И только клир не рвётся в бой, Пусть лучше лечит наши раны, Он не убийца, не герой, Какой-то набожный и странный! Но мы на это не глядим — Ведь он священник, не калека, А от врагов мы защитим Собой святого человека! Аэлирэнн — Клирик
Стоило моим знакомым скрыться за дверью столовой, как десятки любопытных глаз устремились ко мне, пожирая взглядами. Стая голодных акул, учуявших кровь, один в один! Неприятное покалывание пронеслось по телу от копчика до макушки. Неожиданно мне стало совсем неуютно сидеть на стуле, словно тысяча иголок впивалась в кожу. Не подавая вида, я невозмутимо сгрёб остатки варенья последним блинчиком из пиалки, одним махом осушил чашку с компотом и, убрав посуду со стола, поспешил ретироваться из столовой. На ужин я твёрдо решил идти прибиться к знакомой компании. Проходя мимо обедающих, я осторожно рассматривал их. Люди как люди, ни острых когтей, ни хвостов. Весь путь до выхода из столовой я чувствовал взгляды на своей спине и безрезультатно пытался убедить себя, что никому до меня нет дела. Как только позади захлопнулась дверь, тревога улетучилась и неприятное покалывание, какое возникает, когда отсидишь ногу, исчезло. — Все страньше и страньше! — бурчал под нос, спеша со всех ног в медкабинет. В коридорах было всё так же пустынно. На нескольких дверях висели таблички «череп и кости», одна, судя по свежему раствору, была совсем недавно заложена кирпичом, другие казались закрытыми. Пахло пылью и книгами, как в библиотеке. А ещё псиной. Повертев головой и принюхавшись, я так и не нашёл источник нового запаха. Лифт, заманивая, распахнул двери, когда я проходил мимо. Не поддавшись на столь откровенную провокацию, я прошёл мимо, к лестнице. И в ту же минуту, готов поспорить, за моей спиной раздался обиженный скрип механизмов, створки лифта с грохотом закрылись. «Воображение разыгралось, — отмахнулся я, нервно посмотрев через плечо. — Интересно, можно в общежитие при УПиС животных держать?» — подумалось вдогонку. Кота с родителями оставлять совсем не хотелось. Он у меня существо социальное, ему общение необходимо как воздух. А родители могут и по несколько суток подряд дома не появляться. Под такие невесёлые мысли я вошёл в медкабинет, где надеялся найти убежище. Дверь почему-то оказалась не заперта, но это меня не смутило. Бодро распахнув её, я шагнул в темноту комнаты. Окон в моей кладовке не было. — Р-р-р, — больничная кушетка, стоявшая неподалёку от письменного стола, прогнулась под тяжестью огромной чёрно-серой туши, мохнатой и на вид очень злой. Запах мокрой собаки ударил в ноздри с новой силой. Непередаваемые ощущения. — Х-хорошая собачка, — нашаривая на стене выключатель одной рукой, а второй — придерживал дверь, чтобы вовремя успеть выскочить из кабинета и забаррикадироваться в коридоре, я старался не спускать глаз с незваного гостя. Некстати вспомнился анекдот, про красную рубашку, чтобы не было видно крови, если подстрелят. И про коричневые штаны. Ну, вы поняли. — Не ешь меня, я не вкусный. Тут в столовой на убой кормят, а какие блинчики, м-м-м, — псина то ли зачихала, то ли подавилась, тяжело дыша и фыркая. А выключатель, наконец, нашёлся. Лампа накаливания несколько раз с треском и гулом мигнула, загораясь ровным желтоватым светом, ненадолго ослепляя. А затем я увидел огромное волосатое существо с мордой собаки и с неестественно вытянутым телом. Задние лапы гостя, покрытые бурой шерстью, отдалённо походили на человеческие ноги, но казались намного длиннее и заканчивались звериной стопой с острейшими когтями. Передние лапы тоже были слишком длинными