We do what we must because we can. For the good of all of us, except the ones who are dead. But there’s no sense crying over every mistake. You just keep on trying till you run out of cake. And the Science get’s done. And you make a neat gun. For the people who are still alive. «Still Alive» — Aperture Science Psychoacoustic Laboratories
Утро началось не с кофе. Глеб стащил меня, сонного и яростно цепляющегося за край простыни, за ногу с кровати в половину шестого. Насилу запихнув в спортивную форму, он придал мне пинком ускорение и выгнал на стадион. В тот момент я проклял Управление за его богатый на орудия пыток — спортивный инвентарь, — полигон. В полевых условиях этот изверг мог заставить меня только отжиматься, таскать воду и бегать, но здесь… Здесь был настоящий спортивный комплекс на открытом воздухе с турниками, брусьями, странной конструкцией, похожей на руль с вращающейся подставкой для ног, стальной велосипед и ещё много всего, что Глеб мог обратить против меня. Честно, он буквально потирал руки, окидывая взглядом всё это богатство. — Начнём с бега, пяти малых кругов будет достаточно, затем пять раз подтянешься, — парень пощупал мои плечи и запястья, а затем запустил руку под футболку, облапав холодными руками напрягшийся живот. Я взвизгнул по-девчачьи и отскочил от невозмутимого «тренера». — И пресс, сорок раз. Можешь даже пока обхватить плечи руками, не заставляю за голову держаться, цени, — на мой протяжный, полный боли стон обернулись, пожалуй, все, кто тем ранним утром находился на площадке. Занимаясь бегом по утрам, я мог, при желании, дать себе послабление, но при Глебе филонить не выйдет. — Ну, чего стоишь? — поторопил тренер, прожигаемый моим хмурым, сонным взглядом. Я ещё немного помялся на дорожке, притворяясь, что разминаю ноги и руки, проигнорировав насмешку Глеба. Рассудив, что он отстанет только после тренировки, я побежал, практически ощущая горячее дыхание друга в затылок. — Ты… мог бы бежать в своём темпе, — бормотал я под ноги, стараясь не сбивать дыхание. — Ещё наверстаю, не переживай, — голос был спокоен и не выказывал ни малейшего признака одышки, в то время как я уже начал глотать вязкую слюну. — Дыши носом и не болтай, держи темп, — к его чести, Глеб не давал очевидных советов больше, только пару раз позволил перейти на шаг и один раз поддержал меня, споткнувшегося о свою же ногу. Финальный круг я заканчивал на ватных ногах, но бежать было легче, чем в начале. Сегодня стрессовых факторов не было (братья-оборотни скалились на нас издалека, не приближаясь), а потому и «второе дыхание» всё никак не хотело открываться. Скорость моя падала с каждым шагом, и до турника я практически дополз, обливаясь потом и слезами от яркого, слепящего солнца. Обняв железную трубу и прислонившись к прохладному металлу лбом, я потянулся к бутылке с водой. — Прополощи рот, но не глотай, — посоветовал Глеб, — если не хочешь булькать при каждом движении, качая пресс, — я не хотел. С прессом и приседаниями я разобрался без проблем, а вот подтянуться в общей сложности мне удалось один раз, да и тот с натяжкой. Дальше я висел безвольной макарониной, уворачиваясь от рук Глеба. Друг пытался правильно поставить мне локти, но больше причинял щекотку; вскоре, устав сопротивляться, я рухнул бесформенной массой на землю и продолжил кататься по ней, хохоча. — Веселишься, — сощурился Глеб. — Но ты так ни разу правильно и не подтянулся. Значит, будем отжиматься, двадцать раз или больше, если сможешь. Я в тебя верю, — на первом десятке я храбрился, на втором, когда и без того уставшие руки окончательно одеревенели, умолял сбросить хотя бы пять упражнений, а под конец сипел проклятия в адрес Глеба и его хвоста, что-то о том, куда он может