YANFEN

      В школьном коридоре, полном мельтешащих учеников, в самом углу, Бенедикт Бломберг общается с парнем, слушая все новости, которые она успела пропустить, пока отсутствовала. При этом он постоянно провоцировал подругу на смех, отчего та заливисто смеялась, не обращая никакого внимания на презрительные взгляды одноклассников.              Кевин Келлер осознавал, что молчание было бы неправильным поступком по отношению к ней. Поэтому парень говорил и спрашивал обо всём, что ему приходило в голову. Так же Бенедикт рассказывала ему в каких городах она была и как ей жилось с Джейсоном.       Почему-то парню чудилось, что ей было очень больно об этом говорить, так как после каждого предложения она горько вздыхала, будто удушающий комок сковывал её горло.              Но настроение друзей резко ухудшилось, как только они заметили на горизонте Реджи со своей командой, которые, по всей видимости, направлялись к ним.              — Бломберг, как на счёт того, чтобы покончить с собой сегодня? — спрашивает футболист, после чего за его спиной раздаётся взрыв смеха. — Думаю, это ты убила Джейсона, чтобы тебе разрешили вернуться к своему Донни Дарко.              — Ты в курсе, что в момент его смерти она была в больнице в другом штате? — Кевин сжимает кулаки и скалится от раздражения, поглядывая то на одноклассников, то на самого Реджи.              — В отличие от тебя, Мантла, я никому не причиняла вред. — вяло отвечает девушка и устремляет взгляд в окно, надеясь, что ему хватит мозгов, чтобы не начинать перепалку.              — Только разбивала сердца. — эти слова больно врезаются где-то под рёбрами. Компания снова смеётся и собирается уходить, но Бенедикт останавливает их, схватив обидчика за руку.              — Реджи, не могу понять почему после общения с тобой у меня появляется ярко выраженный комплекс полноценности. — главарь фыркает, услышав фразу, и хмурится, будто вычисляет было ли это оскорблением. — Знаешь, Джей дал мне почитать одну интересную толстую книжку, — она делает паузу, и на лице появляется ухмылка, — дневник футбольной команды. Очень занимательно. — после этих слов Реджи скалится и вырывает руку из крепкой хватки. — Если ты думаешь, что я не подготовилась к своему приезду и к травли со стороны учеников, а особенно футбольной команды, то ты очень глуп, Мантла. Я сохраню тайны каждого в этой школе, если ты не будешь трогать меня и моих друзей.              Футболист вглядывается ей в глаза, будто пытается понять, блефует девушка или нет, после чего что-то бурчит себе под нос, разворачивается и уходит вместе со своей компанией.       Келлер торжественно начинает хвалить подругу за коммуникативные навыки, а затем предлагает составить ему компанию в столовой.       Бенедикт всё ещё не может позволить себе свободно передвигаться по школе, ведь страх уловить взгляд холодных ледников никак не покидает её. Поэтому девушка любезно отказывается от предложения, ссылаясь на то, что ей надо подготовиться к уроку литературы и она посидит в кабинете.              Парень отлично понимает, что дело вовсе не в пропущенных занятиях, но считает, что ей стоит самой перебороть свою боязнь.       Келлер крепко обнимает подругу и предлагает встретиться позже, после чего они расходятся в разные стороны.              Тем временем, пока Бенедикт Бломберг идёт по коридору, она вновь вспоминает дни, в которых, казалось, девушка действительно жила, а не существовала.       Дни, когда она звонко смеялись, глядя на тень их переплетающихся рук, скользящую по ярко-желтой стене.       Ночи, когда они вместе проваливались в духоту опустевшего города, и она могла по-настоящему ощущать тебя под мерцающими неоновыми вывесками.

***

      Кевин здоровается со своими друзьями, занимая место за столиком рядом с брюнеткой и ставит перед собой поднос с кучей еды.              — А где Джагги? — обращается он к Купер и отправляет кусочек запеченной курицы себе в рот, тщательно жуя мясо.              — Мы расстались с ним, Кев. — отвечает блондинка и начинает помешивать свой напиток бледного оттенка, точь-в-точь как и лица её друзей от чего желание выпить это мгновенно пропадает. На неё устремляется удивленный взгляд Лодж и Келлера, который от услышанного чуть не подавился мясом.              — Бетси решила, что раз приехала Бенни, Джагхед точно не сможет быть счастлив с ней, — тихо промямлил Арчи, после чего на него уставились две пары глаз, — он увидел поцелуй, который мы подстроили, чтобы ему было легче расстаться с ней. Вы ведь знаете Джагги, он бы никогда не поднял эту тему.              — Что? — восклицает Вероника, жестикулируя, после чего складывает руки на груди и как-то недоверчиво смотрит на парочку. — А если бы он не увидел, как вы целуетесь?              — Я бы сама ему рассказала. — уныло отвечает Бетти, стремясь поскорее закончить этот допрос. — В любом случае, Джагхед не должен знать об этом.

***

      В кабинет литературы резко открывается дверь, после чего в класс заходит темноволосый парень. Бенедикт машинально поворачивает голову, чтобы узнать, кто мог тут появиться до начала урока.