и до ужаса волосатыми. Существо казалось жилистым и очень худым для своих размеров. Представляя собой безумную помесь собаки и человека, вряд ли оно могло передвигаться на четырёх конечностях. Взгляд мой медленно скользил по свалявшемуся хвосту, облепленному репейником, спине, на которой выступали позвонки, и выше, к морде. На правом ухе (выглядевшем вполне по-собачьи) существа оказалось какое-то круглое украшение, пробившее ухо насквозь, так обычно метят приюты поднадзорных собак; левое было разорвано, кровь пропитала жидкую кисточку на кончике и шерсть, покрывавшую конечность. Нос гостя покрывали глубокие царапины, сочившиеся кровью. Заметив мой интерес, существо попыталось сделать умилительную мордочку, заскулив и вывалив длинный язык из пасти. Сверкнули острые зубы. «Оборотень?» — Витя и Глеб — единственные, кого я видел в иной форме. И оба они даже отдалённо не были похожи на огромную чернобыльскую собаку, развалившуюся на кушетке. Точно, это существо больше походило на мутанта, чем на литературный образ оборотня (Сумерки сильно пошатнули мою психику). Судорожно сглотнув, я напомнил себе, где нахожусь и зачем. С тоской посмотрев на дверь, решительно отпустил её и, прижимаясь к стене, заскользил в сторону шкафов с медикаментами, стараясь не делать резких движений. — Ми-и-илый пёсик, — «пёсик» наблюдал, и, стоило мне отвернуться ненадолго к шкафам, пронзительно громко чихнул, от чего я подскочил на месте, едва сдержавшись, чтобы не завопить. — Мерзкая псина! — не выдержал я, заорав на чужака. Незваный гость обиженно заскулил, сложил ушки на затылке и закрыл глаза лапами. Будь на его месте настоящая собака, моё сердце дрогнуло бы. Успокоившись, я обнаружил, что сжимаю в руках бинт и баночку зелёнкой. Добавив к этому не хитрому арсеналу перекись, я решил, что это точно не навредит странному зверю. А дальше движение вперёд давались мне с огромным трудом, и с каждым шагом в ужасе и агонии умирали миллиарды нервных клеток. — Итак, пациент, — дрожащими руками пододвигая стул к кушетке, начал я издалека, — что у вас болит? — гость, воспользовавшись секундным замешательством, уронил тяжёлую голову на мои колени и оскалился, распахивая глаза как можно шире. Я шестым чувством понял, что так он пытается улыбнуться и… строит мне глазки? Дрожащими пальцами еле удалось откупорить бутылочки и, обильно поливая стерильную салфетку перекисью, обработать царапины на носу и ухо. Царапины, глубокие и рваные, явно нанесены были зверем меньшим по размеру, чем тот, что сейчас страдальчески скулил на моих коленях и дрыгал задней лапой, словно кот, которого чешут за ухом. Закончив очищать от комочков шерсти, грязи и сукровицы морду пациента, я мстительно улыбнулся, повергнув в шок гостя. Ну конечно, когда тебе улыбается бледный, лохматый, перепуганный вусмерть, тощий студент-медик, в белом халате, который ему даже велик, и от этого студента зависит твоё здоровье, становится по-настоящему страшно. Медики-недоучки — вот самые страшные звери, а вовсе не оборотни, мавки и русалки. Приняв свою участь с гордо опущенной на мои колени головой и с широко зажмуренными глазами, оборотень терпеливо сносил издевательства над своей мордой. Ухо я осторожно обработал и забинтовал (зашивать не стал — не умел и не хотел упасть в обморок), а вот на вытянутой пасти невиданного зверя поиграл в крестики-нолики, нарисовал усы и сердечко, бормоча утешительные и успокоительный фразы: «Не бойтесь, расслабьтесь, это совсем не больно, позже дам витаминку…». Зверь мне не верил и тяжело вздыхал, но не сопротивлялся. — Ты