засунуть эту конечность. Глеб пообещал выполнить моё пожелание, небрежно ткнув меня в бедро носком кроссовки. Оценив, куда может завести меня длинный язык, я замолчал, рухнув под счёт «двадцать пять» в пыль. Перевернувшись на спину и с трудом открыв глаза, прохрипел: — Воды… — Глеб, осторожно приподняв мою голову, влил немного прохладной жидкости мне в рот, а после помог подняться. — Ну, теперь, когда мы знаем предел твоих возможностей, — изрек Глеб, — можно составить адекватную программу тренировок. — То есть, — хмуро посмотрел на друга я, — можно было не отжиматься столько раз? И не бегать до потери пульса? Ты просто тестировал меня? — Можно, — кивнул Глеб с серьезной миной. — Но ты же смог, а значит, способен на большее, если постараешься, — я постарался пнуть ехидного змея, но тот со смешком увернулся. — В душ, на завтрак и к Грозному на ковер? У них с Милой к тебе есть серьезный разговор, — мой боевой запал тут же пропал, захотелось спрятаться в своей комнате от стыда за то, что учудили с Ритой и Шуриком совсем недавно. — Меня будут ругать? — вздыхаю тяжело, но тут же чувствую горячую, большую ладонь, ерошащую мои спутанные, мокрые от пота волосы. — Не парься, это оставили мне, — смахнув руку Глеба с макушки, я продолжил идти в сторону жилого корпуса, потупив взгляд. — С тобой хотят обсудить дальнейшие перспективы сотрудничества. Чем ты хочешь заниматься в будущем, предложат варианты развития… Но всё только с твоего согласия. — И даже тренировки по утрам, — не удержался от колкости я. — Ну, ты, конечно, можешь от них отказаться, — туманно изрёк друг, — но тогда я буду тренировать тебя исподтишка, устраивая нестандартные жизненные ситуации и готовя к тем неприятностям, в которые любишь влипать, через стресс. Глеб подавил смешок, а я представил эти «нестандартные ситуации» и поспешил согласиться, что тренировки не так уж и плохи. За разговором мы незаметно дошли до общежития, я напрочь забыл о ноющих суставах, мышцах и бурлящем от голода желудке. Краем глаза я успел поймать пару заинтересованных взглядов от братьев-оборотней, но они, махнув рукой, отправились по своим делам, не приближаясь. — Смотрю, ты нашёл себе новых друзей, — я повел плечами, не соглашаясь и не опровергая слов Глеба. — И, как всегда, подошёл к выбору творчески, с огоньком… — сощурившись, я медленно повернулся к меланхоличному другу. — Не парься, меня скорее насторожит, если вместо вот таких кадров ты начнёшь общаться с обычными людьми. — А что тебя в этих «кадрах» не устраивает? — фыркнул я. Глеб не стал отвечать, неопределённо дёрнув плечом, и пропустил меня вперёд, в нашу квартиру. Вот это «наша квартира» застучало у меня в висках и заставило смутиться, без видимой для Глеба причины покраснев. Моё состояние не осталось незамеченным для того, но парень тактично промолчал, даже не одарив очередной усмешкой. Только правая скула слегка дёрнулась, словно от сдерживаемой улыбки, да глаза озорно блеснули. А я поспешил сбежать в ванную, старательно избегая смотреться в зеркало.***
— Завтрак на столе, в столовую ты, скорее всего, уже не успеешь, — проинформировал Глеб, когда я, распаренный и мокрый, вышел из ванной. — Ешь и дуй к шефу, он тебя ждёт к восьми, — на часах было чуть больше семи. Я полчаса проторчал в душе, отчего-то не решаясь показаться наружу: то выворачивая холодную воду до предела, то врубая почти кипяток. Контрастный душ, конечно, полезен, но я просто тянул время. — Меня можешь не ждать, — и, взлохматив мои мокрые волосы на прощание, скрылся за дверью ванной, покрытой мелкими капельками конденсата. «Он бы ещё в лобик поцеловал, — пронеслось в голове, от чего щёки начали пульсировать жаром. — Чёрт, что за мысли!» Наспех уплетая сырники с вареньем