Найденыш

*** Этот бесконечный, длинный день все никак не заканчивался. Дженсен внимательно разглядывал Орриса – волк-оборотень в серебристо-черных одеждах выглядел как какой-то король из сказок. Грива длинных волос гармонировала с нарядом, серые, отливающие сталью глаза то и дело останавливались на Дженсене, сильные его пальцы неторопливо поглаживали символ города – золотой шар с выгравированными на нем фигурками животных, а Роше все говорил, говорил. Оррис возглавлял клан оборотней-волков, один из самых крупных на севере Ринисольды. Мэром его избрали давно, Оррис пользовался уважением среди всех оборотней, его признавали и своенравные кошаки, и угрюмые медведи, и лисы, и дикие собаки, и свои же волки. Дженсен давно не слушал Роше, он пытался уловить общее настроение в зале советов, украдкой рассматривая сосредоточенные лица чиновников. Как только Роше закончил, к нему тут же прицепился, как клещ, один из чиновников, Роше, активно жестикулируя, отвечал, до Дженсена долетали отдельные слова: – … у него нет сейчас ничего… предлагаете воевать с южным кланом?... деньги нужны сейчас, чтобы начать полномасштабную… нужно еще доказать! …кому вы верите? Джаред родился здесь, вы знали его всю жизнь! …обязаны помочь. Дженсен чувствовал на себе тяжелый, изучающий взгляд Орриса, наконец, разозлившись на себя за трусость, вскинул подбородок, и вернул ему горячий взгляд. Все вокруг – голоса, люди - как будто отдалилось, словно их накрыл серебряный купол, они остались вдвоем. Может, волк использовал магию волчьего клана, но Дженсен видел теперь только Орриса, и волк мысленно спрашивал его – можно? Дженсен, не отрывая отчаянного, решительного взгляда от волка, кивнул, и почувствовал проникновение, волк изучал его, входил в него, медленно, осторожно, очень осторожно – Дженсену было ужасно стыдно, он был сейчас совершенно обнажен перед Оррисом – весь, как на ладони. И одновременно понимал, что волк не лезет в самое сокровенное, и был благодарен за это, и все равно было стыдно, жарко, больно – открыться так внезапно, совсем, до самого донышка – постороннему. Но ради спасения своей семьи, ради Джареда – он смог бы и не такое, и слышал, чувствовал, как Оррис считывает и эти его мысли, а еще вытаскивает наружу и другие образы, те, что он похоронил в памяти давно-давно - женский веселый счастливый смех, это мама, она радовалась поездке на родину, они так долго путешествовали, а отец не очень хотел ехать, мама верила, что Росс обязательно помирится с семьей - дорогой, как только они увидят Дженсена, все изменится, они не смогут устоять перед ним, перед его обаянием - как скажешь дорогая – он так похож на тебя. Дженсен не ожидал, что так больно будет услышать этот разговор, все было как наяву – он как будто снова оказался там, сидел, беспечный, и радостный, на заднем сидении автомобиля и вполуха слушал, улыбаясь, разговор родителей – за несколько часов до роковой встречи с Мардж на дороге. Дженсен, закаменев, молча оплакивал родителей, это ожившее воспоминание оказалось последней каплей, пробившей всю его нарощенную годами броню, но Оррис не позволил ему отдаться горю. Дженсен вдруг почувствовал, как его окружает снова – внутри, тепло и сочувствие, что-то похожее на любовь, нежность, но это было не так, как с Рис – здесь еще чувствовалась огромная, сдержанная сила. Казалось Дженсену, как будто он совсем маленький, мелкий, котенок, едва научившийся стоять на лапках, а вокруг него свернулся огромный серебристо-черный волк, свернулся, будто защищая его, и лизнул в морду горячим, шершавым языком. Дженсен вздрогнул от неожиданности, и вывалился в реальность, оглянулся дико кругом – чиновники все так же спорили, а Оррис сидел напротив него, все такой же невозмутимый и величественный, только глаза его теперь казались не такими льдистыми. Он едва заметно кивнул Дженсену, и пророкотал: – Довольно. В зале советов тут же повисла мертвая тишина, и все уставились на Орриса, а он не заставил себя долго ждать. Теперь, уже не скрываясь, посмотрел на Дженсена и сказал негромко, но голос его слышен был в самых отдаленных уголках залы советов: – Ты пришел за помощью, Дженсен. Дженсен во все глаза смотрел на Орриса, а тот задумчиво рассматривал оборотней за круглым столом. И снова обратился к Дженсену: – Мы поможем тебе, но ты должен расплатиться. – Я готов, - Дженсен даже встал с кресла, – я подпишу бумаги… Оррис поморщился: – Нет, Дженсен. Ты не можешь распоряжаться наследством до своего совершеннолетия. Еще нужно будет доказать, что ты наследник. Это займет время. Опекунство… Возможно, хотя я думаю, вам следует договориться полюбовно, как бы там ни было – это твои родственники. Если выяснится, что они могут навредить, несомненно, мы поможем защитить тебе свой капитал. Но об этом мы поговорим после. Я хочу сказать, мы поможем тебе не потому, что ты готов расплатиться деньгами, которых у тебя нет. Дженсен вспыхнул, но глаз не опустил, а Оррис спокойно продолжал: – Я увидел в тебе настоящее. Ты любишь свою семью. Я хочу спросить тебя – ты готов заплатить настоящую цену? Роше встревожено заворчал, тоже встал, подвигаясь поближе к Дженсену, но тот, не задумываясь, ответил: – Да. *** Вернулись домой глубокой ночью – все они, Роше, Лерра с помощником Бойром, Стив и Крис, управляющий делами Асек так и не оставили его. После посещения мэрии поехали все вместе в больницу, где Дженсен просидел у постели Рис два часа, они ждали его в холле, как будто боялись оставить одного. Как только вошли в дом, наперебой принялись допытываться: – Что он заставил тебя сделать? Что ты пообещал? Дженсен! Мы должны знать, - наступал Стив, волновавшийся больше всех. Роше сверкал подозрительно очками, увещевал: – Ну же, Дженсен. О чем ты говорил с Оррисом наедине? – Вот хитрый лис этот Оррис, как повернул! Типа, деньги им не нужны, а Кайрса сразу же в южные края отправил, я спросил у секретарши, точно по делу Дженсена поехал, - кипятился Бойр. Дженсен стоял в холле, окруженный оборотнями, рассеянно улыбался, и думал, что, наверно, вот это и есть – семья, что-то такое, важное, главное, что заставляло этих оборотней так переживать за него. Крис потряс его за плечи, позвал: – Джен? Поужинаем, и ты расскажешь нам все? Тебе нужно поесть. Дженсен кивнул покладисто: – Поужинаем. Рассказывать… нечего, в общем-то. – Ну как же! Он же сказал что-то такое пафосное, бла-бла, настоящая цена! Чего он хотел от тебя? Дженсена мягко, но настойчиво выпихивали в гостиную, наконец, расселись все, вокруг пустого еще стола, и требовательно уставились на него. Слуги быстро накрывали стол, Дженсен поудобнее сел в огромном джаредовом кресле, невольно пытаясь уловить его запах, потом вздохнул и видя, что не отвертеться, обезоруживающе улыбнулся: – Не знаю, что рассказывать. – Дженсен, – Стив недобро сверкал глазами, – он так просто не отпустил бы тебя. Что ты пообещал? Дженсен растерянно повел плечами. Это трудно было объяснить, и Дженсен боялся, что, может быть, не зная, совершил какую-то ошибку? И узнав, что он натворил, они, его семья, набросятся на него с руганью или вообще отвернутся, но Дженсен знал про себя, что все равно сделал бы это, сделал бы все, что угодно, все, о чем попросил бы его Оррис, просто потому, что не