Если ты знаешь, что человек никогда не будет твоим, то любить его можно бесконечно долго.
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея
Я всегда верила в то, что существует некое колесо, которое является олицетворением судьбы. Сегодня ты находишься на вершине, но завтра ты обязательно упадешь. И если сегодня ты на самом низу, то вскоре обязательно начнешь подниматься. Но сам смысл заключается в том, что это колесо крутится и на нем находится множество людей. И если сегодня плакал ты, то завтра заплачут твои враги. И если вчера смеялись они, то сегодня обязательно будешь смеяться ты. И все мы обязательно пройдем через все спицы этого колеса. Вопрос стоит лишь в том, где мы остановимся и позволят ли нам остановиться. Я сидела на заднем сидении автомобиля Джейса. Нам пришлось сначала перебраться в его квартиру, чтобы захватить несколько неизвестных для меня книг и парочку вещей, которые потребовались моему другу. И проезжая мимо таких знакомых улиц, я только через несколько минут осознала, что на улице пошел дождь. В салоне автомобиля было тихо, даже радио не играло. Весь Нью-Йорк замолчал. И лишь глухой звук разбивающихся капель о стекло и скрежет дворников успокаивали меня. Я до сих пор чувствовала, как дрожь проходит через все мое тело. Руки потряхивало, а голова казалась необычайно тяжелой. Но спать совершенно не хотелось и даже наоборот: во мне был бешеный прилив бодрости. Я не была уверена в том, что смогу нормально спать в ближайший месяц. По крайней мере, кошмары мне точно обеспечены. Схватив пачку сигарет, что лежала рядом, я достала одну. Джейс держал пачку на крайний случай, когда работа становилась слишком напряженной или нужно было быстро расслабиться, освободить голову от ненужных мыслей. И это был определенно такой случай. У меня до сих пор перед глазами стоит образ этого демона, а в голове раздается его дикий рев. Встряхнув головой, я достала из этой же пачки зажигалку. Слегка приоткрыв окно, я впустила свежий воздух в салом автомобиля. Прикурив сигарету, что было довольно-таки сложно из-за трясущихся рук, я отложила зажигалку и начала делать затяжки. Я видела, что Джейс обеспокоено смотрел на меня через зеркало, но мне было на это плевать. Сейчас у меня в мыслях был лишь чертов равенер, чьи глаза будто горели в темноте. Выпуская из легких дым, я чувствовала, что мне и правда становится легче. Немного, но легче. — Клэри, — позвал меня мягкий голос друга. Обернувшись, я посмотрела на блондина. — Мы приехали. Посмотрев на него, я выкинула еще не потухшую сигарету в окно, после чего вышла. Проливной дождь окутал меня моментально, но я даже не дернулась. Возможно, мне это требовалось. Ведь именно в этот момент я вновь почувствовала себя живой. Хлопнув дверью автомобиля, я оперлась на машину и, задернув голову, вдыхала аромат дождя. Я слышала, как меня звал Джейс, но предпочитала просто стоять и приходить в себя, чтобы быть хотя бы немного адекватной. Хотя, мать вашу, какая к херам адекватность, когда буквально пару часов назад в моей квартире на меня напал демон?! Но несмотря на все это, я медленно, но верно, направлялась к величественному зданию, заброшенной, но лишь на вид, церкви. Витражные окна уже не привлекали внимания, а высокие заостренные к верху колоны словно олицетворяли погибель. Видимо, это мой новый дом. А девушка, чей силуэт просматривался через капли дождя, мой шанс на спокойствие. И, уже находясь в знакомой для меня комнате, я думала над тем, что же будет происходить дальше. Мне неожиданно захотелось позвонить Натали и услышать её голос. Она была мне как сестра, что всегда находится рядом. Она была из тех людей, кому я могла позвонить через года. И эта девушка бы помогла мне, поддержала, выслушала. Она была надежной. В дверь постучали. И что-то мне подсказывало, что за ней окажется брюнетка, чьи губы будут покрыты алой помадой. Встав с кровати, я пыталась скрыть дискомфорт из-за мокрой, прилипшей к телу, одежды. Открыв дверь, я увидела именно то, что ожидала. Изабель. Она, улыбаясь, стояла напротив со стопкой одежды. Удивительно, но своим видом она заставила улыбнуться и меня. — Я принесла тебе свежей одежды, — сказала брюнетка. Пропуская девушку в комнату, я уловила шлейф дорогого парфюма. Прикрыв глаза от некого наслаждения, с облегчением вздохнула. Этот аромат определенно успокаивал и будоражил меня одновременно. — Думаю, тебе стоит принять горячую ванну. Её голос раздавался по помещению словно музыка. Оперевшись на ближайшую стенку, я не спеша осматривала её. Теперь я могла рассмотреть все те черные линии, что украшали её тело. И я не могла представить девушку без них. Мне хотелось прикоснуться к этим черным узорам, провести по ним пальцами… Но я продолжала стоять и смотреть на них. — В тот вечер ты назвала меня охотницей, — сказала я, когда Изабель положила вещи на кровать. Она