Семейный альбом

Увидев, какая компания собралась около Фриск и Асгора, Меттатон приостанавливается, отмечая, кто же пришёл. Он понимает, что его вмешательство уже не требуется: король с пристыжённым видом стоит где-то в сторонке, а Фриск с лицом, выражающим радостное облегчение, смотрит на своих друзей. «Не знаю, что будет дальше, но войны против людей уже точно не состоится. Это прекрасно», — думает Меттатон. Среди собравшихся он видит Ториэль, соображает, что это и есть королева, и тихо усмехается: основная причина капитуляции Асгора становится ему ясна. Но не это занимает его больше всего. Он с любопытством следит за Андайн и Альфис, которые как раз встали рядышком. Когда речь заходит о любви, о том, что «в море ещё полно рыбы», робот уже не может сдерживаться. Тем более он уже знает, что у этих двоих было первое свидание. Он подскакивает ближе, изящно поднимая ногу: — Да поцелуетесь вы уже или нет? Зрители хотят романтики! — Эй, заткнись! — вскрикивает Андайн, на что робот в ответ чуть ли не победоносно улыбается. — Как же этот чувак некстати… Однако Альфис наконец-то проявляет решительность и слушается совета робота. «Да, это точно победа. Наконец-то она решила не сдерживаться», — думает Меттатон, заинтригованно наблюдая за тем, как девушки тянутся друг к другу губами для поцелуя. Но его ждёт маленькое разочарование: Ториэль прерывает романтическую сцену. «Эх, видно, не увижу я от них романтики. Но, по крайней мере, я знаю, что они точно стали парочкой. Как же это трогательно». Меттатон продолжает любоваться чуть издали. Впрочем, идиллическая сцена продолжается недолго. Её самым наглым образом прерывает говорящий цветок. Внезапная беда не минует и робота: он чувствует резкую боль, всё вспыхивает перед его глазами белым светом… и дальше — провал в памяти. Когда он приходит в себя, то не видит ничего необычного. Только Фриск лежит посреди полянки без сознания. Рядом стоят Асгор, Ториэль, Санс, Папирус, Андайн и Альфис. — Что с ней? — интересуется он. — Сложно понять. Кажется, она спит. Устала, наверное… от чего-то. Не уверена, от чего. Стоит просто подождать, пока она проснётся, — отвечает ему Ториэль. — Что ж… Ах да, простите мне мою невежливость. Моё почтение, королева, — Меттатон делает перед Ториэль что-то вроде неглубокого реверанса. — Я Меттатон. Телезвезда. Робот с душой. Изобретение доктора Альфис. — Очень приятно познакомиться, Меттатон, — улыбается та. — Меня зовут Ториэль. Рада завести новое знакомство. — Эй, Меттатон… Ты сам в п-порядке? — спрашивает Альфис. — Да, дорогуша. Не переживай за меня. Послушай, у меня есть кое-какие дела… Важные дела, неотложные. Я должен идти. Когда красотуля очнётся — передавай ей привет от меня. Мне правда пора бежать. И, попрощавшись с Альфис, он спешит прочь. Он уже окончательно принял решение вернуться к Напстаблуку и Смурене. Он полон воодушевления, чтобы сделать это. Но сначала, пожалуй, нужно зайти в МТТ-курорт, чтобы объяснить работникам, что произошло. Меттатон наскоро собирает вокруг себя персонал. — Привет, дорогуши! Я пришёл сообщить вам великолепнейшую новость: барьер разрушен! Все вы в скором времени сможете выйти на Поверхность и увидеть солнце. Будьте готовы к тому, чтобы наконец-то обрести свободу. Фирма, впрочем, продолжит работу до тех пор, пока монстры не перестанут в ней нуждаться. А потом мы все с вами обоснуемся на Поверхности. Я не могу вам описать в точности, как именно был разрушен барьер… Я почему-то не помню ничего, кроме вспышки света. Но полагаю, что в этом замешана красотуля Фриск. Она что-то сделала… Что-то. Поэтому, если ей здесь что-то понадобится — сделаете ей скидочку. И да. Не