Ему даже не понадобилось прикасаться к ней, чтобы по всему телу Бломберг прошёл приятный покалывающий электрический заряд.

      Джагхед несколько секунд прожигает взглядом спину девушки, после чего как можно быстрее покидает кабинет.

Джонс на мгновение теряет контроль над своим телом от крика, который раздаётся в его голове с гулким сердцебиением.

             Собравшись с силами он снова открывает дверь и направляется к столу. Парень чуть ли не прижимается к стене, будто в той части кабинета находится ни его любимая девушка, а раскалённая лава, затем кладёт тетрадь и разворачивается.       Сейчас молчание добивает Бенедикт не хуже кулаков. Но ровно до тех пор, пока они не встречаются глазами в пустом классе.       Одно мгновение и тишина больше не давит. Она кажется бесконечно драгоценной сейчас. В ней чувствуется понимание, которое не хочется рушить какими-то бессмысленными словами.       Джагхед стоит у доски и пристально смотрит на неё, будто пытается разглядеть перед собой другого человека. В его взгляде присутствует что-то неуловимое, возбуждающее чувство ненависти в ней. И, быть может, именно поэтому она так безумно в него влюблена.              — Я рад, что ты жива. — по телу проползла волна мурашек. Родной голос, проник в её лёгкие сжимая воздух, отбирая возможность дышать.              Она хочет подбежать к нему, крепко обнять и расцеловать каждый миллиметр кожи, избавляя тело от губ другой девушки. Но Бломберг лишь смотрит на него не отводя взгляд, даже тогда, когда в класс вваливается толпа учеников, шумно разговаривая и занимая свои места.       Девушка так же сидит за последней партой и держит зрительный контакт с парнем, который не отступил не на шаг от доски, сквозь всю эту толпу.              — Джонс, займите своё место, — говорит учитель, но парень не слышит его до тех пор, пока в классе не раздаётся смех, — Бенедикт, — восклицает мужчина, пока ученик садится за парту, — очень рад тебя видеть. Мне жутко не хватало твоих мыслей. — он улыбается и надевает очки, после чего подходит к ней ближе.              — Спасибо, — отвечает Бломберг и, с большим трудом, натягивает улыбку, стараясь не смотреть на парня, сидящего перед ней, — я готова отвечать на все ваши вопросы.              — Как на счёт небольшого рассуждения на тему «Почему мы скрываем свои эмоции»? — с надеждой в голосе на ответ интересуется мужчина.              — Да, у меня есть пару мыслей. — она щелкает пальцем в воздухе, словно пытаясь вспомнить что-то важное, и учитель принимается внимательно слушать её. — На самом деле ведь каждый человек полон различных чувств и эмоций. И весь этот спектр мы храним в самом укромном уголке — у себя в сердце, там, где его никто не видит. — она произносит первое, что ей приходит в голову, заправляя выбившийся локон волос за ухо, на что мужчина одобрительно кивает головой. — Ведь раскрыться перед другими — значит стать уязвимым во всем. Преподнести собственноручно возможность причинить себе боль. Поэтому мы лишь изредка приподнимаем завесу тайны и позволяем окружающим заглянуть в замочную скважину двери нашего внутреннего мира. Чак Паланик писал: наше существование — это наша великая депрессия. Я хочу превратить наше существование в революцию. В революцию любви к себе, другим, природе. Всего то нужно сказать ему, что ты в него веришь, и в этот раз пообещать остаться рядом и, безусловно, остаться.              — Это твёрдая пятерка. — улыбается учитель и услышав слова благодарности от девушки, продолжает спрашивать остальных учеников.

***

      — Я распределяю вас на пары, — урок уже подходил к концу, и вот-вот должен был прозвенеть звонок, но мужчина предоставил новую тему для рассуждений, — в которых вы должны выполнить домашнее задание на следующее занятие. — учитель начал перечислять фамилии учеников, записывая себе на листике. — И последняя пара — Джонс и Бломберг.              Услышав эти две фамилии, оба вышеупомянутые, кажется, почувствовали как их ударили тяжеленной кувалдой по голове.              Когда урок подошёл к концу, Бенедикт стала впопыхах собирать свои вещи, так как она хотела поскорее исчезнуть из этого здания. Застегнув рюкзак, Бломберг подняла голову, надеясь лицезреть пустой кабинет, но взамен видит парня, который направлялся прямо к ней, демонстративно прикрывая глаза ладонью.       Со стороны Джонс выглядит спокойным, но его слегка знобит, то ли от простуды, то ли от девушки перед ним, и голос подрагивает.              — Я буду ждать тебя в пять в Драйвер-Ин. — он произносит это с абсолютным безразличием, разворачивается и покидает кабинет.              Однажды они ворвались в спокойную и размеренную жизнь друг друга, создав в ней хаос собственноручно. Бенедикт Бломберг и Джагхед Джонс давно могли бы разойтись по разным людям и не вспоминать друг друга больше.

Но их никто не предупредил, что потребность в хаосе они будут приравнивать к зависимости от иглы.