Семейный альбом

Троица рассталась у дверей лаборатории. Напстаблук и Смурена отправились себе дальше, негромко переговариваясь, а Меттатон зашёл домой. В лаборатории было темно и тихо. То ли ни одной из девушек не было на месте, то ли обе они где-то прятались. Пожав плечами и не став включать свет внизу, робот поднялся на второй этаж, к шкафам с книгами. Его интересовал крайний справа: там, как он знал, лежали научные тома. Остальные полки, заполненные комиксами или чем-то типа того, его не интересовали. Пока он копался там, стряхивая с обложек пыль и наскоро пролистывая всё, что попадалось, к нему неслышно приблизилась Альфис. — Меттатон, вот ты где… Я уже хотела тебе звонить. Ищешь что-то конкретное? — Дорогуша, ты меня почти напугала! Нельзя так тихо подкрадываться, особенно когда в комнате полумрак! Да, ищу что-нибудь про молнии и про созвездия. Мы только что были на Поверхности и видели там грозу. Потрясающее зрелище. Мне кажется, я могу любоваться грозой вечно. Ну, знаешь, это когда вода с неба и ещё вот эти самые молнии. Дорогуша, почему эти книги такие пыльные? Неужели твои комиксы интереснее, чем что-то познавательное? Ты же учёная! — А т-тебя р-разве интересует наука? Н-не знала… Если бы я знала, я бы давно нашла для тебя что-нибудь по вкусу… Я д-думала, ты предпочитаешь читать что-то про любовь, про драму… — Так-то оно так, я этого не отрицаю, но иногда бывает полезно расширить кругозор. Особенно когда сталкиваешься с тем, о чём ничего не знаешь, но стыдно не узнать. — Это… Верхняя полка, посередине, вторым рядом, ближе к стенке шкафа… Посмотри там. Там про небесные явления всё. Я туда сама не достану. — О! — Меттатон извлёк наконец-то необходимую книгу. — Отлично. Я просто хочу знать, что это такое. Фу… Дорогуша, ты если не читаешь, так хотя бы убирайся иногда. У меня все перчатки серые. — У м-меня есть для тебя запасные… — учёная быстро убежала куда-то и вернулась с другой парой белоснежных перчаток. — П-прости. Я такая неаккуратная… Т-тебе, должно быть, стыдно будет приводить сюда своих друзей… И… Ч-что? Ты обнимаешь меня? З-зачем??? Меттатон в самом деле опустился на колени, обнимая ящерку. Та ответила ему тем же, но с выражением крайнего недоумения на лице. — Да так просто. Вспомнил кое-что. Я рассказывал сегодня Блуки и Смурене о начале своего творческого пути и заодно о том, сколько ты для меня всего сделала. Спасибо тебе ещё раз. За всё. — Ох, М-Меттатон… Н-не за что… П-просто ты мой друг, а друзьям надо помогать. А вообще… Знаешь, не только Напстаблук и Смурена интересуются твоей жизнью. Сюда сегодня приходила Фриск… Ну, ты видел. Она тоже много про тебя расспрашивала. И… тоже про то, как ты начинал. Как я собрала тебя… И всё такое. Меттатон усмехнулся, покачивая головой. — Нет, ну ты посмотри, у ребёнка воспаление любопытства. Вчера я её застал у себя дома, она там копалась в моих дневниках. Кстати о дневниках. Я дом закрыл? А я не помню. Надо послать Блуки сообщение, пусть проверит… А сегодня она приходит за информацией прямо сюда. Неужели она решила стать моей тайной поклонницей? Если так, то я не против. Всё равно она уже знает слишком много. Пора брать дело в свои руки. Лучше пусть она всё дослушает от первого лица, чем узнает чью-то чужую версию… — Слышь, первое лицо, тебе сегодня почта пришла. Письма от фанатов, — к друзьям приблизилась Андайн. Такой воительницу до сих пор видела только Альфис, да теперь вот, впервые в жизни, Меттатон — в пижаме и с полотенцем на голове. Она явно недавно вышла из ванной. Хотя нет, если брать только пижаму, без полотенца, то её такой видел ещё и Папирус — давно, когда его среди ночи принесло устраиваться в Королевскую Стражу на службу. В руке она держала несколько конвертов. — Вау, дорогуша, я смотрю, мы с тобой перешли на новый уровень доверия. Отлично выглядишь, — не удержался робот, забирая письма. — Лучше заткнись. О чём они тебе постоянно пишут? — Когда как. Отзывы, восторги, восхваления… Признания в любви… — Бедные, как мне их жалко. Признаваться в любви тому, кто никогда не ответит взаимностью, — фыркнула Андайн. — Ладно, Альфис, пошли. — Никакого аниме на ночь, завтра я украду тебя у Альфис и заберу с собой на съёмки, не забудь! Ты должна быть бодрой и свежей! — пропел Меттатон, скрываясь за дверями своей комнаты. Андайн в ответ только махнула рукой. Меттатон остался один. Теперь, в пустой комнате, ему вдруг сделалось одиноко. «Как я раньше жил без Напстаблука? Как обходился без брата? Не знаю. Дурак я был», — подумал он, глядя на кровать, где всё ещё были рассыпаны фотографии. Он отыскал те, на которых были запечатлены первые недели его робо-жизни, и вставил их в альбом, а остальные отложил до следующего раза. Затем взялся за фанатские письма. Ничего необычного он не увидел. Всё как раньше — приятные, но в общем-то банальные по содержанию сочинения. Роботу нравилось читать лестные слова в свой адрес, хоть он никогда и не посылал ответных писем, но в этот раз его как-то не зацепило. Другие мысли закрадывались в голову. Робот отложил листки и улёгся, задумчиво глядя в стену при свете ночника. Потом вспомнил про книгу, взятую у Альфис, и, решив не откладывать, стал читать. «Молнии… Электрические разряды… Хм, электрические? Радует, что у нас с ними действительно есть что-то общее. Созвездия… Да их ещё больше, чем я думал…» Меттатон действительно надолго увлёкся книгой и спохватился только глубоко за полночь. «Ох, о чём я думаю? Завтра на работу. Рано. Лучше поберечь заряд». Меттатон выключил свет, забираясь под одеяло. Снятся ли роботам сны? Обычным — нет. А ему, роботу с душой, — снились. У этих снов был только один существенный недостаток: он не мог сам проснуться, пока не истечёт срок спящего режима. В минуты кошмаров эта особенность представлялась ужасной. Правда, с течением времени Меттатон привык к этому. Иногда ему даже удавалось как-то повлиять на то, что он видел ночью, отогнать ужас и увидеть что-то поприятнее. В этот раз он надеялся, что ему приснится что-то не самое плохое. Так оно и вышло. Так как в течение всего дня его сознание было забито его собственным прошлым, то и приснилось ему продолжение давно пережитой истории… Со дна памяти поднимались и вставали перед ним с прежней яркостью полузабытые события…