видел другого выхода. Но, самое смешное, ничего, как ему казалось, особенного и не было. Он вздохнул, набираясь решимости, и заговорил: – Я сам не понял. В общем, он завел меня в какой-то круг, такой, знаете, серебряный, какие-то непонятные узорчики на нем были, махнул вот так руками, – Дженсен показал, – чего-то сказал, я не понял, и узорчик засветился. Аудитория с каменными лицами, затаив дыхание, слушала, Бойр, самый молодой среди оборотней, чуть старше самого Дженсена, округлил рот и глаза. Напуганный реакцией, Дженсен быстро договорил: – Потом за руку меня вытащил из этого круга, а мне немного стало не по себе, ну, голова закружилась. Он меня усадил на стул, и спросил… Дженсен замялся, заново вспоминая их встречу, и удивляясь, почему Оррис задавал такие вопросы? Бытовые, такие, какие обычно задавал Джаред… – Что спросил? – рявкнул, не утерпев, Стив. Дженсен вздрогнул, и потупившись, сказал: – Он спросил, просто так, как будто я, ну, не знаю… племянник его? Короче, спросил, чем я думаю заниматься в будущем? По комнате пронесся вздох, и Крис спросил придушенно: – А ты что сказал? Дженсен быстро ответил: – Я сказал, что не знаю еще. Через три месяца у меня экзамены, а потом… Я думал, Джаред… Джаред выбирал какой-то там колледж, я не думал еще! Я хотел, чтобы он выбрал, а я… А что такое?! Зловещая тишина в гостиной привела Дженсена в полное расстройство. Роше спросил: – Дальше что было? Дженсен убито сказал, повесив голову: – Он сказал, что пришлет Джареду рекомендуемый список учебных заведений. – А еще что он тебе сказал? – терпеливо выспрашивал Роше, сделав знак остальным молчать. – Ну… - Дженсен слегка покраснел, и не поднимая глаз, пробормотал, – Что я… эхм.. кхем… ему… это. Понравился. Ну, не в том смысле! А вообще… И что он знает, какую с меня потребует плату. Он сказал, что я должен выучиться, и потом… Короче, я так понял, что он хочет, чтобы я работал на него… Да? Он недоверчиво посмотрел на Роше, а тот снял очки, и вытер вспотевшее лицо платком. Похлопал его по плечу, и обратился к Стиву: – Мне срочно нужно выпить. Срочно. – Мне тоже, - слабым голосом сказал Крис. – Да что такое-то? – недоуменно спросил Дженсен, поочередно заглядывая каждому в лицо. Они выглядели так странно. – Ну не душу же я ему продал, в конце концов! – воскликнул Дженсен. – Это как посмотреть. Как посмотреть, малыш! – неуместно весело сказал Стив, и вдруг оглушительно расхохотался. Дженсен недоуменно хлопал ресницами, потихоньку заливаясь краской – он сделал что-то ужасное? Непоправимое? Он стал посмешищем? Или что? А Стив все хохотал, согнувшись, вытирая глаза и еле выстанывал между приступов хохота: – Сдохнуть… Ну сдохнуть же! Оррис, сам чертов Оррис малыша взял под защиту… Такое было вообще? Кота, мать его, прожженный волчара! Аха-ха, Дженс, ты чего ему такого наговорил? Роше, абсолютно серьезный, с нотками восхищения голосе, не обращая внимания на беснующегося Стива, обратился к Дженсену: – Думаю, завтра Джаред будет дома. Если не сегодня ночью. Говоришь, в круг ввел? Действительно, такого еще не было, чем-то ты его зацепил. Считай, парень, ты вытянул счастливый билет, Оррис хочет тебя в свою свиту. Дженсен нахмурился, возразил: – Но я же в клане, я же не могу к ним! Роше, я ничего не понял. Что за свита, он же не король? Роше улыбнулся: – Король, некоронованный король севера Ренисольды. И ты ему приглянулся. Не бойся, Дженсен, тебя никто не заставит вступить в клан волков, дело в другом. Любой, попавший в окружение Орриса, возвысит свой клан. Он собирает вокруг себя талантливых оборотней, не важно, какой именно вид, главное способности. Ну вот, так случилось, что он обратил на тебя внимание. Думается мне, он решил, что ты сам ценнее, чем все твое наследство. – А почему он так решил, я ведь ничего… Я ничего такого не сделал даже. Пришел просить, – Дженсен вспыхнул, вспоминая, – опозорился… Как он сказал - хочешь расплатиться деньгами, которых у тебя нет… Так стыдно. – Нет, парень. Это была хорошая попытка. Отчаянная, глупая, но, самое интересное – эта схема, если постараться, может сработать. Ты одним махом повернул весь город против своего старика Ричмонда. Его же деньгами пытаться уделать его самого. Отличная попытка. Я думаю, Оррис оценил маневр, – Крис поднял бутылку, салютуя Дженсену и отпил прямо из горлышка. *** – Я ничего не понял с этим серебряным кругом, - расстроено сказал Дженсен, и вдруг замер, широко распахнув глаза. Вцепился в руку Роше, спросил хрипло: – Подождите. Вы сказали… Вы сказали сейчас… Вы сейчас сказали… Роше терпеливо ждал, Дженсен, наконец, справился с собой и выпалил: – Джаред! Вы сказали, Джаред будет дома? Сегодня?! Столько неприкрытой надежды было в его глазах, в голосе, что Роше потупился, и потом заговорил мягко, словно старался его успокоить: – Джен, я… Я думаю, что в самое ближайшее время. Ты под защитой Орриса, я даже думаю, сейчас вокруг дома его люди, охраняют тебя. Мало ли, что придет в голову этой семейке. А может, он уже подписал бумаги, чтобы Ричмонда с его сыновьями выставили из города. Бойр видел, когда мы покидали мэрию – Оррис кого-то отправил в южные земли, и мне кажется, этот человек будет копать информацию по Ричмонду и его делам. Я вот не уверен, если честно, что он совсем ничего не знал про Мардж. Когда Оррис дает отмашку, все делается с фантастической быстротой, вполне возможно, что сейчас его люди вплотную занимаются делом Джареда… Дженсен задыхаясь от переполнявших его эмоций, вскочил, растерянно огляделся: – Ой, надо… Надо что-то… Стив, что делать? Стив улыбался, глядя на него, смотрел так странно и тепло, а Дженсен все пытался собраться и придумать, что делать, он растерялся совершенно. Как, так быстро? Джаред – сегодня будет здесь? Непонятно, что значил этот серебряный круг в личном кабинете Орриса, и светящиеся узоры, и потом, он потом все узнает, сейчас Дженсен со страхом смотрел на дверь, со страхом и надеждой, ему казалось – что вот сейчас, сейчас он придет! Джаред будет здесь, и ему не придется больше принимать решения, напрягаться, думать, думать, изо всех сил стараться быть взрослым и сильным, а можно будет просто повиснуть на шее Джареда, и забыть обо всем этом кошмаре, и выплакаться, и пожаловаться ему и сказать, как скучал, как ему было плохо и одиноко. Но время шло, его соратники – сидели за столом, тихонько переговариваясь, и было уже очень поздно. Дженсен опомнился, снова забрался с ногами в джаредово кресло, машинально взял протянутую Крисом куриную ножку, вцепился в нее зубами, и представлял, что вот, Джаред – вернулся, уже сидит с ними, просто вышел на минутку, и надо думать, как им всем жить дальше. И еще Рис… Дженсен перестал жевать, и с тоской, которую старательно и долго отгонял – подумал, что это вот – никуда не денется. Сколько бы ни прошло времени, он, и Рис, и Джаред – никогда никто из них не забудет этих страшных дней, потому что никто не сможет им вернуть ребенка, и придется с этим жить дальше. Снова накатила вина, Дженсен, чтобы к нему не пристали с расспросами – что случилось? Почему он снова мрачен? – попрощался с соратниками и сказал, что идет спать. Стараясь не замечать, как удивленно переглянулись оборотни, Дженсен шмыгнул наверх и закрылся в спальне. Ну