***
— Простите за беспокойство, — молодая женщина в который раз извиняется и поправляет шапку на голове своей дочери. — Сегодня начальство просто с ума сошло, проблем на работе достаточно, вот и не получилось вовремя уйти. — Ну что Вы, — Юри улыбается в ответ. — Мне не сложно было посидеть с Луизой. Мы даже успели чай попить до Вашего приезда. — Да! — радостно отвечает девочка, дергая свою мать за рукав куртки. — Учитель меня угощал конфетами и зеленым чаем! — Вот умница, вкусно было? — Луиза в ответ кивнула и побежала к машине. –Спасибо Вам еще раз, не знаю, что бы без вас делала даже. — Мне, правда, только в радость было, поэтому не извиняйтесь, — Кацуки умиленно посмотрел на девочку, пытающуюся открыть дверь машины. — Если возникнут еще проблемы — смело обращайтесь, я всегда пригляжу за ней. — Вы торопитесь? Может подвести до дома? В благодарность за помощь и отнятое время, — женщина открывает дверь для дочери, потому что у той так и не получилось это сделать. — Нет-нет, я сам дойду, мне не так уж далеко. Да я и не спешу, поэтому прогуляюсь пешком, расслаблюсь после рабочего дня, — вежливо отказывается, ведь действительно собирался пройтись домой. — Тогда спасибо еще раз! Нам уже пора. — Всего доброго. Жду Луизу на следующем занятии. Когда машина отъезжает, Юри мягко машет девочке в ответ и улыбается. Дома его никто не ждет, поэтому-то он не торопится. А лишний час, проведенный не в пустом доме, а в компании ученицы — радость. Кацуки вздыхает и смотрит в серое небо. Совсем скоро полностью стемнеет, потому что вечер в конце ноября приходит быстро. Возвращаться в пустую квартиру не очень хочется, но и бродить часами по улицам, желания так же нет. — Юри, привет! Парень вздрагивает от неожиданности и резко поворачивается на голос, который теперь может узнать среди всех остальных. Так и есть, за спиной стоит Виктор Никифоров. — Ты уже закончил с работой на сегодня? — мужчина опять улыбается, и японец не может понять: это ему так везет каждый раз видеть Виктора в хорошем настроении или же он и вправду всегда весел? — Здравствуйте, — как-то неуверенно произносит, а сам борется с желанием треснуть себя же обо что-то головой. — Да, на сегодня все занятия закончились. — Тогда ты не против сходить со мной пообедать? — воодушевленно спрашивает Никифоров, но тут же меркнет. — Или у тебя снова дела есть? Может быть, Юри и отказался бы, но точно не в этой ситуации. Скорее всего, Виктор слышал последние слова Кацуки, о том, что тот свободен. И отнекиваться, искать очередные оправдания, придумывать несуществующие дела и заботы… В общем, это лишь еще один повод выставить себя дураком, и все тут. — Я никуда не тороплюсь, и не обедал еще сегодня, поэтому, почему бы и нет, — слова срываются быстрее, чем приходит осознание, что он согласился. Но парень вовсе не жалеет, ведь у него есть очень много вопросов к Никифорову, а сейчас выпал шанс их задать. Они выбирают совершенно не примечательное кафе, подобных которому много в округе. Но уютный интерьер в теплых тонах и не многолюдность привлекает обоих. Заказ ожидают в полной тишине, каждый думая о своем. Только Виктор постоянно бросает на Юри заинтересованные взгляды, чем немного смущает последнего. Как только все блюда оказываются на столах, парень решается заговорить первым. — Виктор, можно задать Вам вопрос? — Можно. Но только если мы перейдем на «ты», — мужчина подмигивает Кацуки, словно делает это на камеру, а после отрезает кусочек мяса и кладет его в рот, с аппетитом пережевывая. — Вкусно! — уж что-что, а вкусно покушать Никифоров всегда любил. — Хорошо, — вздыхает Юри, соглашаясь с условием, хоть ему будет сложно перебороть себя и начать говорить с кумиром, словно со знакомым. — Виктор, почему ты здесь? — В смысле? Кацуки спрашивал с полной серьезностью, которой в ответ заразился русский. Мгновение, и за столиком сидят не легкомысленный мужчина и неуверенный в себе парень, а два взрослых человека. — Поправь меня, если я не прав, но, кажется, именно сейчас ты должен готовиться к очередным отборочным на Гран-при? — Ну… — задумчиво протягивает Виктор. — Должен, ты прав. — Тогда почему ты здесь, а не в России на тренировках? — Кацуки этого действительно не понимает. Да, мужчина бесспорно лучший среди фигуристов, и доказывал это уже множество раз. Но без тренировок в соревнованиях никак, потому что соперники усердно трудятся и растут. А мысль, что Виктор сменил себе тренера и переехал в Нью-Хейвен, парень