***
Если Франция и удивился тому, что Брагинский оказался на территории Америки, как у себя дома, то виду не подал. Но русских хакеров наверняка вспомнил добрым словом. Во всяком случае, Бонфуа был скорее доволен тем, что от слов к делу Иван перешел мгновенно — только что они стояли в сердце Франции, и вот уже шагают по тихой улице Вашингтона к дому с огромным звёздно-полосатым флагом на верхушке. — Открывай, сова, медведь пришёл! — на стук Джонс подошёл быстро, но отпирать дверь и не подумал. — Америка, я с Францией. Нам поговорить надо, — уже настойчиво и без тени усмешки произнёс Иван. — Да, Альфред, мы вместе пришли, — подтвердил Бонфуа. — Я думаю, тебе не стоит сейчас оставаться одному, — его голос прозвучал вкрадчиво, и Иван только подумал, что Америку это может обидеть, как услышал звук отпираемой двери. — Вот и молодец, — пробормотал Франциск, отходя за плечо России. Америка с грохотом открыл дверь, но громогласного «Привет» не прозвучало. Джонс выглядел бледноватым, а его улыбка окончательно превратилась в застывший оскал. На его шее висели наушники, из которых громко и невнятно вырывалась какая-то знакомая мелодия. Прическа Альфреда приобрела прискорбную схожесть с артуровой, торча пшеничными лохмами во все стороны — из привычного только непокорная прядь и очки, новые, но копия старых. — Привет, — заговорил первым Россия, шагая вперёд и протягивая Америке руку. Тот с заминкой всё же пожал её так, что кости затрещали, и Иван ответил тем же. — Не унываешь, да? Всё хорошо? — Америка неуверенно закивал, и Ваня вдруг ощутил, как его губы сами расползаются, перенимая чужое выражение. — Не притворяйся, Альфи, у нас всех как-то не очень, но мы всё же пришли поздравить тебя с успешной сделкой. — С какой это? — хрипло отозвался Джонс. Одна его рука шевельнулась в кармане, и музыка стала громче — Брагинский подумал, что песня вроде пошла по кругу. Франция прильнул к нему, явно чувствуя так себя поувереннее. — Сегодня был срочно подписан договор о внесении выплаты за Брексит, — сообщил он то, что Америка наверняка знал. — Причём за счёт госбюджета Штатов — как новый кредит Соединённому Королевству. Условия, за небольшим ограничением процентов — на усмотрение Правительства США. Это поистине прекрасно, Альфред, — Бонфуа оттолкнулся от Ивана, шагнул вперёд. — Pardonne-moi, я больше никогда не назову твоих юристов плохими. Тебя же сердечно поздравляю, — он разомкнул объятья, заключая в них Америку. — Спасибо, — уголки губ Джонса дёрнулись вверх, но не задержались в этом положении. Он из-за плеча Франции смотрел на Россию. — Так зачем вы припёрлись, Иван? Давай без этой херни, — он неожиданно оттолкнул Бонфуа, и тот с лёгким вскриком упал в руки Брагинскому. Иван нахмурился, не прикрывая зубов, и помог Франции восстановить равновесие. — Хочешь простых вопросов? — поинтересовался он. — Хорошо. Что с Шотландией, Уэльсом и Ирландиями? Достаточно просто, да? Прежде чем Америка успел ответить, один из предметов обсуждения объявился на заднем плане, эпично и драматично упав с внутренней лестницы. Его волосы огоньком мелькнули в процессе, привлекая внимание не меньше грохота. Это был, кажется, как раз Алистер — Брагинский, отпихнув изо всех сил Америку в сторону, рванул внутрь разбираться. Теперь он имел на это полное право — потому что Джонс это самое право нарушил в присутствии свидетеля. — Пусти! — услышал он за спиной возглас Бонфуа, но сейчас разглядывал старшего из Кёрклендов и не до того было. Иван поддерживал голову Алистера