конечно, никто из них и не думал, что заснет в эту ночь, все, как дети, ждали чуда – а вдруг и правда распахнется дверь, и войдет их вожак? Но сидеть со всеми он больше не мог – нужно было хорошенько подумать. Дженсен забрался на неразобранную кровать в одежде, упал сверху на покрывало, и закинув руки за голову, мрачно изучал потолок. Жить с чувством вины тяжко, осознавать, что живешь взамен другого, что за твою жизнь заплатили чужой жизнью – тяжелее вдвойне, раньше не было времени об этом думать, и чем больше Дженсен погружался в эти мысли, тем тоскливее ему становилось, и понимание, что Рис – сама принимала решение, облегчения не приносило. Она действовала спонтанно, и, может быть, если бы знала, что так случится, не пошла бы на такую жертву. Дженсен свернулся в клубок, его деятельная, живая, пылкая натура никак не могла смириться с потерей, он, сцепив зубы, размышлял, что теперь надо сделать все, чтобы у Рис как можно скорее снова появился ребенок. Это будет другой ребенок, конечно же, но все равно, если он появится, она не будет так страдать, сегодня в больнице она была такой печальной. Дженсен сдержал стон, судорожно вздохнул и вытер повлажневшие глаза. Так, стоп, не раскисать. Сейчас Рис проснется и поймет, что ему плохо. Испугавшись, Дженсен принялся усиленно искать что-то приятное, чтобы перебить – да, вот. Точно. Джаред! Роше говорит, а ему можно верить – скоро выпустят Джареда. Дженсен прерывисто вздохнул и усевшись, принялся чертить пальцем узоры на покрывале и размышлять. На чем он остановился? Дети. Надо сделать так, чтобы им никто не мешал, и в первую очередь – он сам. Рис и Джаред должны стать максимально близки, чтобы никто и ничто не отвлекало их от друг друга. Это легко сделать, на самом деле. Дженсен вспомнил, как часто он действовал совершенно обратно, чисто инстинктивно лез между ними, как ревнивый и маленький ребенок – от стыда вспыхнули щеки и Дженсен застонал: – О черт… - повалился на покрывало, закрыв горящее лицо ладонями: - Прости меня, Рис… Какой же он был эгоист, маленький, противный, ревнивый – и как она великодушно сносила все его выходки. Переждав приступ стыда, Дженсен сосредоточенно уставился вверх. Значит, примерно ясно, как нужно действовать. Оставить их, нет-нет, не навсегда, он не сможет надолго, не вынесет, и потом – они ведь семья. Но примерно понятно, что нужно делать. Три месяца до выпускных экзаменов в школе, он пропустил много, нужно догонять, Джаред будет проводить время с Рис, в больнице, потом дома, Дженсен же должен быть идеальным. И-де-аль-ным. Он будет идеальным, и он не будет им мешать. И еще – колледж. Колледж? Надо выбрать с проживанием. От осознания, что, возможно, придется покинуть ставший родным дом, Дженсен тихонько застонал, и вцепился в покрывало. Больно, но это ведь можно пережить? Если постараться. *** Если бы можно было все вернуть назад, он не убил бы эту драную суку Мардж, сейчас, остыв и все взвесив, Джаред в это верил. Хотя скажи об этом охранникам, впихивающим его в камеру предварительного заключения – они не поверили бы точно. Он смог перестать кидаться на всех со злобным рыком лишь на второй день, и даже после этого к нему не решались заходить еще долго. Слишком острой, болезненной оказалась потеря, слишком силен страх за оставшихся членов семьи, слишком неуправляем гнев, и он почти обезумел, когда уничтожал врага. Он пожалел, что не смог обуздать зверя в себе, но было слишком поздно. В результате семья осталась без его защиты и помощи, а он сидел тут, в камере со стенами, которые не позволяли связаться с Рис, просто чтобы узнать – жива ли она, и как себя чувствует, и неизвестно было, когда сможет выйти. И не мог простить себя за то, что угодил в эту ловушку, в то время, как нужен был семье. Рис, Дженсену. Джаред стучал в дверь, требовал адвоката, хоть кого-нибудь, но ему вежливо и немногословно отвечали – нет, не положено, нельзя – в первые дни, потом появился Роше, но от его новостей стало только хуже. Рис находилась в больнице, без памяти, Дженсен сидел там же, не отходил от ее палаты, и, по уклончивым ответам Роше можно было понять, что винит во всем себя, растерян и угнетен. Черт! Его дело двигалось медленно, все – всё понимали, и да, он защищал семью, и не контролировал себя, и отправлены были запросы в южные земли по всем фигурантам дела, Мардж, ее отца, Ричмонда, остальных, отправлена комиссия в «Три когтя», но все это делалось так медленно. И вина, грызла вина – не сумел защитить своих, глупо попался, как мальчишка, дал волю чувствам, и теперь неизвестно, когда сможет вернуться – Роше говорил, что предлагал огромный залог, но Джареда не выпускали, слишком громкое получилось дело. И очень старался везде Ричмонд, слушая доклад Роше, как подкармливает прессу старый интриган, Джаред не мог сдержать злобного рыка. И во всем виноват сам, дурак, какой дурак… *** Скрип двери посреди ночи оказался полной неожиданностью – Джаред слетел с жесткой кушетки, принимая оборонительную позу, а в голове проносились десятки предположений, от фантастических наемных убийц – что? Какая глупость, да кому он тут нужен – до еще более невероятных – кто-то устроил ему побег, и меньше всего он ожидал увидеть в своей камере – Орриса. Это было просто за гранью фантастики. Джаред решил было, что ему подсыпали галлюциногенных грибов в вечернюю похлебку, но Оррис – мэр города, тайный советник правителя Ринисольды, серый кардинал, один из богатейших людей страны - оказался самым настоящим, из плоти и крови. Волчара, собственной персоной, в излюбленном роскошном серебристо-черном балахоне, ухоженный и нарядный выступил в середину камеры, тут же ставшей тесной от его присутствия. Джаред вспомнил не к месту, что такое же впечатление волк производил всегда, он заполнял собой, своей аурой – любое пространство, где бы ни находился – в огромной зале приемов, в зале совещаний, даже на улице, во время праздничных шествий. Джаред учтиво поклонился Оррису, с неудовольствием представляя себя глазами волка - с недельной щетиной на лице, с черными кругами вокруг глаз, взлохмаченный – и в кальсонах – самый подходящий вид для встречи с влиятельным оборотнем. Но внешний вид – пустяки, Джареда всерьез напугало появление Орриса. Что могло случиться, что привело сюда Орриса? Неужели что-то с семьей? Но какое дело волку до небольшого и не самого богатого тигриного клана? Оррис наклонил голову в приветствии, и снова принялся рассматривать Джареда, под его холодным, оценивающим взглядом Джаред повел плечами, и начал сердиться – какого черта? Тоже мне, хозяин города. Что происходит? – Чему обязан столь неурочным визитом, сэр, - недружелюбно спросил Джаред, невольно складывая руки на груди в защитном жесте. Оррис без усмешки, спокойно ответил: – Хотел посмотреть на тебя. Джаред. Имя произнес, растягивая гласные, будто смакуя, Джаред дернул плечом, мол, ну и как? Услышав его безмолвный вопрос, волк невозмутимо ответил: – Не очень. Джаред хотел было возмутиться, но почему-то не смог. Не смог по-мальчишески полезть на рожон, наваливались, друг за другом, быстро-быстро промелькивали в памяти воспоминания – вот он подбирает Дженсена по полу и несет в спальню Рис, вот он вылетает в ночь, обращаясь на ходу, бешеный, агрессивный, вот