сразу же отбросил. — Я не буду участвовать в этом году, — мужчина говорит об этом легко, словно они обсуждают погоду на следующую неделю. Но Юри замечает, что эти слова Никифоров не хотел произносить, будто бы ему самому неприятна сама мысль об уходе со льда на один сезон. А для японца мир покрывается трещинами и опадает к ногам мелкими осколками. Во рту отчетливо чувствуется привкус горечи и разочарования. Те чувства, когда тот, чьим творчеством ты наслаждался не один день, вдруг прекращает его. А ты ничего не можешь изменить своими силами, только смириться с этим. — Но, как же так? — вилка непроизвольно выпадает из ослабевших пальцев и со звоном падает на тарелку, привлекая ненужное внимание других посетителей. — Юри, — Виктор, не ожидавший такой яркой реакции, со вздохом опускает на салфетку столовые приборы и серьезно смотрит на парня, сидящего напротив. — Ты не задумывался, что фигуристам, да и не только им, которые в центре внимания, иногда выступать сложнее, чем дебютирующим? — Что? — Юри не дурак, но сейчас уловить и осмыслить сказанное ему трудно. — Но ведь Вы, — парень заминается и тут же исправляет сам себя. — Но ты же идеально выполняешь все элементы, придраться не к чему, даже если захочется. — Да, согласен, — мужчина медленно помешивает чай и задумчиво смотрит в окно на спешащих куда-то людей. — Но идеально выполненная техническая часть должна чем-то подкрепляться, иначе это будет просто сырая откатка, которую сможет повторить даже робот. Фигурист должен поделиться эмоциями с публикой, прожить за несколько минут выступления жизнь героя в поставленной программе, удивить зрителей и судей, в конце концов. Я потерял вдохновение, которое позволяет выплеснуть все чувства на льду. Но оно нашлось здесь, в Нью-Хейвене, в который я прилетел буквально на несколько дней. По крайней мере, я считал именно так, пока не встретил тебя. — Меня? — тупо переспросил Кацуки, находясь в совершенной прострации. — Да, ты вернул мне утерянное вдохновение. Когда я увидел, сколько эмоций ты отдаешь льду, во мне что-то загорелось, перевернулось, вспомнилось как это — кататься от души, — Виктор снова перестает быть серьезным, воодушевленно рассказывая о своих мыслях. — Захотелось опять встать на лед и сделать самую лучшую программу из всех. Ну, и еще захотелось узнать тебя чуточку ближе. — Вот как, — Юри немного смущен откровением и удивлен, что такой, как он смог вдохновить личной непосредственностью самого Никифорова. А последнюю фразу и вовсе решает пропустить мимо ушей, чтоб не давать себе ложных надежд ни на что. — Я полагал, что в России много хороших фигуристов, которые смогли бы так же выкладываться по максимум на катке и выплескивать все свои чувства. — Отчасти ты прав, конечно, — мужчина снова увлеченно начинает жевать, постоянно выкрикивая от восторга непонятные фразы на русском. — У нас, в самом деле, достаточно сильных фигуристов. Но многие скорее учатся передавать эмоции, вовсе не испытывая их. Своеобразная игра на публику, как в театре, — Никифоров, вдруг, хмыкает. — Хотя, тот же Попович — вечная королева драмы даже в реальности, не то, что на льду. Оба наслаждаются уютной атмосферой небольшого кафе, полностью расслабляясь от горячих напитков. Они говорят о многом, но одновременно ни о чем. Виктор увлеченно рассказывает о многом из своей жизни, а Юри только иногда смеется, отвечает на вопросы и внимательно слушает, узнавая Никифорова немного ближе. И оказывается, что у них очень много общего, но и не меньше различного. Во время разговора Виктор иногда чувствует себя сволочью. За то, что неосознанно проводит параллель между Юри и Юрой: два таких разных парня с очень похожими именами. Только Плисецкий очень редко может вот так спокойно посидеть и поговорить, выслушать не слишком важную ерунду. Его соулмейт очень часто перебивает и принимается высказывать свое мнение, не всегда заботясь о чужом. Хотя, что уж греха таить, Никифоров и сам не всегда может дослушать до конца чужую речь. — Ого, ничего себе, — присвистывает мужчина, смотря на часы. — Мы здесь уже два часа. Я, наверное, тебя задерживаю. Ты предупредил дома, что задерживаешься после работы? — Нет, — Юри немного печально улыбается и качает головой. — Я здесь один живу, семья осталась в Японии. — Совсем один, что ли? — Ну да, совсем один, — парень нарочно отвечает беззаботно и пожимает плечами, будто бы эта тема его совсем не задевает. — Но я не очень хочу об этом говорить. По крайней мере, не сейчас. — Хорошо, забыли про эту тему, — тут же отзывается Виктор. Но понимает, что интерес не позволит окончательно забыть о разговоре.***
