Я здесь, я пришёл к тебе Пришёл вопреки судьбе С небес льётся лунный свет Я — зверь, мне покоя нет Крадусь в темноте как тень В душе проклиная день Когда я всего лишь призрак в серой толпе Зверь — Ария
Во втором матче правила поменялись: у игроков теперь было по две жизни. Для реанимации они приходили ко мне и отмечались в списках раненых (или мёртвых, если ранение оказывалось вторым). Раненые возвращались в бой, мёртвые отправлялись в местный филиал Вальхаллы — к костру с вкусняшками. Шеф, пакостно улыбаясь в усы и зловеще потирая руки, пообещал отомстить за свою подмоченную репутацию и, для начала, расстрелял Анку-пулемётчицу, посмевшую сунуться на полигон снова, затем выкосил племянников, сумев укрыться от их сверхъестественного обоняния с помощью каких-то очередных экспериментальных травяных смесей. А после, сорвав море возмущённых криков, героически самоубился, обрушившись с сосны на головы противников и расстреляв всех, кто не успел спрятаться. Отметившись в списке раненых, он объявил себя ветераном боевых действий и отправился в «отставку», принявшись с удвоенной прытью поучать салаг (племянников) премудростям военного дела. Для начала он заставил парней чистить картошку, выполняя приседания. Не знаю почему, но ни Олег, ни Ваня сопротивляться не стали, только кидали косые злые взгляд на родственника, скрипели зубами и слизывали капли пота, скатывавшиеся по лицу на губы. Выглядело это крайне комично: братья синхронно по очереди приседали, словно танцевали Казачок. Смеяться, однако, никто не решался, кроме Риты, время от времени забиравшей у них кастрюли с очищенными клубнями. Последним из леса вышел психолог, махнув рукой нашей компании, он отошёл к мужу Милы, уже давно отдыхавшему у костра. — Митька, — я вздрогнул от резкого басовитого рыка в моё ухо, подошли братья, закончившие частить свою норму картофеля и по-тихому сбежавшие от зазевавшегося шефа. — Чего скуксился и как дикий зверь забился в угол? Давай, присоединяйся, мы теперь до осени не соберёмся вот так, пожрать на халяву шашлыков, — Олег всунул мне в руки унизанный кусочками сочного мяса шампур. От запаха еды желудок призывно сжался, а слюна начала скапливаться во рту быстрее, чем успевал её сглатывать. Подбадриваемый друзьями, я с остервенением впился в ближайший к краю кусок и, ощущая, как по подбородку течёт ароматный, пряный сок, довольно заурчал. — В следующий забег с нами пойдёшь, — отрезал Ваня, — а то позеленеешь рядом с этой дохлой рыбиной, жабры отрастишь от скуки, — я осторожно улыбнулся, чтобы не спалиться перед Ритой, и молча кивнул. — Видел этого, новенького, хорош! — искренне восхитился разговорчивый Олег. — Надо будет потом пообщаться, — по его хитрой и воодушевлённой мине я понял: ничего хорошего психологу ждать от общения с братьями не стоит. В лучшем случае — устроят проверку, как мне. Но что-то подсказывало: начнут агрессивно провоцировать на конфликт и попробуют вывести из себя. — А как шеф смог спрятаться от вас и выследить? — задал вопрос, крутившийся у меня на языке с самого начала боя. — Да кто его знает. Обычно от него несёт табачиной и всякими приторными благовониями, а тут — ничего. С самого утра словно пахнуть перестал, — сокрушался Олег. — Он всегда так умел делать, но в чём секрет — не говорит, — я почти слышал обиду в голосе парня. Ваня угрюмо смотрел в сторону дяди и психолога, общавшихся у костра. Новичок принял из рук Риты чашку с супом, приподнял забрало шлема — мы как по команде вытянули шеи, чтобы рассмотреть его, — и отвернулся к костру, закрыв нам обзор. В