рвет в клочья Мардж – вот его, обколотого, скручивают с трудом, вот он, все в такой же животной ярости, бросается на всех и рычит, и мало в нем от человеческого – зверь, яростный, и безумный. Джаред опустил руки, вздохнул тяжело. Оррис еще мягок с ним. Не очень – да полное дерьмо. Повел себя не как вожак стаи, а как… взбесившийся от горя и ужаса самец, рядовой, да, так поступил бы каждый – у кого пытались бы отнять любимого. Но он – не каждый. Он вожак. – Да уж, - сдавленно произнес, еле выдавил Джаред, - облажался. Оррис внезапно оказался рядом, и уже не так холодно сказал: – Хорошо, что ты это понимаешь. Джаред , не скрывая боли, спросил: – И что теперь... Как дальше? Он думал уже не один день, достоин ли звания вожака? Что делать теперь, как быть этим людям, доверившимся ему, и еще – его семья. Как смотреть в глаза Рис, когда не смог уберечь ее. А Дженсен? Имеет ли он право удерживать его возле себя. Он не смог их защитить... Оррис заговорил: – Ты думаешь об этом. Сомневаешься, раскаиваешься. Ты чувствуешь себя виноватым. Ты действительно виноват, Джаред. Ты поддался порыву, взвалил бремя ответственности за клан на мальчишку. Джаред вскинулся, неверяще глядя на Орриса. Дженсен? Но тот жестом приказал ему молчать. И продолжил, жестко и сурово: – Если бы ты сейчас начал защищаться, доказывать мне, что прав, что так поступил бы каждый, я бы знал – ты не вожак. Я бы употребил все свое влияние, чтобы забрать у тебя Дженсена, но, к сожалению, я знаю, что это невозможно. Он и без кровной связи – весь твой. Джаред ничего не понимал – при чем тут Дженсен? Спросил потрясенно: – Дженсен? Что… Вы в нем заинтересованы? Почему? Он ведь даже не… – … не волк, да, - подхватил Оррис, – ну и что. Он… я вижу в нем, кроме преданности, замечательные лидерские способности. Он, в отличие от тебя, повел себя как настоящий вожак. Он манипулировал, хитрил, искал любые возможности, он пошел на встречу с Ричмондом, он даже готов был войти в его клан, лишь бы вернуть тебя. Я думаю, ему хотелось вцепиться в глотку Ричмонда не меньше, чем тебе убить Мардж, но он пошел на переговоры. Этот малыш многое сделал, он даже чуть не всучил городу за твое освобождение огромную взятку. Джаред потрясенно вздохнул, он никак не мог поверить, что Оррис говорит про его Дженсена – про его вздорного, упрямого, любимого, но еще такого юного Дженсена. – Взятку? Оррис совсем несолидно фыркнул, и впервые улыбнулся. – Да, дорогой Джаред. Да. Этот малыш пытался расплатиться за твое освобождение деньгами Ричмонда. Причем всеми. Себе он ничего не собирался оставить. Джаред чувствовал себя по-дурацки. Неловко, и еще – немного тревожно, почему-то не нравилась ему явная заинтересованность Орриса в его Дженсене. И Дженсен – о, бог мой. Дженсен, кроме восхищения в Джареде вызывал легкую оторопь. Это точно его Дженсен? Все деньги старика Ричмонда это, конечно, круто. И как же, черт возьми, и неловко – и приятно, тепло. А Оррис меж тем продолжал, кружа вокруг Джареда: – …Не скажу, что мне эта идея пришлась не по вкусу. Казне нужны деньги, и возможно… Все возможно, мы будем работать над этим вопросом. Небольшой процент… Хм… Джаред, ты, в силу молодости, и увлеченности еще не понимаешь, какой тебе достался бриллиант, но я хотел бы вот что сказать... Оррис встал перед ним, и серьезно заговорил: – Я видел, через его воспоминания, как вы встретились. И за то, как ты обошелся с ним, за то, что ты даешь ему вырасти духовно, за то, что пытаешься показать весь мир – я готов простить тебе многое. Ты помог ему раскрыться, он в критической ситуации повел себя как мужчина, как вожак. Как настоящий лидер. На самом деле ты доказал, этим своим отношением к нему – что сам достоин быть вожаком, и сможешь воспитать себе достойную смену. Джаред спросил, замирая от своей дерзости: – И все-таки. Почему вы так заинтересованы в нем? Я правильно понял – Дженсен пришел к вам за помощью? И вы потребовали от него платы? Не деньги, я так понимаю. Что вы хотите от него? *** Оррис отступил немного, но взгляда не отводил, а в Джареде поднималась темная волна – ревность, страх, желание защитить, инстинкт собственника, все как-то смешалось, но волк отрицательно покачал головой, и Джаред недоуменно моргнул. Прищурился, все так же настороженно – чего ты хочешь от моего партнера, от моего Дженсена, хитрый волчара? Оррис, как показалось взвинченному Джареду – был в затруднении, он как будто не знал, сказать ли? И словно приняв решение, начал говорить, но издалека, мягко и спокойно: – Я взял ваше дело под свой контроль. До суда – будешь под домашним арестом, и насколько я уже успел ознакомиться с материалами – есть все шансы благополучного разрешения дела. Уже завтра отовсюду из новостей исчезнут любые упоминания об этом деле, и скоро все забудут о нем, школу, где была лаборатория, я распорядился закрыть, а потом ее разнесут по кирпичикам. Ричмонду, а так же его сыновьям, вход в город закрыт, сегодня их вывезли за его пределы. В Эрин, город, где проживает Ричмонд, отправлена специальная группа, они должны выяснить все про это семейство, про несчастные случаи, словом, все. Над финансами семьи тоже будет уставлен контроль, и при малейшей попытке увести деньги за границу Зикерра примет предложение Дженсена об опекунстве. Что еще… Ах, да. Дженсен скоро закончит школу, я вышлю вам проспекты учебных заведений, где его с радостью примут. И где его способности будут в полной мере оценены. Джаред предупредительно заворчал, сдерживая обращение. Этот чертов волк его доведет-таки! Оррис, как ни в чем не бывало, все так же мягко говорил: – Я надеюсь, вам понравятся проспекты. Я выбирал лучшие школы. –Почему? – прорычал, уже не сдерживаясь, Джаред, наступая на волка. Оррис ответил мирно: – Джаред, я не могу сейчас сказать тебе. К сожалению. Это дело касается будущего, нашего будущего. Ему не грозит опасность, более того, я сделаю все, что в моих силах, чтобы и в дальнейшем он избежал случайной смерти или иного вреда, Джаред я даже ввел его в Круг. Он под защитой Белого Волка. Из Джареда как будто воздух выпустили – разом исчезли все темные мысли и подозрения. Он выдохнул и растерянно посмотрел на волка. Потом сел на кушетку, пробормотал: – Вот как. Оррис, как будто в гостиной у себя, или в зале приемов, все такой же уравновешенный, сел с ним рядом, и подтвердил задумчиво: – Угу. Не ожидал сам, что такое случится. Но мальчик, он… Хорошо, скажу. Не хотел, но... Он совсем малыш, но если не мешать, когда-нибудь, в будущем, он сможет предотвратить бессмысленную, кровопролитную войну. Войну на уничтожение. Я видел кое-что… Очень смутно. Парень должен вырасти, и научиться многому, и тогда, когда придет время – он сможет сделать нечто важное. Джаред, я надеюсь, ты понимаешь, что не должен пересказывать ему наш разговор. Я не хотел говорить тебе, но ты сделал его. Позволил, помог стать таким, что мне стало видно такое будущее. Ты имеешь право знать. Сейчас нужно сделать так, чтобы и дальше все так шло – у тебя это хорошо получается – направлять его, помогать. Поэтому… я это делаю. Видишь… Все на самом деле не так, как кажется. Я не требую никакой платы за свою помощь, я лишь хочу, чтобы все шло так, как идет. Я надеюсь, после учебы – он