси стало тревожно.

Спустя три месяца

      Снег с дождем налипал на проводах и ветвях деревьев. Порывистый промозглый ветер дул со стороны океана, принося запах морской воды. Краски города Магнолия, казалось выгорели в пору тёплой осени, и теперь под кроной пепельно-серого зимнего неба бледные улицы впитывали в себя унылость и влагу непогоды…       Гажил сидел в нише под крышей, над оконным выступом. Он порядком продрог, но не спешил покидать пост, следя за улицей, точно моряк с мачты фрегата, что в надежде выглядывает землю. Лили дремал у него за пазухой, согревая жаром своего тела, и Гажил чувствовал себя уютно, едва не засыпая…       Слишком уверенно, чересчур пожалуй, Гажил повёл себя в тот день, когда подумал, что легко сможет найти Лиона и отмутузить его, точно отбивную, за все хорошее. Время прошло достаточно, и единственное место, куда Бастия должен был заявится обязательно — дом Люси Хартфилия, — уже давно перестало вселять веру в благополучный исход. Патрулирование района и караул у окон Хартфилия заметно снизились, но разозленная донельзя Саафа продолжала отправлять солдат на посты, не сомневаясь — однажды он явится… И Гажил так же следил за домом Люси, но по своей инициативе, одержимый желанием побеседовать с ним…       Гажил заметил рыжую шевелюру внизу, и, приглядевшись, узнал Локи. Тот раскрыл зонт над собой и торопливо направился между домами… Гажил знал наверняка, что он пошёл за продуктами. В последнее время он и Вирго часто помогали Люси по дому и с детьми, хотя, Редфокс не сомневался, что они находились рядом по своей инициативе, видя в своей владелице — настоящего друга. Хорошего друга в Люси рассмотрел и сам Гажил: она разрешала ему видеться с Ребеккой, играть и гулять с ней и Джоем, чему дети были несказанно рады. Да и общество мужчины в воспитании мальчика играло важную роль.       А Леви?..       В начале октября, надзирая за окрестностями дома, где жила Люси, Гажил в толпе увидел свою жену. Та шла торопливо, широкими шагами, увешанная сумками, бившими ее по бедрам; отросшие ниже плеч, завитые локоны развивались на ветру, а лицо такое, словно она была в прострации. Лили в ожидании покосился на Гажила, тот выглядел спокойным, чересчур, пожалуй. Какая-то усталость, осознание, пассивная злоба таились внутри него, зажатые крепкой хваткой за горло, но отчетливо читаемые в его глазах. Пантерлили, как его друг, хорошо видел это без специальных приборов — вот как есть, будто между строк читал:       — Гажил?..       Тот очнулся, моргнул, слегка обескураженный и, глянув на иксида, привычно оскалился. Но задора не было, не было прежней веселости, а мыслями он явно был далеко…       — Пойду домой, кошак, — прогремел голос Гажила. — Посидишь, побдишь?       Лили улыбнулся, согласно кивнул, мол, «побдю, куда ж я денусь», и Редфокс ретировался восвояси…       Гажил заглянул себе за шиворот, Лили дернул ухом, и Рефокс улыбнулся: подслушиваешь мысли, кошак, гы-хи!       Леви прямо опешила, увидев Гажила дома, но врать по поводу вылазок по домашним делам не стала (это было бы нелепо, учитывая, что она увешана сумками со своими записями, а дочь стоит с походным рюкзачком за плечами), — и он уже порадовался этому.       Они нехотя зацепились языками: Гажил осуждал ее за безответственность в отношении дочери, а Леви оправдывалась тем, что у нее важная цель, а ее никто не понимает, и что очень трудно сохранить актуальность уже собранных записей для книги — время беспощадно!       — Даже, блин, кошка поняла, что это муть полная! — Гажил старался не кричать, имея от природы громкий голос, чтобы не пугать Бекку. — Какого ляда, Леви?! Тебе посрать на дочь?       — Нет, вовсе нет! — Леви издергалась от нервозности — ее желание опубликовать книгу, порядком потрепала ей нервы; но она так же старалась сохранить человеческий облик и не опускаться до скандала. Она воображала, что громкое выяснение отношений — это грубая рыночная склока, где участвуют только бабы, именно бабы, которые кроме как глотки рвать, осыпая друг друга ругательствами, ни на что не способны, и сама опускаться до этого не хотела!       — Я просил тебя не бросать Реви?! Я просил тебя не удирать из дома? Просил или нет?!       Она кивнула, вытянувшись струной, напряженная и отстраненная судя по ее взгляду.       — Завязывай, Машу мою, завязывай! — Он навис над ней и пригрозил. — Сделай, наконец выбор, женщина, черт возьми! Иначе твоя дочь будет звать мамой твою подругу!       — Любимыйдорогой, — выпалила Леви, очумелая и потерянная. — Ты, конечно, ты и Бекка! — Она даже кивнула в подтверждении своих слов.       — Годится, — тут же согласился Гажил и, схватив бытовые спички, чиркнул и кинул в одну из сумок с записями.       Леви буквально снесла мужа с ног, тот запутался в своих ногах, и грохнулся на пол. Брошенная им спичка коснувшись записей, едва оставила черный след, и Леви ее тут же вытащила и швырнула куда-то. Она ударилась о пол и переломилась надвое, благо погаснув где-то в полете.       — Что ты делаешь?! — Она прослезилась, явив на свет испорченные листики заметок. — Это же мой труд стольких лет! Это же мои записи! Ты не понимаешь! Ты всегда был дураком, чтобы проникнуться моей целью!       Гажил с недоумением посмотрел на жену, и сомнений в том, что она спятила, у него не осталось…       — Папуля, — Ребекка испугалась выходки матери, и подойдя к Гажилу, погладила его по щеке и тут же обняла крохотными ручками за косматую голову.       — Ну-ну, Бекка… — Он погладил ее по спинке, буквально обхватив ее всю громадной рукой. — Все в порядке…       В тот день, Гажилу хотелось разрыдаться, но он смог удержать себя, потому что это не соответствовало имиджу крутого и опасного мужика, каким он все-таки являлся. Да и дочка не должна запомнить своего отца в образе ревущего и слабого человека. Нельзя.       — Я нянчится в тобой не намерен, — сказал Гажил, вырастая над Леви. — Ты просто спятила, жена!       <i>— Конечно!.. Это я спятила, а ты! Что ты натворил?! Ты же не понимаешь, ты не понимаешь! Это адский труд, — простонала Леви, обреченно размахивая листками. — Ну куда тебе!       Ребекка сконфуженно следила взглядом за перебранкой родителей, и ощущала страх. Она не понимала происходящего, но очень хотела, чтобы все закончилось; и сожалела, что дома нет Лили…       — Это ты не понимаешь, — лениво обронил Гажил; он чертовски устал от заезженной темы написания какой-то там книжки, которая длится на протяжении многих лет. — Ты нужна дочери, а мне нужна жена!       — Тебе просто не нравится Люси, признайся! Ты против, чтобы я оставляла Ребекку с ней! А мое дело — всего лишь предлог, Гажик!       — Я никогда не подумал бы, что ты способно бросить свою, МОЮ дочь! Ты, Леви, ты! — Гажил вырвал листки из ее рук и, скомкав, вышвырнул. — Я думал, что Люси вертихвостка, и не хотел, чтобы она общалась с моей дочерью, но вижу, что ошибался! Люси не бросила своего пацана, после того как умер Грей, и едва сводит концы с концами!       Леви выглядела глубоко шокированной и оскорбленной; она стояла выпучив глаза, и с напряжением смотрела куда-то в сторону. Все ее тело содрогалось крупной дрожью.       — Знаешь что, — механически проговорила она. — Я плачу своей подруге, чтобы она сидела с моей, с ТВОЕЙ дочерью! Понял?! А?! Как тебе?! Это правда!.. Правда еще и то, что ты меня обидел, спасибо! Теперь ты должен обдумать свой поступок. Иди. Уходи!       Леви отмахнулась от мужа и, дойдя до скомканного листка бумаги, подняла его (к тому моменту в ее глазах стояли слезы). Она развернула листок бумаги, прошаркала мимо Гажила и Ребекки и, подхватив за ручки свои сумки, побрела в гостиную.       — Вот как? Я тебя обидел?.. — Гажил ухмыльнулся безрадостно; он тоже ощущал ущемленность своей гордости. — Ладно. Бывай, жена.       Он сунул ноги в ботинки, зашнуровал их и, на ходу натянув куртку, шагнул за порог…       Бекка проводила отца взглядом полным недоумения, и еще смотрела с минуту на закрывшуюся за ним дверь. Потом девочка изумлено разглядывала, словно та была чем-то диковинным, свою мать: Леви раскладывала бумажки из своей сумки на полу в гостиной, и распрямляла измятые с видом жалостливым и обиженным.       Ребекка ничего не понимала, но ее семья в тот момент точно разделилась напополам, и дальше лучше не будет…       Гажил вздрогнул, дернувшись на месте: черт, кажется я вздрыхнул, блеан… Он сел на месте, сощурившись, иксида за пазухой не оказалось…       Всего десять минут, во время которых он забылся тревожным сном-воспоминанием о размолвке с Леви, и этого времени хватило, чтобы произошло нечто ужасное. Определенно!       Саафа отдала приказ о взятии под стражу Люси Хартфелии…