полумраке леса видны были только короткие темно-русые или каштановые волосы, точнее я рассмотреть не мог. — А психолог? Он тоже перестал… пахнуть? — напомнил, с любопытством первооткрывателя обращаясь к братьям. — Ну… сложно объяснить. Взгляд с него просто соскальзывает, что-то не даёт сфокусироваться. По запаху не можем его вычислить, словно с окружением сливается. Если бы это было «воздействие» на разум, то его бы ощущали только мы. Но и остальные не могут считать, просканировать, обнюхать и что там ещё могут сделать обычно, — Ваня пожал плечами, разминая уставшие ноги и спину. — Да и воздействовать вот так, на всех сразу — это ж какой резерв надо иметь! Клык любимый ставлю, он где-то жульничает. Пялиться на людей неприлично, но мне было безумно любопытно на себе проверить эффект «соскальзывающего взгляда». Я сфокусировался на новичке, пристально, до рези в глазах всматриваясь в лохматый от шлема затылок. Ничего. Взгляд не соскальзывал, впрочем, других неприятных ощущений при попытке рассмотреть незнакомца я тоже не испытывал. — Не правильно смотришь, — тихо-тихо, заговорщицки, прошептал Олег, положив мне руку на плечо. — Мысленно закрой глаза, — в следующую секунду мне больно сжали плечо, — мысленно, придурок, а не совсем. — Не быть тебе педагогом, — хохотнул Ваня, но вмешиваться не стал. — Не нравится — учи сам, — отмахнулся Олег, подступая сзади и обхватывая мои виски руками, поворачивая голову, словно орудие на цель. — Так, представляешь, что свои глаза закрыты, фокусируешься на объекте, визуализируешь желаемое действие как тебе комфортнее и… — я почувствовал лёгкое покалывание пересохших от напряжения и отсутствия моргания глазах и мысленно представил, как открываю мысли психолога, словно достаю со шкафа крайний том чьего-то жизнеописания. Книга представлялась мне обтянутой то ли в кожу змеи, то ли ящерицы, а с обложки смотрел огромный, выпуклый живой жёлтый глаз. Пролистывая книгу до закладки, я боролся с искушением начать читать её сначала, а лучше и вовсе с первого тома. Почерк оказался на удивление твердым и понятным, но смысл слов всё равно от меня ускользал, как во сне. Я смог отфильтровать лишь намерения автора тома поскорее вернуться куда-то и в чём-то разобраться; он торопился и его раздражало нежелание некоего «усатого проходимца» действовать радикально. Помимо этого, мне удалось лёгкий интерес и обеспокоенность за кого-то. Поначалу я еще чувствовал своё тело, которое придерживал оборотень, не позволяя упасть, но быстро начал терять связь с реальностью, погрузившись в увлекательное чтиво. Как вдруг… — …веришь, — раздался голос Олега, эхом разносясь по библиотеке, и в ту же секунду меня словно вышвырнуло из оттуда. Будто любопытный нос прищемили в дверях! Пересохшие глаза болели и слезились, а на прикушенной от боли губе выступила кровь. Или это была кровь из носа?.. Я осел на руках Вани, успевшего среагировать быстрее брата и подхватить меня подмышки. — Получилось? — удивленно воскликнул Олег, но тут же осекся. — Шухер, — хрипло шикнул парень, — шеф идёт, сейчас за уши как щенков оттаскает, — уныло пробормотал он. — Развлекаетесь, — ядовито поинтересовался Евгений Анатольевич, перехватывая меня с рук Вани. — Дима, я, кажется, просил тебя не поддаваться на провокации, — у меня не было сил даже поднять голову и посмотреть на начальника. Ребята осторожно посадили меня на складной стульчик и, отобрав полевую аптечку, принялись усердно заталкивать в нос вату, помогая запрокинуть голову вверх, не уронив совсем. — Тебе эта парочка сказала, что в