придет ко мне, но если нет, это все равно. Ему нельзя мешать, заставлять, это может изменить все. Не знаю, смог ли я тебе объяснить. – Но он думает, что должен вам? – Джаред с любопытством посмотрел на Орриса. Оррис кивнул, улыбаясь: – Должен. Должен выучиться, вырасти, и когда придет время, он расплатится. Со мной, и нашим городом. А сейчас, Джаред – тебе пора. *** Дженсен вздрогнул, и проснулся от звука открывающейся двери, успел сонно подумать – как? Изнутри закрыл, открывать запертую изнутри дверь мог только… И тут же его накрыло запахом, знакомым, близким, по которому он так истосковался, измучился – Дженсен распахнул глаза, и успел только пискнуть, как оказался стиснут в объятиях – Джаред, это был Джаред! Его руки, запах, голос, его довольное ворчание, и крепкое, горячее тело, Дженсен со всех своих сил вцепился в него, впился, и – не выдержал, заплакал. Всхлипывая, прятал голову на его груди, и жаловался: – Так устал без тебя… не могу больше! Джаааред, не хочу, чтобы снова…уходил. Скучал, так скучал… Джаред обнимал его бережно, словно какую драгоценность, тихонько, ласково ворчал. В теплом коконе из рук было так хорошо, а Джаред целовал его, и говорил тихо-тихо: – Прости, котенок, я так виноват. Прости, оставил вас, я тоже скучал. Сил нет, как скучал, на стенку лез, Дженсен, ну, не плачь, я знаю о твоих подвигах, ты же сильный, ну. Успокойся, все хорошо… *** Джаред не сразу уловил перемену. Дженсен лежал в его объятиях такой вялый, такой… неживой? И потребовалось какое-то время, чтобы понять – он привык к другому. Что Дженсен всегда атакует, ведет себя активно, и дерзко, и так искренне, что ему стоило большого труда держать оборону. Джаред заводился моментально, от ярких, сверкающим азартом глаз, от неприкрытого желания Дженсена, от его запаха, молодого, нежного, невозможно приятного, от одного только этого запаха кружилась голова, наливался свинцовой тяжестью член, и в предвкушении поджимались яички – но нельзя было, нет, он так привык обуздывать себя, тормозить. А сейчас – поведение Дженсена было настолько непривычным, что Джаред, испугавшись, приподнял лицо Дженсена за подбородок, заглянул в глаза, испытующе посмотрел, спросил шепотом: – Что? Ну что ты? Дженсен, ну не умел, не умел лгать котенок, несчастно шмыгнул, и попытался снова спрятать лицо у него на груди, Джаред нежно, но непреклонно рукой снова поднял его голову, попросил жалобно, заглядывая в его печальные глаза, зная, что лучший способ достучаться до Дженсена – попросить, показать, как нужно его сочувствие: – Джен, не пугай меня, ради бога. Ты как неживой вдруг стал, что такое? Я обидел тебя чем-то? Сказал что-то не то? Про подвиги? Дженсен, я… у меня слов не найдется, чтобы сказать, какой ты – ты же невозможное сделал, ты смог… Господи, ты же как настоящий герой. Ты вытащил меня из тюрьмы, и я, хочешь, я буду всю жизнь тебя на руках носить, солнце мое? Джаред знал, что Дженсен должен возмутиться, на руках он кататься не любил, а тут просто улыбнулся жалко, дрожащими губами, и Джаред перепугался по-настоящему. Принялся лихорадочно ощупывать его, спрашивая: – Джен, ты в порядке вообще? Может, где-то болит? Дженсен, ответь! Дженсен начал вяло отбиваться, пробормотал: – Что ты? Нет, я в порядке. Я… Джаред, я хотел… – Что? Чего ты хотел, котенок? Говори, не трави душу. Дженсен вздохнул судорожно, вытер лицо рукой, и отводя глаза, забубнил: –Я тут подумал. Мне, наверно, нужно будет… Ну. Уехать. Джаред замер, рассматривая самого несчастного оборотня, кого он видел вообще в жизни – лежавшего в его объятиях, рассматривал внимательно, и вспоминал слова Орриса – не мешай ему – а интересно, если этот мелкий дурень говорит явную ересь – тоже не мешать? Лучше бы он, Джаред, и правда не знал ничего, из того, что ему наговорил волк, но с другой стороны, он бы тогда навоображал себе все в сто раз хуже. А Дженсен – что себе напридумывал? Узнать бы, откуда ноги растут у этого «уехать». Не хочет ведь, не хочет никуда уезжать, чуть не плачет сам, умирает от горя, а ведь если не переубедить – упрямец сделает по-своему, и надо быть осторожным. Очень-очень осторожным. Как по тонкому льду ступая, Джаред спросил ласково: – Уехать? Куда, зачем? Дженсен сглотнул, и недоверчиво посмотрел на него. Спросил гнусаво, и чуть не с обидой: – Ты меня отпускаешь? – Я не хочу тебя отпускать, – очень грустно сказал Джаред. Грусть получилась немного угрожающей, но Джаред подумал – для начала сойдет и так. И надо постараться и дальше не пугать Дженсена воплями – с ума сошел?! Куда еще, зачем?! Добавил несчастно: - Ужасно не хочу. И Рис, она тоже очень расстроится. Дженсен заметно вздрогнул в его руках, и Джаред насторожился. Рис? Он не забыл, что у Рис и Дженсена теперь связь, и знал, что Дженсен провел в больнице несколько дней, пока Рис не пришла в себя. Джаред сразу же, как вышел на свободу, поехал к ней. Они обнялись и вместе поплакали, потом Рис отправила его домой, но ни намека не было со стороны Рис о том, что Дженсен собирается куда-то. Дженсен вдруг чужим голосом сказал: – Так лучше будет. Если я уеду. Я… буду приезжать. Иногда. – Дженсен вымученно улыбнулся, и у Джареда сжалось сердце, - А вы…никто не будет мешать. Может, все наладится тогда, и она… у нее снова будет ребенок. Джаред прикрыл глаза, стравливая внезапно вспыхнувшее сильное раздражение, и любовь, и обиду, и понимание – и нежность, оставил только нежность, прижал к себе снова этого невозможного упрямца. Дженсен приник к нему с готовностью, и вздохнул еле слышно, а Джаред считал про себя – раз-два-три – все… Выдыхай. Ты не стукнешь его по затылку, хотя треснуть очень хочется, не будешь орать и бесноваться, он очень устал и напуган и несчастен, ты не будешь его поучать. Ты просто скажешь ему, как он нужен, как любим, и без него – никак, совсем, ну никак. И нет его, Дженсена, вины, в том, что погиб неродившийся малыш, и он, Дженсен, нужен тут, нужен Рис, нужен ему, и он не может помешать, и черт, не сорваться, и не накричать, не отшлепать. Любить, просто любить. Не опускать, и доказывать, тихо, нежно, ласково, пока не поймет, пока не поверит. Дженсену восемнадцать Джареда разбудил звук, пока он соображал, какой, звук повторился – на прикроватной тумбе светился и гудел мобильник, сообщая хозяину о принятом ммс. Джаред зевнул, потянулся, и нехотя взял телефон, озадаченно нахмурился. Сообщение пришло с неизвестного номера. Джаред с завыванием зевнул снова, и хотел было отложить трубку – но что-то его остановило, что-то вроде предчувствия. Он хмыкнул, и открыл сообщение. Когда досмотрел галерею красочных фото, обнаружил, что уже стоит посреди спальни, вцепившись в несчастный пластик обеими руками. Сна как не бывало, ни в одном глазу, Джаред усилием воли заставил себя успокоиться, и просмотрел фотографии еще раз, внимательно, подолгу изучая каждую. Дженсен, обнаженный. В объятиях другого парня. Еще. Теперь трое, с разных ракурсов. Вероятно, он не слишком хорошо управлял своими эмоциями. В спальню, запахивая длинный шелковый халат, вошла Рис, вопросительно и встревожено глядя на него. Джаред молча отдал ей телефон, и принялся одеваться. Рис, быстро просмотрев фотографии, с недовольным видом положила телефон на стол. Все было предельно