и заливая их сверху кофе, я краем глаза заметил, что сытый кот валяется на подоконнике раздувшимся от обжорства пузом вверх. Сосед в лице Глеба, если подумать, был во всех аспектах полезен. Но… Это самое «но»: нездоровый, совсем не дружеский интерес ко мне, если не пугал, то у точно смущал и заставлял чувствовать себя «новобрачной» в медовый месяц. — Вот ты балдеешь, — обратился я к коту, сыто икнувшему. — А он нас сейчас прикормит и… — я подкрался к коту, запустил ладони в пушистые бока, — ам! — тот недовольно муркнул, хватая мои запястья лапами, и попытался отгрызть пальцы. Немного поборовшись с продажным комком шерсти, я про себя отметил, что тоже довольно быстро купился на вкусную еду и заботу. — Может, к Шурику переехать? Он, вроде, один живёт… — занимаясь любимым делом — самосожалением, — я быстро собрал вещи и унёсся в главный отсек управления, боясь встречаться с Глебом, почти наверняка слышавшим мой монолог. «Мне стоит научиться думать про себя, а лучше вообще не думать, а реагировать молниеносно, здесь и мысли могут быть опасными», — пришло запоздалое осознание.***
Грозный, в весьма спокойном и благодушном состоянии, распахнул двери приёмной ровно в восемь пятьдесят девять и, залихватски подкрутив ус, кивнул мне, приглашая следом за ним в кабинет. Он неспешно зажёг свет, полил цветок, включил кофеварку, покормил лупоглазую странную рыбку, так никуда и не девшуюся из кабинета и, устроившись за рабочим столом, указал мне на стул напротив. — Итак, ты, смотрю, отделался лёгким испугом, — я осторожно кивнул, боясь спугнуть хорошее настроение у начальства. — Похвально, — мне оставалось лишь удивлённо моргать. — Некоторые наши стажёры после такого месяц заикаются и шарахаются от сотрудников управления. А ты крепкий парень, ценю. Осталось придумать, чем ты займёшься у нас, раз адаптационный период прошёл столь быстро и успешно. Не всю же жизнь санитаром быть? — вопрос прозвучал как риторический. — Ну что, у тебя-то есть идеи, пожелания? — Нет, — честно ответил, отведя взгляд. — А какие варианты? — На самом деле, их много. Но, с учётом твоих данных и особенностей… я бы рекомендовал тебе оперативную службу, нам всегда не хватает переговорщиков, связистов, полевых медиков, разведчиков. Да и мало ли какие стороны ты откроешь в себе в процессе тренировок. Однако придётся постоянно работать над собой, и довольно много. Тогда я поставлю твоим куратором Андрея: ты с ним знаком, а ему ваши панибратские посиделки за пивом не помешают раздавать лещей на полигоне и гонять по полосе препятствий, — совсем недавно, ползая по полю и прячась от обезумевшей ведьмы, я мечтал стать суперсолдатом. Но теперь, с холодной головой, переваривая открывающиеся перспективы, уже не так сильно горел этим. Заметив моё замешательство, шеф откашлялся, прежде чем продолжить. — Конечно, я тоже подключусь к твоим тренировкам, чтобы лично, так сказать, проконтролировать процесс и прогресс. Но, если тебе не нравится этот вариант, всегда много работы «в штабе». Пока ты не начал полноценное сотрудничество с нами, подробно раскрыть её суть не могу, но это всё те же техники, медицинский персонал, парламентёры, но в более спокойной обстановке, невыездные. Наискучнейшая работа, — протянул Грозный. — Однако, нельзя недооценивать пользу, которую приносят такие сотрудники. В конце концов, — усы печально обвисли, — я и сам сейчас «штабной». — А что с моей практикой и учёбой? — аккуратно спросил я. — Зависит от того, чем ты бы хотел заниматься, — пожал плечами собеседник. — Можешь продолжить изучать медицину, но… — …но я бы порекомендовала тебе выбрать что-то более полезное и не тратить своё и преподавателей время, — без стука в кабинет скользнула Мила. Сегодня её пышная коса была