понимаешь, Бурый, — доверительно обратился к нему спустя пятнадцать минут экзекуции, — прости, что так панибратски, ты же не сможешь мне протявкать своё имя, — зверь заворчал и фыркнул. — Всё ещё не понимаю, где нахожусь, — подрисовывая зелёному черепу лепестки, жаловался я. — А там, в столовой, чувствовал себя обедом… как они на меня вылупились! Даже тебя меньше боюсь, — зверь проникся, тяжело вздохнув и попытавшись почесать забинтованное ухо, за что получил шлепок по здоровой лапе. — Будешь плохо себя вести — надену воротник для собак, — пригрозил я, сделав неопределённый взмах рукой, будто где-то такой действительно завалялся. — Да и вообще, вся эта тёмная история с практикой… Ты знаешь, какие у меня оценки? — оборотень заметно оживился, сделав испуганные глаза. — Первую помощь я умею оказывать, не бойся, но вот уколы ставить жуть как боюсь, все время кажется, что себе по пальцу попаду! А уж от перспективы попасть в анатомичку, желудок в узел завязывается… — мокрый нос ткнул меня в руку, успокаивая. — Только Риту знаю, да Шурика, — зверь заинтересовался, подняв морду вверх, словно спрашивая: «Откуда», — но наш душевный диалог прервал стук в дверь. — Дмитрий, ты на месте? — директор управления осторожно заглянул в кабинет и остолбенел, прежде чем разразиться целой тирадой о беспечности некоторых отдельно взятых сотрудников. Я втянул голову в плечи, приняв её на свой счёт, но все оказалось иначе. — Мы тебя по всему полигону разыскиваем, а ты в медкабинете прохлаждаешься, с практикантами заигрываешь, — у директора воинственно топорщились усы, а глаза резко потемнели, словно небо перед грозой. «Тут ещё и полигон есть?» — я удивлённо покосился на своего пациента. — У него ухо разорвано и нос… — начал я, показывая на изрисованную зелёнкой пасть. К моему удивлению, вместо глубоких рваных ран там были розоватые царапины, которым не дашь больше недели. — Не беспокойся, на этом лодыре всё как на собаке, простите за каламбур, заживает, — к моему удивлению оборотень, гортанно ворча, поднялся и косолапо потрусил к выходу, пружиня на полусогнутых лапах. На пороге он обернулся и на прощание кивнул мне, а после выскользнул за дверь, переходя на бег. — Смотрю, ты уже друзей заводишь, — подобрел и посветлел лицом директор. Мне оставалось только кивать, все ещё отходя от шока. Я сказал, что мне было страшно в столовой? Нет! По-настоящему страшно было рядом с разъярённым директором, и теперь я мечтал, чтобы его гнев никогда не обратился против меня. — Это прекрасно! Коллектив у нас разношёрстный, к каждому нужен свой подход, но тебе уже удалось сойтись с самыми нелюдимыми из всех, так что не пропадёшь, — хотел возразить, но шеф как всегда не дал мне и слова вставить. — Ну, я ещё через полтора часа забегу, к телевизору провожу, — расплывшись в улыбке и сверкнув белоснежными зубами, он шустро выскочил за дверь. Я, было, перевёл, наконец, дыхание, как он вновь заглянул, спохватившись. — Лови, — в руки мне полетел кожаный мешочек, затянутый тесёмкой. Судя по запаху, внутри был табак. — Не курю… — попытался отказаться от подарка. — Я тоже, зубы от табака желтеют, — поддержал директор. — Носи его с собой, отбивает нюх у любопытных Варвар. Если не нравится табак, можешь кофе выпросить на кухне у Марфы. — Спасибо, — проблеял я, хотя мужчины уже и след простыл. Так вот почему в его кабинете пахло так удушающе! Интересно, зачем? Может, он не хотел, чтобы к нему слишком часто наведывались посетители? Или скрывал свой запах? Мне теперь каждое утро принимать ванны с табаком и кофе? Вопросов было много, а ответов на них получить у неуловимого Евгения Анатольевича я не надеялся. Отмывшись от крови, почистив изгвазданные оборотнем джинсы и убедившись, что халат почти не пострадал, я нацарапал на листике «Перерыв 30 мин.» и отправился за ответами в библиотеку.***
