How would you feel.

— Вильям! Не поверишь! Вильям! — кричала Нура, залетая в комнату Эвы холодным мартовским утром. Эва куталась в одеяло и старалась сделать как можно более счастливое лицо. Нура почти плачет от радости, демонстрируя четкое «Вильям Магнуссон» на тазобедренной косточке внизу живота. — Скажу ему сегодня же! Эй, Эва! — она опускается рядом. — Кто у тебя? В голове у Эвы вакуум, поэтому реагирует она не сразу: — Никого. У меня нет Метки. — она качает головой, а в корне неправильные чернильные буквы под ключицей, так больно проявлявшиеся всю ночь, предательски пульсируют. Кристофер Шистад. Чтоб он сдох. Весеннее равноденствие ждут, наверное, все шестнадцатилетние подростки ежегодно. Эва тоже ждала. Без далеко идущих планов, как у Вильде, и каких-то надежд, как у Нуры на счёт Вильяма. Просто ждала во имя здорового интереса. Дождалась. Эве казалось, что на сей раз эта чертова Вселенная дала сбой, и Она вот-вот должна исправить это. Убирать с ее кожи это злосчастное имя, которое начало кровоточить с того самого момента, как проявилось. Кровь и ноющая, пульсирующая боль означали, что Кристофер Шистад был с кем-то другим. И Эва прекрасно знала, что так будет всегда. Эва старательно залепляет Метку на протяжении всей недели и надевает свитера с высокими воротами. Эва упорно отказывается от пятничных попоек и строго запрещает себе приближаться к Шистаду ближе, чем на расстояние пяти метров. Никаких пьяных поцелуев. Никакого пьяного секса. Криса бесит это до зубного скрежета и сведённых пальцев, сжатых в кулак. Во дворе школы она переодически косится на Криса, который всегда появляется либо в компании Вильяма и других Пенетраторов, либо какой-то девчонки. В такие моменты она чувствует, как тёплая кровь начинает сочиться из груди. Если правде в глаза, то она особо и не прекращается никогда. Эве иногда кажется, что рано или поздно она просто умрет от потери крови. Только кажется, что для этой изощренной Вселенной это было бы, к сожалению, слишком просто. Когда-нибудь Эве Мун все же придётся признаться Кристоферу Шистаду, когда-нибудь ей придётся надеть на палец его кольцо и разделить жильё, быт, жизнь. Когда-нибудь Мун придётся стать Шистад, ибо Эва не хочет становится почти что изгоем. Эва не хочет быть помеченной и одинокой. Но иногда смотря на Криса, она думает, что одиночество — это меньшее из зол. Эва всерьёз подумывает закрыть рот на замок и не делать роковую ошибку — не связывать себя с Шистадом. Эва всерьёз подумывает перевестись в другую школу или объяснить все матери и переехать. Куда-нибудь в Стокгольм, Копенгаген, Хельсинки — где там пропадает эта женщина одиннадцать месяцев из двенадцати. Переехать куда-нибудь подальше от Шистада, чтобы не видеть его остаток жизни. Эве Мун кажется, что если он узнает, то она обязательно сделает все, что угодно, чтобы скорее сдохнуть. А потому она заклеивает Метку и носит одежду, закрывающую грудь, даже на вечеринки. — Я узнаю, кто мой соулмейт, даже если мне придётся трахнуть всех девчонок в школе. Всех, Магнуссон. — Крис говорит медленно и очень убедительно, выпуская изо рта сигаретный дым, воняющий перечной мятой. Эве кажется, что он смотрит прямо ей в глаза, хоть и обращается к Вильяму. От Метки начинает разливаться тепло дальше по груди, уходя куда-то внутрь. Ебучее Мироздание. — Даже с твоей потребностью иметь все, что движется, некоторых ты все же не захочешь, я уверен. — усмехается Вильям, медленно перебирая тонкими пальцами платиновые пряди Нуры, лежащей на его коленях. — Вселенная хочет красивых детишек, поэтому мне повезёт, я уверен. — Крис усмехается своей излюбленной кривой ухмылкой и отбрасывает ненужный окурок сторону. Жестом увлекает за собой Вильяма, подмигивает напоследок Эве и медленной походкой направляется к машине. У Эвы сердце бешено качает кровь и, казалось, бухает где-то в ушах, даже не собираясь успокаиваться. У Эвы лёгкие отказывают, а Метка начинает зудить. Невыносимо, когда Крис далеко. Невыносимо, когда Крис, который должен быть по задумке Вселенной ее Крисом, совсем не ее. Невыносимо от мысли, что должен быть именно этот Крис. Ебучее Мироздание. Эва затрудняется сказать, сколько раз в минуту у неё проносятся в голове эти два слова. Мироздание абсолютно ебучее уже два месяца. За которые никто, благо, ничего не узнал. За которые Эва так и не переехала. За которые Эва спустила около тысячи крон только лишь на бинты. За которые все стало хуже некуда. За которые Метка не унималась ни на секунду. Этим вечером, к слову, даже разошлась. Эва не знала, связано ли это с тем, что она видела Криса в компании двух шлюшковатых второкурсниц или с тем, что она уже очень давно с ним даже не целовалась, не говоря уже о чем-то другом, но на светлом платье проявилось явное алое пятно прямо под ключицей. Кровь окрашивала платье в красный, пропитывая ткань с ненормальной скоростью. Эва не могла остановить это, заперевшись в туалете. Эва была готова срезать эту Метку вместе с пластом кожи, содрать ногтями каждую букву его чертового имени лишь бы прекратить это, но была абсолютно беспомощна, стоя на коленях в ванной чьего-то дома, с