и пытался понять, могло ли в принципе ему настолько повредить падение с лестницы. По всему выходило, что нет — ни ссадины на руках, ни синяки на лице свежими не выглядели. Где находится Артур, Брагинский искренне знать не хотел. Дверь захлопнулась, а Франция заглох — наверное, войти всё же не смог. Аккуратно пристроив рыжеволосую голову на полу, Россия мягко и быстро обернулся, как раз успев принять на предплечье удар стулом. Тот разлетелся на кусочки, а Америка остался стоять с двумя ножками и дурацким видом в наличии. Ножки, впрочем, он тут же отбросил. Брагинский выпрямился и сделал шаг вперёд, теперь увидев свои маленькие копии в очках Америки. — Не проведёшь мне небольшую экскурсию по своему гостеприимному дому, Джонс? — светски любезно осведомился он, с любопытством рассматривая виды. Оценивать адекватность Альфреда он даже не пытался. Комната выглядела изрядно потрёпанной, как будто хозяин пытался и с ней подраться, но не слишком преуспел. Ламинат был испачкан — ну, это могло быть вишнёвое варенье. На диване валялась куча тряпья, а стол с компьютером криво отстоял от стены, причём упавший на клавиатуру монитор живо напомнил Ване о милом зрелище спящих лицом в салат пьяных детей. Детям обычно было около тридцати-сорока, но тем не менее. Интересно, что Джонс пристыженным из-за дикого бардака не был вообще. — Никакого желания, ну надо же, — отозвался весело он. Наушники всё играли, а песня не менялась — Иван уже точно понял. — Сам выкатишься за Францем или тебя выпнуть? Я тебе никого не отдам, всё, они теперь в безопасности! — Тут ещё кто кого выпинет, — намекнул Ваня. — Что до безопасности… — в это время Шотландия на полу зашевелился. Джонс шагнул было к нему, но наткнулся на Брагинского и откатил назад. — Алистер, ты в порядке? — канонично спросил Иван. Тот хрипло засмеялся, но тут же застонал, садясь и злобно глядя на Америку. — «Кто тебя так», мне, наверное, и спрашивать не стоит, да? — Ну и как ты спустился? — дружелюбно спросил Америка, подходя и становясь рядом с Россией. Иван был готов к подлянкам, но сейчас Джонс на него даже не смотрел. — Да уж не с твоей помощью, урод, — бросил Алистер. — И что ты здесь забыл, Россия? — Справедливость, конечно, — иронично сообщил Ваня. — Еще спокойствие, равновесие и возможность наконец, мать вашу, заниматься своими делами, а не влезать в ваше дерьмо. — Я попрошу, — возразил Кёркленд. — Это дерьмо не моё, а нашего любимого братика. А теперь — ещё и одного недодушенного в утробе своей шлюхи-матери ублюдк… — Брагинский дёрнулся, но остановить пинок Америки не успел, и его нога вскользь задела Алистера по рыжей шевелюре. — Ауч, — тот приложил ладонь к затылку, зажмурился. — Америка, — Иван оттолкнул Джонса подальше, встал между ним и Шотландией. — Всё. Теперь у меня есть основания тебе разбить морду, только сунься. И не то чтобы я не приглашал… — Оно тебе так надо? — болезненно ухмыльнулся Альфред, не бросаясь вперёд. — Я ж не против, хе-хе… Если ты не зассал, Раша. — Брагинский вдруг заметил, что его глаза порядком запали, хоть щеки ни капли не уменьшились. — Англия сам виноват… И чё ты лезешь, я не понимаю… — у Брагинского в голове что-то вспыхнуло беленьким, и он пошел на Америку, как маньяк. — Ты, чтоб тебя, нагло нарушаешь законы! — рявкнул он. — Не хочешь признать, что всё становится только хуже! И твой президент такой же придурок! Что вы делать будете, если возникнет реальная проблема?! Ты ж эту, блядь, из воздуха сотворил! Тебя звали, без тебя бы не разобрались?! Нихуя! Отлично