Живая

Клара заморгала, пытаясь вновь осознать, кто она и где находится. Белые стены, белый пол — по центру странная колонна, окруженная пультом и… «ТАРДИС!» — вспомнила Клара. В голове было как-то непривычно тяжело: она почему-то полагала, что теперь у нее никогда не будет болеть голова, раз уж она неживая, но — увы. Клара приподнялась с пола, сжимая голову за виски, и попыталась встать на ноги. Сильный импульс боли пронзил все ее тело, превратился в затихающую пульсацию, и, наконец, остался только слабым эхо. Голова не просто казалась тяжелой. Голова казалась тяжелее, чем могла бы быть. Клара даже бросила взгляд на собственное отражение, чтобы убедиться, что с ней не произошло чего-то совсем уж экстраординарного — но нет, голова все еще напоминала голову. — Вопрос номер один. Где я? — обратилась к ТАРДИС Клара. — Я создала для тебя комнату, где ты смогла бы восстановиться. Это было долго. Я скопировала интерфейс консольной для того, чтобы ты не испугалась. Ответ просто родился в голове Клары, цельный и полный, неразделенный на слова или буквы, и как будто вписался недостающим кусочком в ноющий, разорванный на части разум Клары. И головная боль прошла. — Вопрос номер два… — продолжила Клара и замолчала, осознав, что что-то изменилось. Голова больше не болела, да — но это не все. В ее восприятии самой себя что-то изменилось, и она взялась судорожно ощупывать свое тело; тело казалось одновременно своим, знакомым до последней родинки, и чужим, новым, неправильным. — Что ты сделала со мной? — выдохнула Клара, заставив себя прекратить бессмысленный осмотр. — Создала интерфейс, — равнодушно ответила та. — Нет, не создала. Вырастила интерфейс. — Ты вырастила интерфейс, и мне от этого странно? — задумчиво переспросила Клара. — Не то, чтобы это казалось чем-то таким уж невозможным, но… — Ты вырастила интерфейс, — уточнила ТАРДИС. — И пока что он, и вправду, тебя не убил. Клара попыталась взять себя в руки. Она пыталась осознать новый способ общения с кораблем, и она чувствовала, что в понятные ей слова она переводит сообщения сама — на самом деле, в них скрывалось нечто большее. Нечто, ей непонятное и недоступное. Вероятно, у нее попросту не хватало слов для того, чтобы правильно перевести то, что передавала ТАРДИС. Это ощущение никак не оставляло ее, тревожило и раздражало — почему-то она никогда не задумывалась раньше о том, каким образом происходит общение с ТАРДИС. Да что уж там, даже о том, каким образом она общается с Доктором — все казалось очевидным. Но сейчас Клара вдруг подумала, что, вполне возможно, между ними всегда была еще одна стена — как будто мало было уже выстроенных — и такая же непреодолимая, как разница в восприятии мира. Влюбиться в Доктора было, и правда, совершенно идиотской идеей. Вот если бы еще можно было как-то выбирать. — Так, значит, теперь мы можем общаться? — тряхнула головой Клара, желая избавиться от бесполезных и болезненных мыслей. — Теперь я могу тобой управлять? Ответ ТАРДИС был значительно сложнее, чем простое «нет», но нес в себе ту же семантику совершенного отрицания возможности предложенного. Безусловного отрицания, включающего в себя сразу все возможности и невозможности; рассматривающего одновременно существование и несуществование целого спектра вселенных и измерений, в которых вероятность ответа «да» была бы выше, но недостаточно выше, чтобы превратиться даже в «может быть» или «может быть, однажды». — Но я загрузила в тебя инструкцию, — продолжила ТАРДИС. — И основы шестимерной математики. И немного звездных карт. Осталось немного места, я не была уверена, что пригодится тебе больше: тексты песен Андрелии Симлионтии Гиспис-Тролал или третий закон термодинамики, так что я попыталась выбросить лишнее из того и другого. Может показаться немного путаным. Доступ не рекомендуется. Однажды пригодится. — Андрелии Симли… кого?! — воскликнула Клара. — Очень популярная певица шестьдесят третьего века согласно летоисчислению