думайте, что сможете уйти с работы пораньше. Как я уже сказал, работаем в прежнем режиме. Попрощавшись и с подчинёнными, Меттатон выходит из отеля и торопится в Водопадье. Он волнуется. Сердце гулко стучит в контейнере. Очутившись в Водопадье, он замедляет шаг. Робот пытается заранее продумать, что сказать кузену. Как извиниться. Как предложить пойти с собой. В его голове проносятся десятки вариантов фраз. Меттатон старается идти помедленнее, но ноги словно против его воли сами приносят его в Тихую Зону довольно быстро. Раздираемый двумя противоречивыми порывами — желанием немедленно открыться брату и прихлынувшим к сердцу страхом — робот тормозит и, переминаясь с ноги на ногу, встревоженно смотрит на одинокий домик Напстаблука. Простояв так минут десять, он еле слышно шепчет: — Нет, начнём с того, что полегче… И даёт большой крюк, чтобы попасть к Смурене. Он застаёт её уже не одну: похоже, она успела за это время забрать домой сестру. Рыбка сияет от счастья. Видимо, изменившийся облик сестры её нимало не смущает. Главное, что она вообще жива. Лимонный Хлеб тоже выглядит счастливой. При виде Меттатона Смурена заметно робеет. — Ох, привет, Меттатон… Как неожиданно, что ты пришёл… Добро пожаловать. — Здравствуй, красотуля, — голос робота подрагивает. — Мы можем поговорить с глазу на глаз? — Ох, да, конечно, — Смурена выводит Меттатона на улицу, закрывая за собой дверь. Поблизости никого нет, никто не может подслушать. — Я пришёл с предложением, от которого ты не сможешь отказаться, — даже в столь напряжённый момент робот старается оставаться собой. — Я наслышан о том, что у тебя чудесный голосок. Теперь, когда барьер открыт, в Подземелье время перемен, верно? Я хотел пригласить тебя выступать со мной. Не желаешь ли стать моей бэк-вокалисткой, красотуля? — он улыбается. — Ох, это… Это очень-очень здорово… Вам правда нравится, как я пою? Вы слышали когда-нибудь? Ох, я… Была бы счастлива, — Смурена краснеет. — Да, правда нравится. Я слышал. Я знаю. Но… Это не всё, что я хочу тебе сказать. Меттатон глубоко вздыхает, собираясь с духом, прикрывает глаз… и одной фразой выстреливает: — Я не Меттатон, — затем, сообразив, что он выразился неправильно, исправляется. — То есть я Меттатон, конечно же, но… Я был им не всегда. Я… Смурена, я… Я Хаппстаблук. Смурена смотрит на него поражённо. — Хаппста? Это правда ты? Так вот куда ты пропал… Ты не пропадал на самом деле… Ты стал звездой… — Да, дорогуша. Я должен был стать звездой. У меня был единственный шанс, и я не мог им не воспользоваться. Ради этого мне пришлось покинуть Напстаблука и тебя, ничего не объясняя. Но теперь я могу всё исправить. Сейчас я уже не обязан скрываться от вас двоих. Помнишь, как-то раз я говорил тебе, что ты, Блуки и я должны выступить вместе? Так вот… я намерен сдержать обещание. Если ты, конечно, не будешь против. Если ты простишь меня за то, что я ушёл. Просто пойми, дорогуша, так было нужно. Не думай, что меня не мучила совесть. Это не так. — Ты с Напстаблуком уже поговорил? — вместо ответа тихо спрашивает Смурена. — Ещё нет. Я планировал сначала объясниться с тобой. С ним всё будет более серьёзно. Перед ним я виноват совсем сильно. И… поверь, я раскаиваюсь в этом. Я хочу помириться с ним. И ты тоже прости меня, Смурена. — Я прощаю. Я не знаю, как бы я поступила, если бы была тобой… Мне сложно тебя судить. Я просто буду радоваться, что ты вернулся. Что ты помнишь о нас и ещё любишь… — И больше не брошу. На этот раз точно. Я докажу это. И на Поверхности мы будем выступать вместе. Я хочу, чтобы ты и Блуки стали частью моего большого дебюта. Нашего большого дебюта. — Что ж, я очень рада… Я