В коридорах царило оживление: туда-сюда сновали люди с папками и документами в руках, но тревоги, которая накатила на меня в обед, среди них не испытывал. Библиотеку в лабиринте коридоров удалось найти с трудом, я так и не решился отвлечь кого-нибудь из пробегавших мимо сотрудников управления. Внутри учреждение казалось, было, в разы больше чем снаружи. А лифт тем временем продолжал преследовать меня, сначала остановившись на моём этаже, а затем встретив широко распахнутыми дверями на третьем. Виновато покосившись на него, я ощутил себя так, словно у ребёнка леденец отнимаю, и поспешил убраться от него подальше. Библиотека нашлась в самом конце третьего этажа, чтобы добраться до неё мне пришлось бессчётное число раз повернуть направо-налево и, честно признаюсь, я сомневался, что смогу найти путь обратно. Зато рядом, напротив искомой двери, словно предлагая свою бескорыстную помощь, мелькнули… знакомые створки лифта. Они приветливо распахнулись, приглашая прокатиться. Я испуганно икнул, зависнув перед ними. Створки отрезвляюще лязгнули, поторапливая меня. — Совсем спятил, — пробормотал, отшатнувшись от лифта. — Не может это быть тот же лифт… — а ещё меня напугала скорость, с которой я начал воспринимать лифт как нечто одушевлённое и наделённое сознанием. Собрав волю в кулак, мне удалось заставить себя не оборачиваться на каждый скрип за спиной, но к стенам я почему-то перестал прижиматься. Так, на всякий случай. Дверь в библиотеку оказалась железной и местами поцарапанной когтями. — Вот это тяга к знаниям! — удивился, разглядывая глубокие рытвины в металле. — Да… это один из новообращёных, — из-за двери вышла Рита. — Искал лекарство… А мы не пускали, ходят тут всякие, а потом книги приходится реставрировать. Оцифровка идёт медленно. Сисадмны нам помогать не хотят, — пожаловалась девушка, поравнявшись со мной. — А у Шурика технический кретинизм в терминальной стадии, ему стоит коснуться принтера и тот с ума сходит. Хотя, все мы здесь безумны, — острозубо улыбнулась русалка. — А у вас и сисадмины есть? — удивился я. — Евгений Анатольевич говорил… — Грозный их по пустякам дёргает, вот они и встали на дыбы, отговариваясь срочными делами. Вот скажи мне, кто посреди рабочего дня вызовет ведущего админа, чтобы попросить приклеить плёнку к новому телефону? — русалка усмехнулась. — А вообще, если тебе нужен ноут для работы или что-то ещё, ты не стесняйся, обращайся, они на пятом сидят, в том же крыле, где и библиотека, — тут Рита принюхалась, щёлкнув меня по карману. — Смотрю, шеф расстарался, видимо, понравился ты ему, раз как наседка с тобой носится. — Да он ко мне случайно зашёл, другого… человека искал, который как раз у меня был… — начал оправдываться я. Мне и в институте хватало косых взглядов сокурсников, считавших меня блатником. — О! Уже с кем-то познакомился, — удивилась девушка, задумчиво теребя пирсинг-шип в нижней губе изнутри. — Расскажешь потом, мне сейчас бежать надо, а ты иди, Шурика подбодри, ему ксерокс нос прищемил. Не спрашивай как! — рассмеялась она, состроив страшные глаза. Собравшись с духом, я перешагнул порог, озираясь. В библиотеке царил полумрак. Высокие — от пола до потолка, — окна были плотно зашторены. Вглубь, на сколько хватало моего зрения, шли длинные ряды стеллажей с книгами, среди которых меня ждал ещё один лабиринт.