случае неудачи ты дурачком мог остаться, запертым в своей голове? Или не в своей, это как повезёт, — выговаривал это шеф прямо в ухо одного из племянников, с силой сжимая покрасневшую конечность в пальцах. — Да если бы Олег тебя как якорь не держал… А о тайне личности ты слышал что-нибудь? — Так его же не могли прочитать другие… — оправдывался я. — Это же даже не взаправду, в воображении… — мне всё еще казалось, что проделанный фокус — плод больного воображения. — Ах, другие не могли, — шеф обвёл поляну мрачным взглядом. Окружающие притихли и демонстративно зашумели, изо всех сил изображая, что их наш разговор не касается. А ведь, оказывается, многие с интересом наблюдали за нами и, уверен, ринулись бы с вопросами, если бы первым не подоспел Евгений Анатольевич. — Вы двое, поступаете в распоряжение Риты и до конца дня делаете все, что она скажет, — над поляной пронёсся восторженный вопль русалки, тут же налетевшей на оборотней и начавшей зачитывать им список повинностей. Вот кто-кто, а она точно была в первых рядах подслушивающих и подглядывающих. — Тебя мы сейчас приведем в порядок и отправим играть со всеми, — обращено было ко мне. — Раз так хочется острых ощущений. О произошедшем поговорим после. — Но я не… — А начнёшь снова дурить, будешь отжиматься. Хорошее, знаешь ли, воспитательное средство, гуманное, на племянниках испытал, — поддерживаемый под локоть начальником я дошел до костра. Психолога там уже не было, только стояла кружка с недопитым остывшим супом.***
Оборотни, изнывающие под гнетом русалочьего произвола, больше в играх не участвовали. Мне отдали Ванин маркер, обмотали предплечье куском красного скотча и пинком отправили в бой. Участников оставалось совсем мало, и играли мы уже не на выбывание, а на очки, разделив участников на две команды: красных и жёлтых. Подстреленный шёл на поляну, отмечался у шефа и возвращался в игру, пока не надоест. Выйти можно было в любой момент. Всем кроме меня. — Пока ноги от усталости подкашиваться не начнут, — вынес приговор Евгений Анатольевич, разместившийся с биноклем и шашлыками в центре смотровой площадки, по-хозяйски развалившись на стуле. Августовское солнце клонилось к закату и в перелеске стало вдруг очень мрачно. Чёрные лапы теней переплетались меж толстых стволов. В лесу было заметно прохладнее, чем на поляне у костра. Я зябко поёжился, прикидывая, сколько осталось времени спрятаться до сигнала. Тело всё ещё казалось деревянным и рассохшимся. То тут, то там раздавались шорохи, топот ног и тяжёлое дыхание. Наша команда давно была на позициях, я же выполнял роль приманки и в случае обнаружения должен был вопить: «Банза-а-ай!» — оповещая своих о присутствии противника. Стрелять мне запретили строго настрого, опасаясь рождения новой Анки-пулеметчицы. — Эй, пс-с-с, — донеслось из куста, когда я более-менее успокоился. У меня от испуга и неожиданности чуть сердце из груди не вырвалось. — Это я, Шурик. Иди сюда, — я залез в кусты к этнографу и, убедившись, что мы в одной команде, расслабился. Расстреливать меня пока не будут. Как раз в этот самый момент над лесом пронеслась красная комета петарды, на мгновение озаряя деревья и подсвечивая тени зазевавшихся игроков, тут же раздались хлопки маркеров, вопли, мат и гогот. — Слушай, тут все жульничают, так что держись меня. Ты сейчас по кустам кабанчиком пробеги и шурши как можно громче, а я тебя прикрою и буду отстреливать всех заинтересовавшихся. — Но заинтересоваться могут и свои, — с сомнением ответил я. — На войне как на войне, — хмуро ответил неожиданно боевой парень, вытаскивая из рукава рулон жёлтого скотча, и аккуратно намотал его на свободную от метки руку. — Для маскировки, — буркнул этнограф, перекусывая скотч острыми зубами. — Пока противник думает, из какой я команды, успею удрать или выстрелить первым, — подумав, он налепил скотч и на меня. — Погибать так вместе. Но если спалят на жульничестве — беги, живым не отпустят, — предупредил он напоследок. Меня, поверх камуфляжа, мы обмотали ещё и ветками.***
