***
Нагиса сжимал руку Каеде, мягко прижимая девушку к себе. Звезды, что были видны даже через листву деревьев, и месяц освещали лицо юной актрисы, что было покрыто неярким румянцем. К таким вот ночным посиделкам в лесу Каяно успела привыкнуть, что радовало Шиоту. Ведь он так любил ясное ночное небо. И полную луну на нем. Каеде положила голову на плечо парня, уснув, неосознанно сжимая руку Нагисы. Такой безобидный и привычный жест обрадовал юношу, и он уткнулся носом в волосы актрисы, вдыхая исходящий от них аромат чайных роз. Но у всего есть своя мера, и, раз Каяно уснула, норма этой ночи исчерпана. Нагиса нежно потрепал волосы девушки, будя. Каеде резко распахнула глаза и вскочила на ноги. Она знала, что в такие моменты истинный облик её возлюбленного проявляется чаще всего. Время после сна — без разницы её либо Нагисы — самое опасное время. Ведь этот безобидный на первый взгляд молодой человек был поистине жесток. Жесток до безумия, но сам этого не осознавал. Но откуда Каяно было знать, что именно этими резкими движениями она пробудит монстра, дремавшего внутри Шиоты? Нагиса поднялся с безэмоциональным взглядом. Глаза пылали голубым маниакальным светом на лице, покрытом тьмой и улыбкой. Такой детской и открытой, которая всегда была до этого на лице Нагисы, но с примесью безумия. Он безжалостно опрокинул Каеде на землю, придавив одну руку своей ногой. Оглядев лицо девушки, Шиота сильнее придавил руку. Кажется, послышался хруст кости. — Нагиса, — несмотря на боль, Каяно улыбалась. — Я люблю тебя. Актриса всегда улыбалась в такие моменты, успокаивая юного убийцу. Ведь она гордилась тем, что знает эту черту Шиоты. Любит её не меньше других его черт. — Прости, — Нагиса, очнувшись, поспешил убрать ногу с руки девушки и помочь ей подняться. Он обнял её, зацеловывая пострадавшее запястье, и не переставал просить прощения. А Каеде лишь второй рукой гладила крылья Шиоты. Она чувствовала, как перья, почему-то напоминающие ей чешую, дрожат под пальцами. «Пошли по домам» — предложила девушка с мягкой улыбкой на лице. Она погладила щеку Нагисы и не спеша прижалась своими губами к его.***
Что может быть прекраснее рассвета? Это время, когда небо окрашивается в нежно-оранжевый свет, призывая солнце вступить в свои законные права для того, чтобы потом уйти на другую землю. Но ему он был безразличен. Как и все, кроме человека, которого он ещё не знал. Человека, который сможет любить его. Любить таким, какой он есть. Человека с идентичными крыльями. Этот юноша не знал любви. Он был роботом с заранее запрограммированной целью, — быть первым — которую он умудрился изменить. Его цель теперь — любовь. Он жаждет его почувствовать и одарить ею предназначенную ему судьбой. Он никогда не знал любви родителей. Дома его били, в школе он выливал накопившиеся гнев и злобу на одноклассниках. И в таком режиме он смог сохранить те крохи нежности и заботы, что иногда успевал хватать. Юноша посмотрел на с детства знакомую форму школы Кунигигаока. Она так надоела, что хочется её разорвать. Она настолько омерзела душе. Так же, как и этот рассвет. Эта дверь в опасный и неизведанный мир. Юноша посмотрел на мир в привычных черно-белых тонах и оттенках. Причем белого было до неприличия мало. Он не видел хорошего, он замечал лишь плохое. Единственное, что выделялось в его глазах невероятной красотой — луна, хоть он и забыл уже её полный вид…***
То же утро, но у других людей, выглядит совсем по-иному. В средней школе эти двое уже живут вместе. Юму пришлось долго уговаривать, но, спустя три месяца отношений, Хирото смог уломать этого добродушного юношу. И сейчас Маехара сидел на их общей кровати и прижимал к себе своего парня, утыкаясь носом ему в шею. Перья крыльев приятно щекотали нос, вызывая смех, смешанный с чихом. Легкий румянец на щеках Юмы стремительно усиливался, но брюнет не спешил вырываться из утренних объятий, что безжалостно его разбудили. — Хирото-кун, — голос Исогая был полон смущения, хоть он обычно и не выказывал этой эмоции. С Маехарой можно. — Доброе утро. Блондин лишь улыбнулся, сильнее прижимая к себе Исогая, у которого не только руки были золотые, но и глаза. Желтовато-золотые глаза смотрели, не скрывая истинных чувств за привычной добротой. Эта особенность Юмы — быть до чертиков скрытным — нравилась Хирото больше других по одной простой причине — он один о ней знал. И семью, и одноклассников смогла одурачить эта прелестная открытая улыбка. Исогай и