бы все было, если бы не ты, озабоченный мудак! В его штанину что-то вцепилось, и Ваня, немножко опомнившись, посмотрел вниз. Шотландия упрямо показывал в сторону дивана, и что ж, Брагинский присмотрелся. Джонс же как-то сник, дрогнул в том направлении, но остался на месте. «Че за…» — вырвалось у Ивана, и он одним прыжком оказался у той самой кучи тряпья, которая только что шевельнулась. У неё появились плечи, ноги, руки и знакомая светловолосая голова, заляпанная тем же, что и пол. Ну что ж, можно было и дальше полагать, что это вишнёвое варенье… — Ох-х, — совершенно по-женски вздохнул Брагинский, нащупав пульс на пугающе прохладной шее. Его отпустило, и теперь он ощущал равнодушное облегчение. Америке стоило вмазать, конечно, но всё оставалось поправимым. Если бы Артур умер, можно было бы хоть в ростбиф Джонса превратить — без толку. — Ты не звонил в скорую даже, что ли? Америка… Даже ты… — он осторожно проверял бессознательное тело на предмет переломов. В голове стучала мысль «Игрушки ломают все дети… Все дети ломают игрушки…» Он нашел. Ребра точно треснули. — Ты… — В смысле? — Джонс даже сейчас мог только наезжать. — Должно было само пройти! — но глаза застуканного над задушенным котёнком мальчишки выдавали его с головой. — Какую скорую, ты дурак?! Она ведь не поможет! — глаза мальчишки, который вдруг увидел, как котёнок жалобно трясётся и сипит, высунув язык. — Я его положил и всё! Я что, знаю, что ли, что делать?! — У-у, не знает он, — встав, Брагинский щедро отвесил Америке тумака. Тот даже не вздрогнул, но резко отвернулся, и его плечи задрожали. — Да блядь! — Россия метнулся в одну сторону, в другую. Выхватил из своего кармана телефон, путаясь в блокировке. — Что тут у тебя — девять один-один? Ну не истери, идиот! — он рывком развернул к себе Америку. Тот прикусил губу, но та все равно тряслась. — Сядь! — Джонс сел на пол. — Это ты виноват! — Что?! — обернулся к нему Иван, стиснул смартфон у уха. — Это ты был в его доме, когда всё изменилось, — с пола, сидя и обхватив колени, повторил Америка. — А теперь я его ненавижу! Он… он ничего не слушает, только ноет и обвиняет меня, что я ему сердце разбил! — Но ты ведь и разбил! — подтолкнул Россия его прочь с опасной темы. — И празднуешь год за годом! Думаешь, ему не обидно? — телефон отозвался женским голосом. — Он мне его сжёг! — взвизгнул Альфред. — Я же не ору об этом повсюду! Мы с этим справились, я так думал... А теперь я ещё и виноват! — он стукнул кулаком рядом с собой. Иван сам не знал, что делать, но показать это сейчас — устроить полнейший хаос и пиздец. Был бы здесь еще кто-то, старше и умнее, и не ударенный головой… Брагинский бросился к двери, не отнимая от уха телефон. В итоге Франция ворвался внутрь под нежнейший рык Вани оператору о том, что «если вы еще что-то спросите, я вам приеду и наглядно покажу причину вызова». Бонфуа, надо отдать ему должное, мгновенно идентифицировал кучу на диване как Артура, а вот потом всплеснул руками — и еще раз, заметив упорно ползущего к брату Шотландию. Вскочил, с усилием поднял Алистера на ноги, перекинув его руку себе через плечо. — Что здесь творится?! — томный голос где-то потерялся, потому что сейчас Бонфуа в Америку словно файерболом запустил. — Иван! — а теперь и Брагинский почувствовал жар вины. Франция подтащил Шотландию к дивану, усадил, глянул в окно. — И почему снаружи британский вертолет?! — Убейте меня, кто-нибудь, — простонал Россия, выбегая наружу, только бросил через плечо. — Сделайте что-нибудь