Сначала всё шло как по маслу: я в панике метался по кустам, издавая как можно больше шума и привлекая всеобщее внимание. «Охотники», почуяв лёгкую добычу и халявный фраг*, слетались в нашу ловушку, как акулы на запах крови. Не желая слишком лёгкой победы, они, как правило, давали мне фору и пытались играть с «добычей» в кошки-мышки, заранее предупреждая о своём приближении. Я, осознав, что клиент готов, затихал в облюбованном мной овраге; в это же самое время к ним со спины подкрадывался Шурик и с демоническим хохотом расстреливал зазевавшихся охотников, не щадя ни своих, ни чужих. Когда нас всё же подстрелил какой-то снайпер, мы ждали разноса от шефа на базе за жульничество, если кто-то успел на нас настучать, но Евгений Анатольевич был до задницы доволен, возбуждённо подпрыгивал на стуле и даже похвалил за смекалку — По правилам, нельзя пользоваться сверхчеловеческими способностями, а не котелком, — постучал костяшками пальцев он себя по лбу. В «наказание» нас исключили из команды и отправили обратно в лес, наводить шороху. Скоро обе команды знали о нашем диверсионном отряде, но им понадобилось ещё полчаса, чтобы сплотится перед лицом единого противника. Тут нам пришлось побегать. Перемирие прекращалось только на время нашей «дисквалификации». Обманутые и обозлённые оборотни, ведьмы, неупокойцы и прочая нечисть гоняла нас по всему полигону с весёлым улюлюканьем, устроив самую настоящую «Генеральскую охоту». Они гнали нас по флажкам, как диких зверей, к своим лидерам, а те с упоением расстреливали меня и Шурика сразу с двух тяжёлых стволов. Стемнело, мои человеческие глаза уже не справлялись, а Шурик наотрез отказался быть русалкой-поводырём; самое время было начать искать пути к отступлению, пока на нас оставалась хотя бы пара живых мест: попадание шариком с краской приносило ощутимую боль. После очередной показательной казни мы решили по-быстрому отметиться на поляне и свалить в общежитие под прикрытием ночи и кустов, но шефа на поляне уже не было. Зато был возбуждённая и суетящаяся Рита. — Ну, где вас носит? — зашептала она, оттаскивая наш неистовый дуэт к рабочему корпусу. — Ой, — словно только заметив мою маскировку из веток, успевшую заметно обтрепаться, — в следующий раз, когда полезешь за русалками подглядывать, вырядись так же. Пока они отсмеются, успеешь убежать, — я покраснел, но сил возмущаться не было, сказались недосып, голод и усталость. — Там биг-босс с психолухом что-то замышляют, но при всех обсуждать не стали. Вам, разве, не любопытно послушать, что? — как оказалось, на любопытство силы у нас ещё оставались.***