думаю, что Напста тоже обрадуется, когда увидит тебя. Всё хорошо, Меттатон… Хаппста. Я верю, что ты не мог иначе. Не беспокойся на мой счёт… Я буду твоей бэк-вокалисткой. — Вот ещё что… Не говори никому больше, кроме Напстаблука, что я Хаппста. Для всего мира, кроме вас двоих, я так и останусь Меттатоном — роботом с душой, изобретённым Альфис. Таково моё желание, и оно очень серьёзно. Просто пойми. — Как скажешь. Я не выдам тебя. Не волнуйся за это. Вопрос решён, но Меттатон не спешит уходить. Он мнётся на месте, со слегка нервной улыбкой поглядывая на рыбку. Та тоже по-новому рассматривает его, привыкая к мысли, что блестящий робот с телеэкрана — на самом деле её друг детства. — Ты не можешь набраться решимости пойти к нему, да? Не бойся. Он поймёт и простит. Это же наш добрый Напста. Он совсем не изменился за эти годы. Иди. Вот увидишь, всё будет хорошо. Робот кивает, разворачивается и возвращается в Тихую Зону. Здесь царит безмолвие. Почти не чувствуя ног, Меттатон подходит к двери, собирается с духом и, не желая выглядеть растерянным даже перед «обиженным» братом, напускает на себя беззаботный вид. Раздаётся стук. Лёгкий шорох, Напстаблук открывает посетителю… и замирает на пороге. — Меттатон?.. Тот красиво облокачивается на косяк двери и выдаёт приветливую, без тени грусти, улыбку. — Здравствуй, Напстаблук, дорогуша. Я запомнил, как ты позвонил на телевидение. Так значит, ты мой большой фанат? Я весьма польщён этим, знаешь ли. В благодарность за твою преданность я хочу предложить тебе кое-что замечательное. Поговорим внутри дома? — Да, конечно… Напстаблук пропускает робота в дом. Он смущён до крайности и взволнован не меньше, чем его гость. «Он пришёл… Он сам пришёл! Но почему он ведёт себя так, как будто мы совсем чужие? Я… ошибся?..» Призрак не знает, расстраиваться ему или радоваться. Меттатон не спеша прохаживается по комнате, хотя внутри у него всё переворачивается. Он поворачивается к кузену, всё так же улыбаясь. — Я решил, что не хочу выступать на Поверхности в одиночестве и мне нужна группа. Я уже пригласил Смурену стать моей бэк-вокалисткой, и она согласилась. Что же касается тебя — я бы очень хотел, чтобы ты был моим звукооператором. Диджеем. Мне прекрасно известно, что никто больше в Подземелье не умеет делать такую хорошую музыку, как ты. Я знаю, что в музыкальном плане ты исключительно талантлив, дорогуша. «Он позвал Смурену! Это… знак?..» — Я знаю это потому, — Меттатон понижает голос, и вот теперь-то улыбка пропадает с его лица, а губы предательски дрожат. — Что знаком с тобой больше, чем ты думаешь. Блуки… На самом деле… Мне давно стоило признаться тебе, что я твой брат. Я Хаппстаблук. Напстаблук подлетает вплотную, дрожа от волнения. Он ждал, что Меттатон скажет это, он надеялся услышать эту фразу, но всё равно чувствует себя так, словно это громадный сюрприз для него. — Ох… Я… Я… должен сказать, что очень рад тебя видеть. Знаешь, я… Я догадывался, что это ты. Эта человеческая форма… И то, как ты сказал «Блу» с экрана, хотя мы вроде бы никогда не встречались в реальной жизни… И то, как ты вообще появился… Ох, я, наверное, не это должен говорить… Я испортил тебе драматичный момент… У тебя прямо как в фильме получилось… — У меня это выходит уже автоматически, Блуки, — слегка усмехается кузен. — Поверь, я в этот раз не собирался делать никаких специально отрепетированных драматических сцен. Я всего лишь хотел «подвести» свою мысль к признанию и извинению. Но, видимо, профессия накладывает свой отпечаток на все мои действия. Вся моя жизнь превращается в шоу. Так что ж… Значит, ты догадывался… Всё это время… И… Что ты думаешь обо мне после всего