Им нужен целый месяц, чтоб открыто начать общаться. А, возможно, всего лишь месяц. Виктор с завидным упорством, пытается сблизиться с парнем и узнать его лучше. Юри же, изо всех сил старается перебороть смущение и робость, и это у него отлично получается. Встречаться после работы Кацуки или же тренировок Никифорова, разговаривать о глупостях и мелочах, рассказывать о себе и жизни до встречи, становится традицией. Как и совместные покупки, осмотр города, прогулки на выходных и чаепитие в квартире японца. Виктор все так же любит Юрия Плисецкого, даже не думая об измене ему. Но, поймав за хвост личное вдохновение, не упускает шанса окутать себя теплотой и уютом, исходящих от японца. Более того, мужчина не уверен, что стоит своему соулмейту рассказывать об этом знакомстве. Юра может не понять, приревновать, додумать и накрутить то, чего нет и в помине. Да, Никифоров привязался к Кацуки за столь короткое время, но даже краем мысли не затрагивал тему перехода из дружбы во что-то большее. Просто хочется пить на кухне ароматный чай в компании робеющего и ярко реагирующего Юри, смотреть за его работой с детьми и, сильнее всего, прокатиться вместе на катке. Чтоб прочувствовать то же, что при первой встрече, когда фигурист буквально сам становился музыкой и льдом. И совершенно вылетает из головы, что рано или поздно придется покинуть эту страну, этот город и этого парня, вдохновившего и подарившего силы идти дальше. Пока Виктор гоняется за собственным вдохновением, Юри отчаянно пытается сдерживать чувства, которые, кажется, способны смерчем вырваться из груди. Наблюдать за любимым фигуристом с экрана телевизора или ноутбука — привычно так же, как с нежностью смотреть на плакат с Никифоровым каждое утро, мысленно желая ему хорошего дня. Но видеть живого кумира, проводить с ним время, сближаться и узнавать подробности жизни, о которых никто не знает — другое дело. Юри отчаянно сопротивляется уже возникшим чувствам: старается не смотреть на мужчину с обожанием и легкой грустью, не думать о нем перед сном, не ждать каждой новой встречи. Но больше всего он тушит в себе зародившуюся надежду на что-то большее, ведь не имеет на это никакого права. Кацуки уже знает, что у Никифорова есть пара, такая же яркая и талантливая, как сам Виктор. А Юри всего-то непримечательный парень, которому не повезло родиться без метки соулмейта. От осознания всей ситуации, впадает в тихое отчаянье, без возможности хоть что-то изменить. И Кацуки старается не думать о том, что рано или поздно наступит момент расставания. Даже не желает представлять, что будет с ним после отъезда мужчины. Виктор неожиданно появился в его жизни, и Юри знает, что так же неожиданно Никифоров исчезнет. Парень вовсе не уверен, что сможет потом собрать по кусочкам разбитую душу, часть которой русский фигурист заберет с собой. Юри проклинает тот день, когда встретил Виктора Никифорова. Юри благодарит Бога за тот день, когда встретил Виктора Никифорова. И пусть так, с болью, но он не откажется ни от одной минуты, которую сможет провести вместе с мужчиной, даже если потом это станет всего лишь воспоминанием.***
— Юри, мне вот интересно кое-что, — Виктор, словно уже у себя дома, сидит за столом у парня на кухне и пьет чай, наслаждаясь теплой атмосферой. У Кацуки в квартире всегда пахнет молоком и медом, возвращая в далекое детство, когда таким напитком поили каждый вечер перед сном. — Что именно? — Юри, одетый в непонятный и нелепый фартук, стоит около плиты и медленно помешивает в кастрюле овощной суп. Хоть парень и не отличается склонностью к кулинарии, старается питаться правильно и избегать фастфуда. Он и так обладатель округлых бедер и животика, но выглядит не полным, а скорее мягким, куда уж ему консерванты и питание быстрого приготовления. — У тебя же довольно высокий уровень подготовки. Да, есть нюансы в выполнении элементов, но это дело техническое и поправимое. Так почему ты ни разу не пытался пойти на отборочные? — Никифоров сам не понимает, почему ему так важно, чтоб выступление Юри увидел не только он, а весь мир. — Наверное, все дело в том, что я совершенно не верю в себя и не могу сдерживать волнение, — парень просто пожимает плечами и особо не переживает на этот счет. А, возможно, ему так только кажется, но он сам не