окровавленными ладонями и в промокшем платье с розовыми разводами. Соулмейты — это не прекрасная сказка, а чертово проклятье. Во всяком случае, когда твой соулмейт кто-то вроде такого эгоистичного и отвратительного ублюдка, как тот, что сейчас зашёл в эту самую ванную, целуясь с какой-то совсем уже другой девицей. Кто-то вроде Кристофера Шистада. Крис отстраняется от девушки, когда замечает, что происходит. Крис убирает ладонь с ее бедра, когда видит то, что Эва не хотела, чтобы он видел. — Ахуеть. — только и выдаёт он, едва выставив хорошенькую блондиночку за дверь. Метка утихает, и Эва чувствует, как боль постепенно проходит, а тёплая жидкость больше не стекает по груди. Ебучее Мироздание. — Когда ты мне собиралась сказать, Мун? — он дёргает бровью, протягивая Эве руку, чтобы помочь встать. — Никогда. — хрипит она, закрывая тёмные буквы ладонью. — Считаешь, что это касается только тебя? Хер там, Мун. — Нет, но решаю я. И я решила не говорить. — Почему? Ты же так любила спать со мной, Эва. — он наклоняется и шепчет ей на ухо, шевеля рыжие пряди спиртово-мятным дыханием. — Потому что ты омерзителен, Крис. И черта-с два я соглашусь жить с тобой хоть один день, не говоря уже о целой жизни. — она смотрит на него с вызовом, поворачиваясь лицом. Они настолько близко, что их носы соприкасаются кончиками, а на языке она почти чувствует вкус его сигарет. Напряжение между ними можно, казалось, кусать, резать ножом для сыра или запихивать в почтовые посылки для веса. Невыносимое напряжение. У Кристофера потемневшие глаза с недобрым прищуром и сжатые до боли челюсти. У Эвы чуть вздернутый подбородок и решительный взгляд. А на дне мятно-зеленях глаз, он видит, плещутся боль, смятение и страх. Жуткие и холодящие душу эмоции. — Малышка Мун злится. От чего же, Эва? — он ехидно ухмыляется, проводит большим пальцем по ее нижней губе со стершейся помадой. Под его пальцами стянутая от слез кожа начинает покалывать. Эве кажется, что его руки, касающиеся ее, — это самое правильное, что случалось с ней за всю жизнь. Ебучее Мироздание. — Ещё спрашиваешь? — шипит она и дёргается в сторону от его ладони. — Тише, Эва. Агрессия тебе не к лицу. — Мне плевать. Мой соулмейт — самый конченый из всех существующих мудаков, поэтому я не просто агрессивна… — О, опять драма. Ты преувеличиваешь. Не знаю таких. — Иди нахер, Шистад. — Зачем так грубо? — Потому что я искренне ненавижу тебя за то, что ты мой соулмейт, Крис. Я тебя ненавижу и мне плевать, насколько это грубо. — А мне плевать, насколько ты меня ненавидишь, Мун. Абсолютно плевать. Теперь это не имеет никакого значения. — Пока ты не помечен, мы можем разойтись. Тогда никто не испортит себе жизнь. — предлагает она, присаживаясь на край ванны. — Сойтись, Эва. — Крис поправляет ее, накидывая на ее плечи свою кофту. — Что, прости? — она хмурится, чуть приоткрывая рот от удивления. — Я сказал, что мы можем сойтись. Должны, понимаешь? — он приближается к ней настолько, что кончик его носа касается ее щеки. Мун пытается отвернуться, выдавливая из себя что-то, похожее на протяжное «нет», но тонкие пальцы смыкаются на щеках мертвой хваткой. Эва брыкается, трясёт головой, поджимает губы. Эва не хочет. Нехочетнехочетнехочет. Но Крису абсолютно плевать, он сминает ее губы в наглом, грубом поцелуе, и она обмякает в его руках, издав едва слышный стон. Крису прокалывает кожу где-то на груди, будто ножом изнутри режут. Тупым, ржавым ножом. Это больнее, чем он предполагал, чем ему рассказывали. Крис держится за то место и почти сгибается пополам. — Это была плохая идея, Крис. — замечает Эва, но обнимает его, кладёт голову себе на грудь и гладит по волосам. Мягко, успокаивающе. Ее пальцы перебирают тёмные пряди, проходятся по острым скулам, шее, и боль отступает на второй план. Все, как говорил отец. С появлением соулмейта открывается второе дыхание, будто заново жить начинаешь. И Крис всю жизнь хотел начать. Он никогда не говорил об этом, ведь это ненормально, мечтать о вечной, светлой любви с одной единственной, имея у своих ног каждую вторую девчонку. Имея такой образ жизни. Он облегченно выдыхает, когда жжение в груди утихает. Благо, у Эвы очень короткое имя. Он трогает свою ключицу с припухшими и все ещё саднящими, не веря, что наконец тоже обрёл своего человека. — Доволен? — она почти издевается. — Очень. — Кристофер выпрямляется и говорит уверенно и твёрдо. Эве кажется, что он только что повзрослел лет на пять. Ей становится совсем чуть-чуть не по себе. Мун не замечает, как он снимает колечко с брелка на ключах от машины и как берет ее руку в свою. — Теперь вместе навсегда, Мун. Согласна? — Даже на одно колено не встанешь? — она изламывает бровь, а он посмеивается, но опускается и целует костяшки ее пальцев. — Согласна? Это все выглядит комично и странно. Они в чьем-то туалете, она в мокром нижнем белье и с кровью на груди, он с кольцом от брелка и на одном колене. Ей хочется в голос смеяться от этой ситуации, но все это настолько правильно, что Эва даже не задумывается над ответом. Как оказалось, это Мироздание не настолько ебучее, потому что Метка больше не болела. Никогда.