медленно обернулась и с опаской на меня посмотрела. — И твой брат, — продолжала я. — Он тоже видел меня несколько раз, хотя делал вид, что игнорирует. Брюнетка начала подходить ближе. И почему-то с каждым шагом мне становилось все тяжелее дышать. И когда она остановилась всего в метре от меня, то я почувствовала желание подойти еще ближе, чтобы мы соприкасались телами. Мне было холодно и я еще не согрелась от проливного дождя, под которым стояла, пытаясь успокоиться. Но Изабель Лайтвуд казалась мне сейчас чем-то согревающим, чем-то… Обжигающим. Чем-то нужным для меня в данный момент. — Во время нашей первой встречи, я была пьяной, — начала уверенно Изабель. — И было в тебе нечто такое, что есть у всех охотников. Я не видела твоих рун, поэтому подумала, что ты умело их скрываешь. Тем более, я не знала тебя и подумала, что ты приехала сюда на задание из, к примеру, другой страны. — Но во время следующей встречи ты не спрашивала меня об этом и не называла охотницей, — сказала я, делая шаг вперед. — На тебе не было рун, — ответила Изабель неожиданно хриплым голосом. — А теперь, думаю, мне стоит идти. Прими горячую ванну. — Останься, — неожиданно произнесла я, взяв её руку в свою. Брнетка настороженно посмотрела на наши сплетенные руки, после чего перевела взгляд на мое лицо и отрицательно покачала головой. — Не могу. С этими словами, она быстрым шагом покинула помещение, оставляя меня одну. Приглушенный свет успокаивал, так же, как и продолжающийся дождь за окном. Но огорчения от ухода девушки это не уменьшало. Волосы неприятно липли к телу, так же, как и вся одежда. Схватив принесенные Изабель вещи, я направилась в смежную комнату, коей являлась ванная. Дождь почти смыл зеленую слизь, но на некоторых участках тела она засохла, отчего и запах был не самым приятным. Набрав ванну, я скинула с себя всю одежду и погрузилась в горячую воду. Дрожь уже ушла, и руки перестало трясти, что меня немного порадовало. Я никогда не оказывалась в ситуации, которую невозможно объяснить, руководствуясь разумом. Всю жизнь я росла под присмотром отца и матери, которые даже не заикались о другом мире, который кишит, мать вашу, монстрами. И не теми, что находятся под твоей кроватью, ожидая, когда краешек твоего одеяла соскользнет, чтобы схватить тебя. Но сейчас, вспоминая все годы своей жизни, я понимала, что помню чертовски мало. Но кто помнит о своем детстве много? А о подростковых годах или юности? Кто вообще помнит отлично всю свою жизнь? Только основные моменты. И все, что я видела, нельзя назвать галлюцинацией. Потому что остатки грязи, что я отмывала со своей кожи, реальны. Запах крови монстра реален. Ссадины на моем теле реальны. Меня учили руководствоваться фактами, но пока выходило лишь то, что я сошла с ума. Валентин — мудак, я этого никогда не отрицала. Он — сволочь, которую еще стоит поискать. Но я никогда не сомневалась в его расчетливости, а уж тем более в интеллекте. Он был умным, образованным, сильным. И мне никогда не приходилось сомневаться в его любви к моей матери, что была чуть ли не болезненной, граничащей с помешанностью. Только из-за нее он мог прийти и пообщаться со мной, его дочерью, несмотря на все мои возражения. И мы оба об этом знали. Именно поэтому он пришел ко мне с новостью о похищении матери и именно поэтому я открыла дверь. Мог ли он быть частью, так называемого, сумеречного мира? — Только если монстром, — нервно усмехнулась я, произнеся это вслух. Он был бойцом. И именно поэтому, несмотря на всю абсурдность ситуации, я могла предположить, что да. Он мог быть частью этого мира. Но что насчет Джослин? В моих глазах она всегда была чем-то чистым, невинным. Да, она была смелой. Да, она была волевой и удивительно сильной. Безусловно, эта женщина была способна на подвиги, сражения… Но разве она могла быть охотницей? Могла ли она убивать этих тварей? Проведя рукой по уже мутной водной глади, я поняла, что да. Она могла быть частью сумеречного мира. Но дело в том, что я не могу быть частью этого мира. Этот мир явно не для меня, ведь я росла совсем иначе. Я не росла с родителями-сумеречными-охотниками. Я росла с отцом-аферистом и матерью, что держала картинную галерею. Меня не учили убивать монстров, рисовать руны или сражаться со злом. Я почти закончила художественную академию, мой отец учил меня совершать аферы, а мама пыталась сделать из меня хорошего человека. Хорошего человека, а не, мать вашу, убийцу каких-то монстров. Удивительно, но за один день все, что я считала верным, надежным, подлинным… Разрушилось. Развалилось, словно карточный домик. И сейчас, лежа уже в остывающей ванне, я осознавала, что как раньше уже не будет. Меня ждет что-то новое, что-то опасное… Я не знала, захочу ли убежать от всего этого через некоторое время. Но я хотела этого. Но почему-то продолжала лежать в горячей воде, вспоминая алые губы.