этого? — Ну, я… Я полагаю, у тебя были уважительные причины так поступить, правда же? Я очень скучал без тебя, это правда, но… Я совсем на тебя не сержусь. Это твой выбор, что ж… В Водопадье достаточно скучно, и я понимаю тебя. Это не то место, где ты мог бы хорошо жить… Ты не создан для того, чтобы быть фермером… — Ты тоже не для этого создан, Блуки, поверь мне. Не с твоим большим талантом здесь прозябать. Поэтому я очень надеюсь, что ты наконец-то согласишься бросить ферму и пойти со мной в мир музыки, шоу и прекрасных театральных сцен. Ты же согласен на это, Блуки? — Да, конечно, я согласен… Спасибо тебе, что ты всё-таки решил вернуться за мной… Теперь в моей жизни станет больше смысла… — Послушай, Блуки. Прости меня. Я поступил эгоистично. Я мог бы сказать массу слов в своё оправдание, объясняя, почему я поступил так, а не иначе… Поверь, мне есть что сказать на эту тему. Но… Это тоже будет эгоистично. Поэтому просто прости меня, Блуки. Когда ты позвонил на телевидение и я услышал твой голос, я понял, что не хочу выходить на Поверхность один. Ведь мечта выступать вместе была не только моей — она была нашей общей. И сказать по правде — за всю жизнь у меня так и не было никого, кто был бы мне более близок, чем ты когда-то. Я бы очень хотел это вернуть. Прости меня, Блуки. Меттатон садится на колени. Напстаблук прижимается к нему вплотную, заключая его в объятия. Он старается находиться на самой высокой отметке «материальности», чтобы его прикосновения ощущались как можно более явственно. И Меттатон действительно чувствует, как его обнимают. Сил призрака хватает, чтобы металлическое тело кузена ощутило объятия. Улыбнувшись, Меттатон отвечает привидению тем же. — Я прощаю тебя. Как бы там ни было… Я вижу, что ты не забывал обо мне. Никто не заставлял тебя приходить сюда и просить прощения, но ты сделал это. Ты мог бы просто уйти, но не ушёл, и спасибо тебе за это… И знаешь, что? Я очень рад за тебя. Когда я смотрел твои шоу, я всегда удивлялся тому, какие же они яркие, красочные, интересные… Ты смог найти себя, быть собой… А разве на это можно злиться? Я не могу обижаться на то, что мой кузен стал счастливым… Ведь я не плохой брат, правда же?.. По правде говоря, было бы гораздо хуже, если бы ты остался здесь и не смог радоваться жизни… Не волнуйся. Я тебя прощаю. — Знаешь, Блуки, я оставил свои дневники там, дома… Думал, что ты прочитаешь и всё поймёшь. Тогда я думал, что не смогу объясниться с тобой лично. — Ох, да я же никогда не читаю чужие личные дневники… Поэтому, если ты захочешь рассказать мне о чём-то письменно, лучше пришли письмо, открытку или хотя бы записку… — В этом больше не будет необходимости. Я больше никуда не уйду насовсем. Прости, Блуки. — Да простил же… Всё хорошо. Я буду твоим диджеем. И… приходи теперь в гости почаще, если захочешь… Слышится скрип двери: в домик осторожно заглядывает Смурена. Застав братьев в объятиях, она смущённо улыбается и пытается уйти, но её приглашают внутрь. Она придвигается ближе. — Я стала волноваться, как у вас тут всё проходит. Всё-таки такое событие… Я очень рада, что у вас всё хорошо, братья Блук. Эх… Теперь это наш секрет на троих, да? — Да, — отзывается Меттатон. — Хотя… нет. На четверых. Альфис же ещё в курсе. Большой секрет, который никому больше нельзя доверять. Даже твоей сестре, Мур-Мур. В ней теперь слишком много чужих разумов… Ты понимаешь. — Да, я понимаю. Но теперь всё будет хорошо, правда же? Барьер разрушен, выход на Поверхность открыт, и мы все втроём будем выступать! — И покорим всё человечество, дорогуши. Вместе. Этот день уже близок. Всё будет хорошо. И Смурена присоединяется к объятиям.