человеческой расы. Или певец. Меняет пол, расу, цвет кожи и генетические дополнения раз в сорок часов. Ты же человек. Все люди знают Андрелию, у меня такая информация. — Не уверена, что я даже бывала в шестьдесят третьем веке, — усмехнулась Клара. — Но ладно, забудем про Андрелию. Все остальное — зачем мне это? И снова, ответ оказался сложнее, чем слова, которыми можно было бы его перевести; Клара начинала понемногу привыкать к новому типу общения с разумным существом. Если бы ей потребовалось перевести ответ на английский язык, то наиболее близким стало бы «я позаботилась о тебе», но в нем читалась также уверенность в необходимости подобной заботы, отсутствие всякого эмоционального подтекста, исключительная рациональность действия. А еще — крошечка, едва заметная искорка иронии. Кларе вдруг пришла в голову идея, и она попыталась сформулировать свой следующий вопрос таким же образом — подумав одновременно обо всех возможных смыслах, сделав однозначным его значение. — Двенадцать ягод малины и последний раз, когда ты плакала? — переспросила ТАРДИС, и на этот раз никаких многослойных смыслов не было. Клара расхохоталась. Попытка явно не удалась. — Мне всегда было интересно кое-что. Ты ведь разумное существо, да? — Что такое разум? — Ну, способность принимать самостоятельные решения, наверное, — озадачилась Клара. — Высший тип мыслительной деятельности, способность анализировать. Принципы, идеи, идеалы. — Этим я обладаю. Клара поняла и то, насколько скудным оказалось определение; насколько большим, несравнимо большим была на самом деле ТАРДИС, насколько она, как самостоятельное существо, выходила за рамки понятий «разумное» вообще. Она вдруг осознала невероятную красоту этого существа; она как будто распалась на одно крошечное мгновение на неисчислимое количество секунд, сплавляющихся в сознании разумного корабля в одну — и она расплакалась. ТАРДИС не только мыслила, невыразимо сложными категориями, которые — как она теперь понимала — не были доступны и Повелителям времени. Она точно так же и чувствовала — так же невыразимо сложно и многогранно, и Клара неожиданно поняла, что тоже испытывает по отношению к ТАРДИС какое-то неопределимое чувство. Его можно было бы назвать привязанностью или любовью, если бы эти понятия можно было как-то применить к взаимодействию между двумя настолько разными существами. — Я отведу тебя домой, — прошептала Клара. — Я не знаю, где твой дом и есть ли он у тебя, но я знаю, как сильно ты этого хочешь. Ты останешься там, и никто больше никогда не коснется твоей личности, не перепишет ее. В памяти Клары — или памяти ТАРДИС — вдруг возник запутанный клубок событий и решений; Клара узнала о ней нечто немыслимое, непредставимое, выходящее за пределы любых моральных рамок. Поверх полусознательной личности, составляющей ядро ТАРДИС, записывалась синтетическая, цифровая личность. Вступая во взаимодействие с внутренней личностью, она порой вела себя непредсказуемо, странно. Регулярное обслуживание включало в себя переписывание цифровой личности. И ТАРДИС это не нравилось — как не нравилось ей и то, что она осталась одна. Погруженная в глубокий сон где-то среди своих сестер, она едва воспринимала происходящее вокруг — пока яркая точка не вспыхнула и не разбудила ее. Точка, которая развернулась многомерным цветком возможных событий, оказавшимся настолько прекрасным, что его непременно захотелось исследовать. — Домой — это хорошее направление, — согласилась ТАРДИС. — Домой, а затем на Галлифрей. Тебе ведь тоже нужно домой. Кларе стало неожиданно легко и просто. Боль, страх, неопределенность, любовь, зависимость, непонимание, расставание — все это вдруг просто отступило, растворилось, размазалось по общей картине прошлого, настоящего и будущего; вплелось в ее личность и равномерно распределилось, но перестало тревожить. И она поняла кое-что еще. — Знаешь, что? — улыбнулась Клара. — Мне тоже нужно сначала домой, а потом на Галлифрей.