ясно, они были на одной волне, не нужно было даже облекать в мысли и слова то, что они увидели. Какая-то дурацкая, злая шутка. Но, прежде чем выйти, Джаред поцеловал Рис в щеку, и озадаченно спросил: – Поверить не могу. Чтобы у Дженсена появился враг? Рис покачала головой, сосредоточенно хмурясь, будто была где-то далеко, ответила медленно: – Не думаю. Тут что-то другое. И не зависть… А… как будто ревность? – Ну хорошо. Поеду. Не теряй меня, – Джаред вышел, прихватив злополучный телефон. Выезжая за ворота, Джаред почему-то вспоминал тот давний разговор с Дженсеном, в ночь, когда его выпустили из тюрьмы. Он убеждал тогда Дженсена, всеми доступными средствами, употребил все свое красноречие, говорил, о любви. Как дурак, как мальчишка, признавался, он помнил, как дрожал его голос, как он старался доказать, что любит, и одновременно старался не давить, ведь можно сказать – не могу без тебя, не уходи, не могу, умру – и не уйдет, из жалости, но зачем такое? Или сказать о долге, о благодарности, о том, сколько они сделали для него – и что Дженсен должен остаться – он бы остался. Но Джаред шел по самому краю, между любовью и чувством собственности. Между пониманием, что Дженсен взрослеет, и имеет право поступать так, как считает нужным, и эгоистичным нежеланием его удержать, обсмеять, пристыдить – удержать, любыми средствами, при себе. Дженсен сперва дрожал, и плакал, весь своем горе, потом отогрелся, слушал, впитывал его слова, его признания как губка, сиял глазищами, улыбался, такой трогательный, такой открытый, такой любящий, под конец заурчал, довольный-предовольный, заснул, положив голову ему на грудь, а утром снова завел прежнюю песню, только уже без слез. Решительный, упрямый – так будет лучше, сказал, и Джаред понял, что не переспорит мальчишку. Сукин сын Оррис, видать, не врал – железный стрежень был в мальчишке, от задуманного не отступал. Но все вышло не так страшно, как казалось в начале. Дженсен не уехал далеко, он выбрал колледж в городе, вернее, в нескольких километрах от Зикерры, один из лучших в Ринисольде, в первые дни приезжал ночевать домой каждый день, потом через день. Потом приезжал только на выходные, но его присутствие чувствовалось всегда – если не приезжал, то звонил каждый день, появлялся в скайпе, скидывал смски или крошечные видеофайлы, и Рис и Джареду, и все равно – его не хватало, конечно. Тянуло внутри, сосало, но Джаред притерпелся, привык жить с этой сосущей болью, ведь это лучше, чем потерять Дженсена совсем. Полгода назад Дженсен отметил восемнадцатилетние – отметил в студенческой общаге, с друзьями. Обижаться было не на что – днем Дженсен заехал, веселый, возбужденный, красивый, такой повзрослевший, зацеловал Рис, за подарок, какую-то примочку в машину – Дженсен водил с семнадцати лет – и застенчиво поблагодарил Джареда, за новый навороченный ноутбук, он скоро умчался, а Джаред все думал, почему ему кажется, что все идет не так? Неправильно. Как будто они отдалились, причем выключили из активного общения его, Джареда, а Рис и Дженсен все так же близки, и весело смеются, и шутят, и замолкает этот смех, когда Джаред заходит в комнату. Его не утешило даже то, что вечером, наотмечавшись с друзьями, Дженсен позвонил ему, и наговорил заплетающимся голосом что-то непонятное, что-то взволнованное, и Джаред так и не стал выяснять, что хотел сказать ему Дженсен, а тот делал вид, что ничего не было. Или просто не помнил. Они что-то пропустили. Где-то, в каком-то месте все пошло не так. Почему, что? *** Джаред въехал на территорию кампуса, привычно выруливая к общежитию, где жил Дженсен – трехэтажному коттеджу, прятавшемуся среди деревьев, и вдруг притормозил. Смотрел на здание красного кирпича, на аккуратное, красивое, с витыми перилами крыльцо, присыпанные гравием дорожки, на клумбы, цветы, беседки, и чувствовал, насколько он здесь – чужой. Взрослый, в два раза старше любого из живущих тут студентов, зачем он здесь? Все еще спят, очень рано – семь или восемь? Учеба начинается в девять, и непонятно, зачем он примчался ни свет ни заря. Джаред увидел, как на крыльцо выходит кто-то, и мгновенно напрягся – но нет, это был не Дженсен. Парнишка, тонкий, высокий, белобрысый, сладко потянулся и откусил яблоко. Рот наполнился слюной, Джаред сглотнул, а парень, обозревающий окрестности, заметил его машину, и заинтересованно пригнулся, высматривая его – мешала ветка. Джаред, не думая больше, сдал назад, развернулся и выехал из студенческого городка, ругая себя за дурацкий порыв. Домой не хотелось, совсем – придется разговаривать, делать вид, что все замечательно, что он не расстроен, в офис тоже не имело смысла ехать, тем более что он взял недельный отпуск. Пусть никто и слова бы не сказал хозяину фирмы, чего он вдруг пришел, но Джаред действительно не хотел никого видеть. И вспомнил про загородный домик – на озере – самое подходящее место, отдохнуть, и подумать. Вот еще по дороге купить продукты, и отзвониться Рис, но ей он позвонит чуть позже. *** Голова болела так, что казалось, сейчас лопнет. И тошнило, живот скрутило, и все дрожало внутри, так мерзко он себя никогда не чувствовал. Дженсену казалось, что он вот сейчас, сейчас прямо умрет, так было тошно – жесточайшее похмелье крутило, ломало, выворачивало все тело. – Сукин… сын, - простонал Дженсен, не открывая глаз, лежа в позе эмбриона на кровати, - что ты… такое мне дал, придурок?.. Вопрос остался без ответа, Дженсен рискнул приоткрыть один глаз. В его комнате никого не было, витал терпкий запах перегара, кругом валялись пустые бутылки и банки – ничего не скажешь, хорошо отметили последний экзамен. И этот зараза Брик – который больше всех уговаривал его вчера выпить какой-то коктейль. Пил сам, хохотал, говорил все классно, Дженс, попробуй! Настроение сразу поднимется, ну один разочек попробуй, чего ты? Ничего не будет, все свои, давай! Вот и попробовал. И как отрезало, с того момента, как хлебнул – ничего в голове, пустота. Ничего не помнил. Поскуливая, Дженсен кое-как сполз с кровати, и обнаружил, что на нем нет и клочка одежды. Еле добежал до ванной комнаты, рвало желчью, он судорожно обнимал унитаз и мечтал только об одном – добраться до мерзавца Брика. До это драного кота, и набить ему морду. Было так плохо, что ноги не держали, Дженсен, стоя на четвереньках, включил воду и подставил голову под кран. От ледяной воды полегчало, совсем чуть-чуть. Но он замерз. Трясясь, кое-как встал, и чуть не упал, от снова подкатившей тошноты и головной боли. Держась за стенку, добрался до кровати, схватил с тумбочки телефон и рухнул в кровать. Зябко кутаясь в одеяло, набрал однокурсника, он тоже был вчера тут у него, и мог кое-что прояснить. – Джерри, возьми же трубку... Джерри взял сразу же, как будто ждал: – Дженс? Привет, ты как? Дженсен подивился странной напряженности в голосе Джерри, и простонал: – Мне плохо. Что это было? Что вообще вчера было? Не помню совсем. Ты можешь прийти? Есть у тебя что-нибудь от головной боли? Ты же знаешь, я не пью, у меня даже… ох! Никаких таблеток нет. – Сейчас, - с облегчением выпалил Джерри, и отключился. *** Дожидаясь сокурсника, Дженсен мелко трясся в одеяле, внешне беспомощный, и бледный, внутри – собранный, сдерживающий изо всех сил любые