вправду был таким добрым, но наивное мнение других о том, что они видят брюнета насквозь, было до невозможности ошибочным. Скрыть любую эмоцию за добротой легче, чем можно себе представить. Но с Маехарой можно быть настоящим. Можно быть собой без опаски быть брошенным. Хирото будет любить любого Юму, и это — факт. — Угу, — блондин ещё сильнее прижал к себе Исогая и, взяв двумя пальцами за подбородок, повернул Исогая к себе, нежно целуя в щеку. Но даже от этого уши брюнета запылали бардовым. Вырвавшийся ненароком смешок смутил Исогая ещё больше и он, как бы в отместку, резко повернулся к Маехаре всем телом и, обвив руками его шею, укусил за неё же. Хирото погладил своего Соулмейта по волосам, чуть зарываясь в них. Взгляд карих глаз, в которых легко можно утонуть, скользил по спине Юмы. — Ладно, пора вставать, — блондин чуть отстранил от себя Исогая и, практически невесомо поцеловав его губы, улыбнулся. — Скоро в школу, а ты еще не умыт даже. Кивнув, Юма пошел в ванную, а Хирото лишь улыбался ему в след. Как же было бы здорово, если Исогай приготовит завтрак. Но времени уже нет. Маехара заправил постель в ожидании брюнета. Блондин переоделся в школьную форму и стал собирать сумки, громко попросив Исогая приготовить завтрак. Брюнет, так и не взглянув на часы, с удовольствием отправился выполнять просьбу своего возлюбленного, но мудрить не стал — приготовил яичницу с беконом. Да и такому Маехара был безумно рад.***
Настроение Кармы было, мягко говоря, не очень хорошее. Он проспал, так как будильник решил, что звонить не стоит. Быстро умывшись, Акабане переоделся и помчался в школу. Лишь когда половина пути была преодолена, Карму осенила мысль о том, что его опоздание — обыденное дело. А следом он вспомнил, из-за чего сегодня опаздывать было нельзя. Новенькая. «Интересно, она профессиональная убийца? А может, она, наоборот, служит государству? Или вообще машина, как Рицу?» — разные мысли посещали голову Кармы. Какого же будет его разочарование, когда юноша узнает правду? Он продолжил свой путь бегом. Акабане еще никогда так не спешил в школу, тем более из-за какой-то девки, которую он и в глаза не видел. Акабане влетел в класс в просто отвратительном расположении духа. От него веяло темной аурой. Можно сказать, что проходившие мимо него люди увидели Дьявола, выбравшегося из преисподней. Ох, и не повезло же новенькой! Карма прошел к своему месту и посмотрел на соседнюю парту, что вчера ещё здесь не стояла. А вместе с ней и новенькую девушку. У неё была странная очень бледная кожа, длинные русые волосы, заплетенные в две крепких косы. Она напомнила Акабане луну. Полную луну, вид которой он уже успел бы забыть, если бы не свои крылья. Когда прозвенел звонок, в классе не было пустующих мест. К новенькой никто не подходил, все лишь искоса поглядывали на неё. Даже старосты предпочли к ней не приближаться. Так что, когда в класс вошел учитель Коро, никто не ожидал такой реакции. Новенькая сидела с расширенными глазами, открывая рот в немом крике, и дрожа. Всем сразу стало ясно, что её не ввели в курс дела и немного успокоились. Напряжение вернулось так же быстро, как и ушло. Девушка слишком быстро совладала со своими эмоциями. Но это ещё ничего — она прекрасно владела пистолетом. — Отлично! Все на месте! — лицо Коро-сенсея стало красным, что означало довольство. — А теперь слово новенькой! — Меня зовут Мотидзуки Тсукико, — поднявшись с места, произнесла вышеуказанная. — Мы с семьёй часто переезжаем, так как мои родители военные. До этого мы жили в Нагасаки. Люблю читать, — произнеся веселым голосом последнее слово, девушка, поклонившись, села. Учитель обвел глазами класс и недовольно фыркнул. Ему очень не понравилось, что все ученики скрыли свои крылья. Пол урока он уговаривал своих учеников открыть друг другу метки. На все причитания, мол, новенькая ведь, Коро даже внимания не обращал. Тсукико тоже не хотела показывать свои крылья. Жизнь научила её не открываться людям, но она чувствовала, как горит её метка. Как рвется наружу, стремится к кому-то. Мотидзуки вновь и вновь обводила глазами класс и пришла к такому заключению: метка тянулась к Акабане. Она сама не знала, с чего так подумала. Просто, Карма понравился ей сразу, несмотря на эту отрицательную ауру. Решившись, девушка сказала, что откроит свою метку на скором весеннем фестивале, а класс пообещал показать свои метки сразу за ней. Коро-сенсей от них отстал и начал, наконец, вести урок.