с Кёрклендами! Вертолёт действительно приземлился прямо на лужайке перед домом. Брагинский, теряя всякий намек на прическу, двинулся к выходу из него, поэтому выскочивший военный прямо на него и налетел. Отметил генеральские погоны и задержал человека за плечи, вглядываясь. Голубые глаза впились в него в ответ, обрамленные зрелыми морщинами. Тонкие губы шевельнулись. — Российская Федерация? — спросил человек, и тут уже Брагинский повнимательней скользнул по погонам. Не генерал — фельдмаршал. — Мне срочно нужен Англия, будьте любезны пропустить, — эмоций не хватало катастрофически, но Иван против воли видел на полном лице скорбь, шок и целеустремленность — Что произошло? — спросил он, не реагируя. — Скажите мне, в чем причина такой важности, ладно? Я пропущу, — плечи под его руками дрогнули, и Брагинский подумал, что если кто-то еще сейчас разрыдается перед ним, то он начнет разговаривать исключительно матом. — Ну? — в ответ на «ну» на лице военного образовалась ледяная маска — классическая английская бронированная. — Вам я не обязан докладывать, — сообщил он. — Оу, — качнул головой Иван, демонстративно убрал руки. — Тогда идите и повторите это Америке, — глаза человека сузились. — Не супер перспективка, как по мне. — Позвольте пройти, — мужчина обошел его, решительно зашагав к дому. Повернувшись, Брагинский увидел еще пятерых, молча выходящих из вертолета. Пропустил, проследовав за ними обратно в дом — и как раз вовремя, потому что Франциск и Кёркленды куда-то делись, а офицер пытался у Америки выяснить, где сэр Артур Кёркленд. Джонс изображал барана, подобно Брагинскому требуя причин и объяснений. — Говорил я, — сказал с порога Ваня, привлекая внимание. — Просто так вам тут никто ничего не расскажет, — все посмотрели на него, а он пытался не смотреть, как в дальнем проёме исчезает Франция с Артуром наперевес. — При всем уважении, сэр, — а еще он мог только надеяться, что Бонфуа позвонил в службу спасения и отменил вызов. — Вы не оставляете мне выбора, — жёстко бросил офицер. — Но джентльмены, это дело Соединённого Королевства, и я требую неразглашения. По крайней мере, пока. — он смотрел неприязненно и хмуро, стоя напротив Америки с Россией. Те, не глядя друг на друга, кивнули. — Её Величество Королева Великобритании и Северной Ирландии умирает. Она требует привезти сэра Артура Кёркленда к ней. Я… — голос мужчины практически незаметно дрогнул. — Я полагаю, она хочет проститься. Это достаточная причина, джентльмены, или вам требуется что-то ещё? — повисла тишина. И в ней Брагинский наконец понял, что за музыка гремит в наушниках, не смолкая и не меняясь.Без печали (Мир Х)
2 октября 2017 г. в 02:00
Примечания:
Начиная со второй половины - песня Linkin Park, No More Sorrow.
Ветер трепал локоны Франциска, отбрасывая их то назад, то вперёд, посверкивая золотистыми нитями в лучах солнца. На Елисейских Полях всегда было бесконечно красиво, сколько Иван помнил, и на этом фоне Бонфуа смотрелся безупречно. Что нарушало его очарование — так это жесткая, бескомпромиссная линия губ, обещающая тяжёлый разговор. Франции жесткость не шла, зато прекрасно настраивала на нужный лад.
— Наш друг Америка не в себе, — небрежно бросил Франциск, как раз когда Брагинский только начал заглядываться на аппетитные круассаны за стеклом витрины. Те разом потеряли привлекательность, и Россия с отвращением повернулся к французу. — Он чуть ли не в худшем состоянии, чем после одиннадцатого сентября, и ты прекрасно помнишь, чем всё обернулось тогда.