перекинута через плечо и нарочито небрежно заплетена. Удобные тёмные брюки и красная блузка подчёркивали бледность её кожи. И, если бы не знал, как эта эффектная женщина, выглядит в повседневности, я бы решил, что алые губы и лёгкий румянец на щеках — искусный макияж. Но я готов был поспорить, что на её лице нет ни грамма косметики. Однако, это не всё: на плечи женщины был накинут медицинский халат, завершая образ строгого врача или учёного из фантастических фильмов. — Я поговорила с куратором вашей группы из института, — продолжила она, приветливо кивнув Евгению Анатольевичу, — и он весьма нелестно отзывался о твоих успехах. У тебя нет ни малейшего интереса к предметам, — я не знал, куда спрятать глаза и руки, нервничая. Возразить было нечем. — Мой совет — возьми академ на год и подумай, что тебе интересно. В армию тебя из-за недовеса всё равно не берут, но, по-хорошему, работая у нас об этом можно не беспокоиться, — я даже представлял почему, познакомившись и с их оперативниками, и с обычными сотрудниками. Сложно представить вспыльчивых оборотней в десанте, домовых в стройбате, русалок и водяных в рядах военно-морского флота. Они бы почти наверняка раскрыли свою сущность. Не все, но многие. — Может, юриспруденция или технические специальности тебя больше заинтересуют, они же будут полезны в работе, но не обязательны. В управлении, как ты понял уже, есть своя система подготовки. Обычные профессии мы используем, скорее, как прикрытие для нашей работы. — Как Ночной и Дневной дозоры, — наконец, отмер я. — Ты почти прав, — рассмеялся шеф. — Только нет этой чёртовой дюжины разных Дозоров, лишь мы и… Ещё кое-кто, о ком тебе пока знать рано. И я надеюсь, ещё не скоро с этими живодёрами столкнёшься*, — ладони Грозного сжались в кулаки, а взгляд на мгновение застыл, словно мужчина погрузился в какие-то неприятные воспоминания. — Ладно, ты нас услышал. У тебя есть время подумать, до начала учебного года. Пока с тобой будут заниматься Мила, Андрей и Глеб. Базовая подготовка у всех, кто работает здесь, общая. Официально останешься санитаром, будешь помогать Миле в медотделе, это тебя закалит, — от широкой улыбки женщины мне стало немного не по себе. — Глеб попробует научить тебя пользоваться ментальным даром, насколько то возможно. Проконтролирует, чтобы ты не убился раньше, чем сможешь сам о себе позаботиться, — продолжал он, словно говорил о малом ребёнке. — Андрей займётся твоей физподготовкой, — я поморщился и хотел возразить, что Глеб уже начал, но не стал перебивать Грозного. — На самом деле обычно мы скидываем новичков на моих племянников и библиотекарей, — доверительно сообщил шеф, — но ты — особый случай. Почти ничего не знаешь о нас, не контролируешь свои способности, обладаешь весьма редким даром и… — он тяжело вздохнул, — уже успел вместе с этим неистовым квартетом нарушить добрую треть правил управления. — Я, между прочим, не хотел… — попытался возразить я. — Да, знаю, но и не попытался их остановить. Радостно увязавшись следом, наплевав на инстинкт самосохранения и здравый смысл. — И вовсе не радостно, — пробурчал я под нос, но возражать больше не стал. — Сейчас ты отправишься с Милой в медицинское крыло, познакомишься с новым фронтом работ. Аттракцион с медицинским кабинетом я, думаю, можно прикрыть, а то скоро работать некому будет — все за витаминами в очередь выстроятся, — улыбнулся Грозный. — После четырёх встретимся на полигоне, подберём тебе комплекс упражнений, посмотрим, что уже умеешь, — я было открыл рот, чтобы рассказать про утренние тренировки, но шеф опередил меня. — Будешь заниматься два раза в неделю с Андреем, а Глеб тебя по утрам погоняет легонько, — я уже в открытую застонал, представляя, каким овощем буду к вечеру. — Зато не останется сил влипать в неприятности и, может быть, у Глеба останется время для его прямых обязанностей. — А каких? — с любопытством поинтересовался я. — Скоро узнаешь. А пока следуй за Милой. — Ну что, Митя, добро пожаловать в мой отдел, — женщина протянула мне аккуратную ладонь с короткими аккуратными ногтями для рукопожатия.***