осознает этого. — Стоит мне только выйти на лед, зная, что десятки людей пристально смотрят на меня, я сразу же нервничаю, теряюсь, боясь совершить ошибку, которую потом будут обсуждать остальные. — Но наедине с собой ты отлично выступаешь. — В том и дело, что лишь наедине с самим собой. Мне не нужно ни о чем думать, нет необходимости переживать за каждый прыжок, не думаю об образе. Просто растворяюсь в музыке. — А хочешь, я буду твоим тренером? — слова вырываются быстрее, чем Виктор понимает, что он сказал. — Что? — Юри кажется, что он ослышался, потому что такого просто не может быть. Сам Никифоров? Его тренером? Это невозможно. — Я могу быть твоим тренером, — повторяет мужчина, задумчиво посматривая на парня, который, кажется, даже забыл, что у него на плите что-то готовится. Да что там, который словно выпал из реальности и близок если не к обмороку, то временной заторможенности. — Знаешь, — Кацуки поворачивается к Виктору и, стараясь не пересекаться с ним взглядами, открывает тайну. — Я долгое время считал тебя воплощением идеала. Даже сейчас это мнение не изменилось. Будучи подростком, равнялся на Виктора Никифорова, старался подражать. Действительно гнался за тобой, практически живя на катке. У меня же нет таланта, то, что я катаюсь — заслуга долгих и упорных тренировок. И если бы ты предложил быть моим тренером чуть раньше, уверен, что обморок мне был бы обеспечен, как и сумасшествие от счастья. Но сейчас я нашел себя. Мне нравится заниматься с детьми, давать им толчок в спортивное будущее, смотреть за успехами и поражениями. Нет, не думаю, что подготовки и соревнования для меня. Виктор вполне понимает Юри, поэтому даже не старается его переубедить. Если уж парень нашел свое призвание, то крайне глупо стараться выдернуть его из зоны комфорта, подстроив под свои собственные идеалы и стремления. Но они продолжают видеться практически каждый день, разговаривая все так же ни о чем, узнавая друг друга лучше и сближаясь, кажется, с каждой минутой все больше. И Никифоров уговаривает Юри иногда вместе кататься, когда остальные фигуристы заканчивают тренировки. Парень, конечно же, смущается, отказывается, но настойчивости Виктора может позавидовать каждый. Вполне закономерно, что за спиной Кацуки начались перешептывания: одни завидовали его близости с русским фигуристом, другие просто говорили о факте их дружбы, а кто-то всего-то любитель посплетничать. Но вот нелепой статьи с их совместной фотографией не ожидает ни Виктор, ни Юри. И если японец просто смущается и старается не думать о написанном в интернете, то Никифоров переживает на этот счет, мысленно моля о том, чтоб Юра правильно его понял.***
Плисецкий думает, что это самый отвратительный выходной день из всех предыдущих. С момента отъезда Виктора, парень совершенно не любит оставаться дома в одиночестве, каждый раз обдумывая их прошлое или ожидая приезда своего соулмейта. Редкие звонки не приносят никакого облегчения и спокойствия, скорее лишний раз напоминают о разлуке. Да, пусть Юра и является обладателем крайне скверного характера, это не исключает некоторой мягкости внутри. Поэтому он скучает, действительно скучает по Виктору. Но все забывается, стоит только с утра открыть новостную ленту в телефоне и увидеть фото Виктора, катающегося на льду с каким-то азиатским пареньком. И если само фото просто оставило недовольство в душе и желание тут же позвонить Никифорову, то сам заголовок статьи разжигает пожар самой настоящей ярости, смешивающейся с ревностью. «Виктор Никифоров неоднократно замечен на катке и за его пределами вместе с японским фигуристом Юри Кацуки. Что это: начало карьеры тренера или новое увлечение русской звезды?» К Плисецкому возвращается его старая привычка бросать об стены телефон, что он незамедлительно делает. Удар не такой сильный, чтоб повредить технику, и парень радуется, что может хоть немного себя контролировать. Он бесцельно ходит по квартире, сжигаемый собственными чувствами. В голове сотни мыслей, но ни одна не задерживается надолго. Юра знает, что Виктор не может изменить ему, но отчаянно хочет ударить мужчину по наглой роже. Юра знает, что Юри Кацуки ни в чем не виноват, но не может избавиться от желания его задушить, ведь японец сейчас рядом с Никифоровым, а сам Плисецкий очень далеко. Юра знает, что нужно успокоиться и просто поговорить со своим соулмейтом, но ревность толкает на безумные поступки, о которых он, скорее всего, будет жалеть.