— Ты пытаешься вынудить меня в открытую начать с ним войну за такую страну, как Великобритания? — негромко спросил Иван. — Не пытайся, я всё вижу. И мне не интересно.
— Ты уже ввязался куда больше, чем я от тебя ожидал, Ваня, — они начали подниматься по ступеням на смотровую площадку, и голос Франциска стал более напряжённым. — Когда б тебе было неинтересно, ты бы в лучшем случае сидел там и улыбался, а то и поощрял. Мы ведь знаем, что у тебя к Англии старые счёты, потому я и не думал надеяться…
Брагинский остановился за несколько ступеней до площадки, и Бонфуа по инерции сделал шаг, а лишь потом обернулся, оказавшись с Россией лицом к лицу. Иван внимательно смотрел в красивые глаза, которые были слегка подведены, но смотрели без намёка на наигранность. Похоже, он в самом деле перешёл к откровенности, так что Россия мог радоваться высочайшему доверию, но что-то никак.
— У меня к Англии много что, — с улыбкой проронил он, шагая дальше мимо Франции, мешая вглядеться в его лицо. — Но сейчас он по сравнению с Америкой ведёт себя как маленький ребёнок… — Бонфуа уже сам забежал вперёд, остановившись прямо перед Иваном. В его глазах опять мелькали огоньки.
— Ты так замечательно подметил — как ребёнок, — пробормотал он, скорее даже для себя. — Только Артур может притворяться добрым сколько угодно в угоду своим детям, но никак не наоборот. Ты можешь вспомнить, Иван, когда он был мягок и добр по отношению к нам?
В голосе Франции Брагинский услышал печальные нотки, и они ткнули его куда-то глубоко внутрь. Они переглянулись, и Иван, удерживая улыбку, боялся, что она вот-вот отвалится под внимательным блестящим взглядом. Сволочью легко быть, если ты уверился, что тебя никто всё равно не поймёт. В противном случае всё время боишься наткнуться, как на тонкую шпагу, на такой вот взгляд. Бонфуа наверняка это знал ещё лучше в силу опыта, поэтому уровень понимания в его глазах был попросту невыносим — даже если на деле он нихрена не смыслил в ситуации.
— Что надо, Франция? — грубовато спросил Россия. — Мы про политику или ты решил кости поперемывать? Кёркленд мне совершенно не друг, но я считаю, что пользоваться тем, что он в таком состоянии, Америка не имел права, — Франциск всё так же загораживал дорогу. — Что?
— Америка не имел права… — странным мягким голосом произнес Бонфуа. — А я? А ты? Ты против конкретной кандидатуры или тебе действительно это претит? В истории нечасто выпадают такие шансы всё перевернуть, Russie. А ты так сердечно против, что это у меня вызывает многочисленные вопросы.
Брагинский вспомнил тот первый вечер, который они с Артуром провели вместе. Когда он смотрел в совсем другое, но такое похожее лицо, а совесть спрашивала, не собирается ли он выместить злобу на беспомощном враге — никто ведь не увидит и не остановит. Америка вот на его месте уже поступил иначе, несмотря на то, что Англия даже не был ему врагом. Так что — они с Францией злятся из зависти? Бонфуа так полагает?
— Ты ведь, сколько я помню, хотел его победить и превзойти, да? — спросил Иван. Он отвернулся к перилам, опёрся неудобно на скошенный край. Солнце садилось, заливая поле золотом в обход длинных теней. — Я же никогда не пытался этого сделать.
— Сейчас без толку ворошить прошлое, — Бонфуа прислонился к перилам спиной, глядя в противоположную сторону. — Сейчас нужно решить, что нам делать, Иван, и срочно. Иначе всё, что останется мне — стареть в гордом одиночестве, а тебе — мучиться чувством вины, — Брагинский невидяще смотрел на фигурки, которые по-прежнему сновали, приходя и уходя.