До полудня я лишь выполнял мелкие поручения, а потом началось. — Как ты уже понял, тут совсем не сказка. И острая нехватка медицинского персонала, — вещала Мила, ловко орудуя иглой, пока я придерживал куски порванного уха незнакомого оборотня. От вида крови уже почти не мутило, только пальцы подрагивали и желудок неприятно крутило. Оборотень подвывал и скулил, но Мила не обращала на него внимания, сосредоточившись на деле. — А вот таких откушенных в пылу азарта ушей, вывихнутых конечностей и прочих не критичных, но не приятных травм хватает. — Ведь у оборотней все само заживает? — мягко уточнил я. — Да, но не всегда правильно и красиво, — усмехнулась женщина. — Это отражается и на человеческом облике. Ладно — ухо, — пациент снова заскулил. — Если перелом неправильно срастётся, как минимум постоянные боли и хромота обеспечены. И потом приходится снова ломать кости, чтобы правильно срастить… Из-за скорости регенерации, оборотней даже сложнее лечить, чем людей. — А что они делали, пока ты была в отпуске? Я только Олега видел за всё это время с похожей травмой… — Наслышана, — улыбнулась Мила. — Жаль, не застала. Вообще, у нас несколько врачей, но большинство — приходящие, у всех своя практика, мы вызваниваем их при большой нагрузке. В штате только я, пара домовых из среднего медицинского персонала, неплохо разбирающихся в народной медицине, и теперь ты. Преступлений, в которых замешаны паранормальные силы, мало, крупные операции нечасто приходится проводить. — Может, стоило хотя бы обезболивающее дать ему? — оборотня, положившего голову между лап и тихо поскуливающего, было жаль. — Да он просто на жалость давит, — закатила глаза женщина. — У нас, — я, честно, даже успел забыть, что она тоже оборотень, — высокий болевой порог. Но приходится и более серьёзные оперативные вмешательства проводить без наркоза. Из-за метаболизма почти невозможно рассчитать верную дозировку лекарства, а многие препараты, разработанные для людей, и вовсе вызывают аллергическую реакцию, — я как губка впитывал информацию. — Вот если научишься контролировать свои силы, то сможешь вводить наших пациентов в транс или внушать им, что боли нет. И раз ты такой жалостливый, то в твоих же интересах как можно скорее научиться этому, — подмигнула женщина. — Пока последи, чтобы он не трогал ухо, через час-полтора, когда оно срастётся, аккуратно снимешь швы. Будет чесаться, ворот для собак вон в том ящике, — оборотень обиженно заворчал и спрятал под себя лапы, демонстрируя готовность сотрудничать. А я с тоской посмотрел на часы, понимая, что об обеде пока можно и не мечтать: в коридоре ждал спарринг-партнёр нашего пациента со сломанными передними зубами.***
На обед я выбрался только в начале третьего, уставший и немного пожёванный. — Видела нашего нового психолога? — шептались девушки за соседним столом, пока я закидывал в свой бурчащий от голода живот горячий суп. — Такой… хот-хот-хот, — захихикала говорившая. — Интересно, он свободен? — Сдурела, он же наг? — зашипела собеседница. — Даже связываться не хочу с ними. Холодные, расчётливые, бессердечные манипуляторы. — А глаза, — не унималась первая, я даже есть перестал, прекрасно понимая, о ком они. — Молнии мечут! Подумаешь, наг, я вот ведьма, про нас тоже кучу небылиц сочиняют, и ничего. Как думаешь, если я к нему подойду… — Ой, да делай что хочешь, только не жалуйся потом. Они