— Тише, — шикнула Рита на охающих и ноющих от боли нас с Шуриком. — Если они нас услышат — сами будете объяснять, что мы тут делаем. Мы втроём забились в подсобку со швабрами при приёмном кабинете Евгения Анатольевича и внимательно взирали в недра железного ведра, до краёв наполненного водой. Вокруг нас чадили благовония и свечи, выжигая кислород в и без того душном и тесном помещении, но по словам Риты перебивавшие мой и Шурика отвратительный запах. Пока ничего не происходило: ведро оставалось ведром, на дне даже можно было разглядеть следы ржавчины. — Собственно, а что? Тут же ничего не слышно, — заметил я и получил затрещину, от которой зазвенело в ушах. — Я сказала, тихо! И так не могу из-за вашего сопения настроиться… — бесилась девушка, водя когтями по поверхности воды, а после подбросив в ведро маленькую золотую лупоглазую рыбку. Кажется, их ещё иногда называют «телескопы». — Просто смотри, — одними губами сказал этнограф. Скоро ведро пошло рябью и на глади воды, словно в отражении, проступили очертания комнаты шефа. Цветопередача у аквариумной рыбки была так себе, да и картинка, пропущенная через «рыбий глаз» и ржавое ведро, плохо воспринималась человеческим мозгом, но кое-что разглядеть было можно. Но, если честно, раньше я думал, что рыбка напрямую передаёт мысли Рите, а тут, оказывается, целое магическое телевидение. За столом начальника, спиной к нам сидели трое: Мила, её муж и психолог. Узнали мы их по обрывкам голосов и присутствовавшему в кадре Лёне, плотоядно облизывающему аквариум с нашей «скрытой камерой». Пёс громко дышал и портил слюнями и без того нечёткую картинку, а после и вовсе вылакал треть воды из аквариума, воспользовавшись тем, что его хозяин увлечён разговором. — Я не могу дать разрешение на это, — грустно констатировал мужчина. — Не гуманно и рискованно вот так, напрямую, воздействовать на неподготовленное сознание. Будь у нас менталист… обученный менталист, — поправился шеф, явно намекая на мою скромную, но в тот момент распухшую от гордости персону, — а ваши методы основаны на подавлении воли. Беднягам и так пришлось пройти через это. — Поддерживаю, к детям точно не подпущу, — Андрей подозвал Лёню и взял за ошейник, не позволяя псу терроризировать обитателей аквариума и дальше. — А в «записи» посмотреть нельзя? — шёпотом уточнил я у Шурика. Тот, состроив страшную гримасу, замотал головой. — Рыба — не флэшка, слишком мало мозгов у неё, — покрутил парень пальцем у виска. — Побольше, чем у некоторых, — грозно цыкнула Рита, призывая к тишине. — Я мог бы просто попробовать «убедить», — последнее слово психолог интонационно подчеркнул, — кого-нибудь из самых стабильных пострадавших рассказать, что с ними случилось, — голос молодого человека казался знакомым, но в воде он сильно искажался. Я подумал, что парень мог бы учиться со мной в одном универе, но на кафедре клинической психологии, например. — Мила? — обратился шеф к молчавшей до этого женщине. — Глеб твой дипломник и стажёр, тебе решать, компетентен ли он для этой работы. — Ситуация критическая, — вздохнула она. А я наоборот, забыл, как дышать. — Тот, кто отдаёт им приказы, явно взбешён чередой провалов. Жертв становится с каждой неделей всё больше. Боюсь, однажды мы можем не успеть и… — она замолкла. — Я не хочу выяснить, чего он добивается. — Ещё конструктивные предложения? — с ехидцей в голосе спросил Глеб. Ну как я мог не узнать его сразу! — Обычные эксперты уже работали с ними, результаты на вашем столе. Выпишите нам допуск. Пока Глеб и Мила общались с шефом, Лёня успел подкатить стул с хозяином к аквариуму и снова начал его домогаться. Теперь аквариумом заинтересовался и Андрей, с интересом уставившись в глаза рыбке. — Интересный у тебя экземпляр плавает, Евгений Анатольевич, — протянул муж Милы. — Кто, говоришь, тебе его подарил? — СВОРАЧИВАЕМСЯ! — бесцветным голосом прошептала русалка, вылавливая сачком из воды рыбку, мы в спешке тушили свечи. — Бежим! И мы побежали, подгоняемые цокотом мощных когтей и хриплым урчанием Лёни за нашими спинами.