эмоции – обида, недовольство, гнев, сейчас это все могло помешать, Дженсен пятой точкой чувствовал, что-то не то. Что-то в этой рядовой, казалось бы, вечернике настораживало. Он вспоминал все, до момента, когда отключился. Брик – старшекурсник, другом Дженсену никогда не был, но приятель всех и каждого, не пропускающий ни одной вечеринки в кампусе, все его знают и терпят, Дженсен вспомнил, как тот переглядывался с Джерри и Кронсом, когда думал, что Дженсен их не видит. Дженсен подумал тогда, что они готовят какую-то шутку, но потом забыл, а сейчас все воскресало в памяти. Альена, красивая, гибкая, как и все пантеры, танцует с Колином, а Джерри в уголке отсвечивает белобрысой макушкой, разговаривает с кем-то, кого не видно в темноте, и размахивает почему-то нервно руками – почему он нервничал? И почему, черт возьми, Дженсен думает об этом сейчас, а не тогда?! В груди ворочался темный, липкий, холодный комок страха и подозрений. Дженсен дрожащими пальцами ощупал себя, везде, потрогал пальцем задний проход – кажется, нигде ничего подозрительного. Но страх не отпускал, и ему стоило большого труда сохранять спокойствие, когда в его комнату ворвался Джерри. Сквозь ресницы Дженсен внимательно наблюдал за дружком – тот выглядел свежим, и явно головной болью не страдал, и активно изображал беспокойство. Ахнул, увидев закутавшегося в одеяло Дженсена, затрещал, что принес таблетки, и ему сейчас сразу станет легче, засуетился, в поисках стакана: – Сейчас-сейчас, Дженсен, подожди немножко! О, вот чистый стакан, сейчас, я помогу тебе. Не знаю даже, с чего бы так тебе стало плохо? Может, что-то съел не то? Джерри уже прибежал из ванной комнаты. Помог сесть Дженсену, заставил выпить, и все болтал, нервно, и очень, по мнению Дженсена, подозрительно. Дженсен терпеливо ждал, когда подействует лекарство. Он уже не сомневался, что Джерри замешан в этом деле, слишком суетился этот его, как он считал, друг. Слабость все не проходила, но Дженсен не мог больше молчать. Спросил негромко: – Ну и зачем, Джерри? Он еще совсем немного ждал, что Джерри возмутится, начнет отрицать, кричать, так хотелось верить, что, ну он ошибся, и Джерри не виноват. Но Джерри сразу выдал себя, забегавшими глазками, задрожавшими губами. Не сказал ничего, просто сник, повесил голову, крутя в руках пустой стакан. Дженсен спросил, раздражаясь: – Что ты молчишь? Я… я другом тебя считал. Зачем ты уговорил этого ублюдка Брика подсыпать мне какую-то дрянь? Что это вообще было, зачем? Трахнуть что ли меня хотел? Джерри дернулся, вскинул голову. Побледнел, и вдруг выкрикнул отчаянно: – Я люблю тебя! Я не стал бы насильно, я просто, я… Я хотел… Я хотел, чтобы ты расстался с ним! С этим своим! Дженсен от потрясения растерял всю свою злость. Открыл рот, и во все глаза смотрел на Джерри, а тот вскочил, отшвырнул стакан – он не разбился, Дженсен тупо следил за катившимся стаканом, а Джерри выкрикивал черт знает что, что вообще в голове не укладывалось. – Я всегда любил тебя! Как увидел, на первом курсе, как ты в аудиторию вошел, сразу, а ты… Ты все со своим Джаредом! Ты вообще ничего не замечал! Что ж ему так на психов-то везет. С трудом забыл суку Мардж, теперь этот. И сам, ну сам же виноват, как мог не увидеть, просмотреть?! Взрослый же, большой кот, как можно было не увидеть больной, прямо-таки ненормальной привязанности Джерри? Дженсен заерзал в одеяле, от стыда и неловкости, и вдруг замер. Так, стоп. Что-то этот псих говорил о Джареде. О Джареде! Джерри все кричал что-то, Дженсен не вслушивался. Паника накатила ледяной волной, еле сдержав озноб, Дженсен прикусил губу и закрыл глаза. Чееерт, черт, вот черт. Джаред! Дженсен боялся даже подумать, что мог сделать этот чертов Джерри. Он не хотел думать, но не знать – было еще мучительней. – Что ты сделал? – помертвевшим голосом спросил Дженсен. Джерри замолчал на полуслове, моргнул пару раз, до него доходило, что Дженсен не слушал его отчаянный монолог, покраснел от обиды и выкрикнул, ожесточенно скалясь: – Ничего особенного! Просто эротический фотосет, в компании трех человек! Дженсен выпал из реальности. Он молча смотрел, как Джерри, бледнея, отступает, отступает к дверям, губы его шевелятся, но он не слышал, что бормочет друг-предатель. Наверное, Джаред уже получил «эротический фотосет» и если… если он спит, можно приехать домой, прокрасться в его спальню, и стереть сообщение, ну может же такое быть, что Джаред его не видел? Но что помешает им отправить картинки еще раз… Дженсен натянул одеяло на голову, и свернулся в позу эмбриона. Предатель Джерри давно убежал, но Дженсена не заботила открытая нараспашку дверь, у него не было сил встать и закрыть ее. Он молча пережидал приступ боли, зажмурившись, сцепив зубы, сжав кулаки, скорчившись. Нужно просто потерпеть. Сейчас, он встанет, наберется сил, и встанет. И начнет действовать. Не может быть, чтобы эта дрянь испортила ему все – все, над чем он так долго старался, выстраивал, берёг – его жизнь, его будущее, его любовь, его Джаред. Нет. Нет, нет. Он ведь почти уже готов был, он знал точно, что вот, время пришло, что один только шаг, и все, он получит Джареда, получит полностью, всего - насовсем, а не как тогда Джаред шутливо сказал, во время церемонии – весь твой, котенок. Весь, да не весь. Оставался только шаг – последний экзамен, впереди целое лето, и Джаред. И можно было снова попробовать – он пытался уже сказать, в день рождения, что хочет вернуться, что ему не нужна больше эта свобода, но, кажется, переволновался, и наговорил вздор, а Джаред сделал вид, что ничего не было – ну и он решил подождать – до экзаменов. И что теперь? *** Зазвонил, завибрировал где-то под ним телефон, и Дженсен знал, кто это – по охватившему его теплу, по нежности и беспокойству – изнутри погладило, и снаружи окутало, теплее одеяла – и отпускала, потихоньку отпускала его колючая, вымораживающая все внутри боль. Дженсен завозился, нащупал трубку, принял вызов, и смог вздохнуть глубже – вместе с голосом Рис в него вливалась сила, согревала его, он прислушался: – … случилось? Дженсен, не молчи. Дженсен, не открывая глаз, нежился в коконе, созданном Рис, и не отвечал, анализируя ощущения, снова ему казалось, что… Не как обычно. Как будто слабее, намного слабее, нет, хорошо, и тепло, но все равно не так. Он недоуменно размышлял, кажется ли ему, или что, как вдруг Рис спросила, совсем другим, мягким тоном: – Почувствовал? – Не… не пойму, - поделился Дженсен. Для того, чтобы не отвлекаться, и полнее чувствовать их связь, он лежал зажмурившись. И все равно не понимал. Она стала какой-то другой, эта связующая их нить, другой оттенок запаха, другая… структура, что ли. Так же, и вроде не так, непонятно. Рис легко, радостно засмеялась, сказала: – Представляешь, а Джаред еще не знает. Он так встревожен был, что… Рис замолчала, Дженсен сел в кровати, подозрение, мелькнувшее было, вернулось, окрепло, превращаясь в уверенность, он даже забыл на минуту о своих проблемах. – Подожди, - растерянно сказал он, - ты… Ты… Он никак не мог сказать вслух, не решался, но в голову вдруг прыгнула картинка, нарисованная Рис – два маленьких, косолапых тигренка, возились и играли, Дженсен задохнулся от охвативших его эмоций. – Да, - просто сказал