Он искоса посмотрел через плечо. Франция стоял, скрестив на груди руки, его подбородок был приподнят, а голубые глаза не мигая смотрели в макушку Ивана, словно его черепушка магическим образом стала прозрачной. Прическа растрепалась ветром окончательно, но Бонфуа оставался красив, как произведение искусства. Очень проницательное, древнее и, кажется, разозлённое произведение искусства.
— Ты ведь всё это время на что-то подобное намекал, — теперь Иван выпрямился, глядя сверху вниз. — Решил перенять пальму первенства по обвинению во всём России, да? Молодец, Франция, а то Англии сейчас немножко не до этого, — его буквально жгли невысказанные претензии и обманутые ожидания, что Бонфуа затеял разговор из симпатии к нему, к Брагинскому.
Франциск неожиданно положил свою изящную ладонь на грудь Ивану поразительно естественным жестом — словно удерживая ею огонь гнева и негодования внутри. Но рука дрожала, и они оба это ощутили, переглянулись. Бонфуа вовсе не был зол. Просто ему было страшно, хоть он и пытался скрыть это за манерами и внешним блеском.
— Нет у меня желания тебя обвинять, — горячо заявил он. — Я не имею понятия, как тебя побудить действовать со мной вместе, вот и напомнил. Обвинять тебя буду всяко не я, Иван, не стану и пытаться.
Брагинский закрыл глаза. Он ведь старался не думать о том, что ждёт Англию, если он вернется, и насколько сильно он возненавидит Россию теперь. Франция резанул по-живому, не зная этого, и Иван пытался только держать лицо и вести себя правильно, как было бы, не будь этого случайного колдовства. Не будь Англия — настоящий — сейчас неизвестно где. Не будь Америка напуган и растерян. Тогда было бы так легко продолжать посмеиваться над ними.
У Франции зазвонил телефон. Он, взмахнув ресницами, отвернулся от Брагинского и ответил. В свете общего состояния мира его крик «Что?!» даже не встряхнул Ивана, разве что отвлек от самобичевания, спасибо ему за это. Новость, судя по брошенному на Россию взгляду, касалась всех. Он, дожидаясь окончания разговора, наконец двинулся дальше. Франция шагнул за ним. Преследуемый гневными репликами Бонфуа, Иван добрался до верха, любуясь через силу видом.
— Блинчики отменяются? — спросил он потерянно убирающего телефон Франциска. Бонфуа помолчал.
— У Евросоюза будет очень много денег, — глухо сказал он наконец. — Прямо-таки завались.
— Америка выплатит всё, что хочет Германия за Брексит, да? — вид посерел, Поля враз показались унылыми и скучными — наступали сумерки, и их больше не освещало солнце. — Так… логично. Мне или тебе бы наверное даже в голову бы не пришла такая сделка — или хоть не так быстро, — спокойно продолжал Иван. — Франциск резко развернулся, сжав кулаки.
— Ты… Людвиг думает обо всей Европе! — его лицо внезапно ярко осветили загоревшиеся фонари, бессердечно сверкнув чужими слезами. — Англия, бросая нас, не заплатил бы столько никогда, а сейчас нужны были деньги отчаянно, чтобы удержать вместе остальных… Merde, ты видишь, что Джонс пытается сделать! — крикнул Бонфуа, и капли искорками слетели с его кожи. — Теперь прикроется перестройкой английского права и перекроит под себя всю страну! Эти… не понимают, а я не могу ничего… Иван! — он точно был испуган, напряжён, как трансформатор. С воображением у Вани всё было за-ме-чательно, и насчёт «перекроит» он уловил.
— Давай-ка пойдём, навестим Америку, — услышал он чьё-то отличное предложение. В ушах немножко звенело, так что кто эту прелесть сказал, Россия не понял.