ещё о чём-то трепались, но я уже не слушал, переваривая услышанный разговор и не понимая, какие чувства во мне он вызывает. Казалось бы, ну пусть клеит эта… девушка моего хвостатого друга, может, он меньше меня тиранить будет, лапать перестанет. С другой стороны, меня что-то неприятно кольнуло. Хотелось подойти к этим дамочкам и рассказать, какой же Глеб на самом деле тиран, самодур и во всех смыслах плохой кандидат во вторые половинки. Мысленно покрутив самому себе пальцем у виска, я вгрызся в огромный кусок шоколадного кекса, придерживая его двумя руками. — Кажется, питанием твоим мне придётся тоже заняться, — раздался глубокий насмешливый голос, напротив от меня. Вынырнув из глубин сознания и торта, я с ужасом осознал, что причина моих душевных терзаний сидит напротив, готовясь к обеду. Девушки за соседним столом, кажется, тоже его только что заметили, затихнув и с жадностью косясь на наш стол. Хлеба и зрелищ народу, блин! — Приятного аппетита, — блеснув глазами из-под слегка затонированных очков, парень улыбнулся и приступил к еде. Прямоугольные стёкла без оправы ему шли, но делали лицо ещё более хищным и опасным. — Приятного, — прошамкал я с набитым ртом и принялся с ещё большей скоростью заталкивать в рот кекс, опасаясь, что Глеб может додуматься его у меня отобрать. Закончив с кексом и наспех вытерев рот и руки, я вцепился в компот. — А ты чего… в очках ходишь? — удивился я. — Вынужденные меры предосторожности. — Боишься, кто-то в глаза вцепится? — съязвил я. — Скорее, это окружающие боятся, что я попытаюсь их загипнотизировать. — А-а-а… — я не нашёл, что сказать. — Значит, очков достаточно, чтобы от гипноза защититься? — Так я тебе и сказал, — хохотнул Глеб. — Чтобы ты после и спал в очках? — признаюсь, была такая мысль. Я у мамы как раз видел тёмные очки для солярия, плотно прилегающие к глазам и крепко держащиеся на голове, кажется, такие и во сне бы не сползли. — Тебе не помогут, — и такая уверенность в его голосе было, что я понял — не врет. — Тоже был тяжелый день? — А? — Взъерошенный, уходишь в себя, поздно пришёл на обед, — перечислил друг, с раздражением покосившись на о чём-то шепчущихся девушек. Мне даже обидно стало, что у меня такого острого слуха нет. — Да, вырывали обломанные зубы одному чуваку, поцеловавшемуся в кулаком другого, с прокушенным ухом… — Весело у вас, — как-то печально скривился Глеб, отодвинув тарелку из-под супа и принявшись за второе. Я тем временем аккуратно, по миллиметру подтаскивал к себе второй кусок кекса, готовясь вцепиться в него зубами, прежде чем отнимут. — А ты чем занимался? — Тестировал сотрудников, составлял эмоциональные карты… ничего особенного, — я снова протянул своё «а-а-а» и совершил последний рывок на пути к вожделенному куску кекса. Но, когда он был уже в сантиметре от моего рта, Глеб, даже не напрягаясь, перехватил моё запястье и, потянув на себя, в несколько укусов уничтожил десерт, прихватив легонько кончики моих пальцев острыми зубами и скользнув по ним горячим языком, заставив задохнуться от возмущения, смущения и неожиданности. — Спасибо, что приберёг для меня кусочек, и, правда, очень вкусно! — поблагодарил сдержанно Глеб, промокнув губы салфеткой. — Эй! — взорвался я. — Это был мой кекс! — Много сладкого — вредно, — наставительно покачал головой парень, веселясь от души. Взяв чистую салфетку, он помог вытереть мои пальцы. — Знаешь поговорку: завтрак — съешь сам, обедом — поделись с другом?.. — я хотел было возразить: какой он мне друг? Но кто тогда? Ответить на этот вопрос я все ещё не мог. Быстро собрав посуду на поднос, я недовольно поплёлся к столу с грязной посудой, с неким необъяснимым злорадством отмечая краем глаза ошарашенные лица девушек за соседним столом.