Рис. Точно. Кто-то же говорил ему, кажется, Джаред? Или кто? Неважно, или он читал – связь с самкой становится слабее, если она ждет потомство. И… черт, неужели. Они так долго ждали, они все, и Рис пришлось долго лечиться, врачи говорили – она здорова, но котят все не было, и тут – сразу двое. Дженсен решил уточнить, все не веря: – Двое? – Да! – Рис, казалось, там, у себя, приплясывает от радости, Дженсену передалось ее настроение, он засмеялся, искренне, представляя, как счастлив будет Джаред. И вспомнил, вспомнил Джерри, и дурацкие картинки, Рис тут же спросила: – Он приехал? Он же поехал к тебе. – Что? Давно? – Да, уже часа два назад. Дженсен – его как на качелях шатало – от радости к горю, ослабел от страха. Он вдруг представил картину, что Джаред – попал в аварию, что из-за него, но Рис уже кричала: – Нет! Нет-нет, подожди! Он жив, я бы знала, если бы что случилось, Дженсен! Дженсен вздохнул, судорожно, еще вздохнул, и вдруг заплакал, он так напугался, что теперь не мог остановить слез – потерять Джареда сейчас было бы слишком жестоко, несправедливо! Рыдал, и не мог остановиться, всхлипывал, вытирал слезы и хватал трубку мокрыми руками, боромотал – я сейчас, подожди, Рис, я сейчас успокоюсь, я просто испугался, что? – а Рис говорила, отчетливо: – Тихо, тихо-тихо-тихо, тссссс, вот, Вот, хорошо, всевсевсе. Все хорошо. Успокоился? Подожди, не беги никуда. Умойся, выпей чаю, и потом поезжай в наш загородный домик, на озере. Не торопись, слышишь? Садись только тогда за руль, когда у тебя перестанут трястись руки. И разрешаю сказать ему приятную новость, только не торопись ехать сразу. Обещаешь? Дженсен вздохнул еще несколько раз, успокаиваясь, и стыдясь своих слез – ну что такое, разревелся, как девчонка, а Рис еще его, в своем положении, успокаивает, утешает, и греет, гладит изнутри, и окутывает своим теплом. – Обещаю, да, - нетвердо сказал он, и вдруг признался, – я люблю тебя. – Дорогой, - растроганно сказала Рис, и у Дженсена опять навернулись слезы на глаза, - ты же знаешь. – Я их буду очень-очень любить, - пообещал Дженсен, - я их уже сейчас люблю. Он как наяву увидел ее улыбку, и ощутил поцелуй в нос. Улыбнулся тоже, и отключился – нужно было привести себя в порядок. И, наконец, объясниться с Джаредом насчет этих дурацких картинок. А потом… Так, стоп. Все по порядку. Главное, разобраться с этими фотографиями. А потом… У него были самые разнообразные, обширные планы, и все касались Джареда. Да. *** Тишина на озере после городского шума – оглушала. Джаред вдыхал чистый воздух и никак не мог надышаться, даже его растревоженный тигр блаженно урчал внутри, расслабившись. Джаред сидел на длинном мостике, болтал в воде ногами, и жмурился на солнце. Потом мягко упал на спину, раскинув руки на теплых досках, и закрыл глаза. Давно забытое, сошло на него умиротворение. Надо было давно приехать сюда, все чего-то откладывал, все суетился, и пропускал столько простых радостей – обернуться, порыскать в лесу в зверином обличье, поваляться в траве, искупаться, и тысяча мелких забот, кажущихся такими серьезными, неразрешимыми – сразу покажутся пустяками. Джаред вспомнил фотографии, и умиротворение слегка рассеялось. Не все заботы таяли под солнцем, к сожалению. Все-таки, напрасно он не проведал Дженсена. Еще неизвестно, как он себя чувствует там, может, напоили какой дрянью? Как бы не заболел, видно же было, даже по этим неумелым фотографиям, что Дженсен не в себе, взгляд расфокусирован, и улыбается пьяно, и слишком, слишком расслаблен, вялый, как тряпка. Голова все время запрокинута, и весь растекшийся на этой чертовой кровати. Испытывая раскаяние, Джаред встал, и всерьез раздумывая вернуться в кампус, двинулся к машине. И замер. Рядом с его большим джипом сверкала серебристыми боками любовно выбранная им самим спортивная машинка Дженсена – и он сам стоял тут же, и исподлобья смотрел на него. Джаред испытал ни с чем не сравнимое облегчение, даже дышать стало легче, и он невольно улыбнулся – ну, приехал, жив, здоров, слава богу. С остальным они разберутся. – Привет, - деревянно как-то, отрывисто поздоровался Дженсен, все так же непонятно, подозрительно глядя на него. – Здравствуй, - кивнул Джаред, и пригласил, - пойдем в дом? Джаред пошел в дом, но Дженсен не сдвинулся с места. Джаред обернулся, сдержанно поинтересовался: – Что такое? – Ты видел? – не стал юлить вокруг да около Дженсен, и Джаред мысленно вздохнул - узнаю котенка - и тоже решил не переспрашивать и не делать удивленные глаза: – Видел, - и повторил, - пойдем в дом, Дженсен. – Нет, подожди, - уперся Дженсен, и заводясь, вспыхивая, и бледнея, заговорил: – и что ты думаешь? Ты улыбаешься? Что здесь смешного?! Ты… Джаред, ты когда-нибудь будешь меня всерьез воспринимать? Почему ты все время смеешься надо мной? Ты хоть знаешь, что я… Дженсен задохнулся, но пересилил себя, продолжил, сдавленно, с трудом: – Я так испугался. А ты смеешься. Тебе все равно? Зачем тогда… это все? Джаред, и не думавший смеяться, разве что над собой, пробормотал изумленно: – Что?.. О чем, черт возьми, ты говоришь? Что – все? Дженсен, дико улыбнувшись, развел руки в стороны: – Ну все! Это, все! Мы же партнеры, так? Я – твой супруг, или нет? Почему мне кажется, что это ненастоящее? Джаред шагнул назад, к Дженсену, но тот выставил руку перед собой, как щит, прошипел: – Стой на месте. Скажи мне, просто скажи правду. Зачем? – Что зачем? – Джаред весь собрался, как для прыжка, настороженный, и, что скрывать, напуганный. –Зачем ты женился на мне? Нет, не так, не так я спросил. Зачем ты до сих пор не отпустил меня? Ведь наш брак, он фиктивный – мы не спим, и у нас нет кровной связи. И вообще! Ничего общего! Видя, что Дженсен на грани, Джаред потихоньку подбирался к нему, медленно-медленно. Сказал: – Дженсен, не говори так. – Ты даже ничего не говоришь мне про эти долбанные фотки! Тебе все равно! Ты даже не ревнуешь! – взорвался Дженсен, и Джаред кинулся на него. Одним прыжком достиг, и повалил рванувшегося к машине Дженсена к земле, распялил его под собой, и, наконец, выпустив державшее его напряжение, зарычал: – Я тебе сейчас покажу, как не люблю, и не ревную! Впился в губы, округлившиеся в изумлении, целовал со всей, так долго сдерживаемой страстью, рыча, впиваясь пальцами в плечи, и терзая это вдруг ставшее таким послушным тело. Опомнился было, хотел отпрянуть, испытывая стыд, отвращение к себе – ну что за дикость, так решать проблемы, надо сесть, поговорить, убедить, но Дженсен – вцепился в него, как клещ, не оторвать. Руками, ногами, постанывал, так жадно, жалобно, с таким изголодавшимся блеском в глазах тянулся к его рту, что Джаред сдался. Сдался, тихонько заворчал, прося прощения за грубость, ласково, трепетно лизнул Дженсена в губы. Дженсен наоборот, зарычал недовольно, требуя активных действий, прижимался к нему, так испуганно заглядывая в глаза, будто боялся, что Джаред передумает. Джареда окатило таким стыдом, что жарко стало, и Дженсен заскулил, закрыл глаза – начал отодвигаться, но Джаред не отпустил, притянул к себе, крепко-крепко прижал, прошептал нежно: – Нет. нетнетнет, ты не… понял, я... Фух, прости, я так долго… Я виноват, надо было раньше. Мне за себя стыдно, котенок, ты ведь простишь меня?