On The Open Road

Всё кончается тем, что они делятся всей едой и уходят с полными животами, а Луи — чуть подвыпивший из-за комбинации жары и трёх бутылок пива. В этот раз он решает не слушать музыку, а попытаться составить компанию Гарри. Первые несколько миль проходят в тишине, песня по радио плавно разносится по салону автомобиля, помогая справиться с неловкостью. Но Томлинсону это быстро наскучивает, поэтому он решает привлечь внимание Стайлса. — Генри, мне скучно, давай сыграем в игру. — Игру? Тебе что, пять? — Да ладно тебе, будет весело. Поиграем в двадцать вопросов. Гарри вздыхает. — Звучит глупо, но ладно. Как играть? Луи оживляется. Ну, наконец-то что-то интересное. — Ты загадываешь человека или вымышленного персонажа, которого мы оба знаем, а я должен угадать, кто это, задавая двадцать вопросов. — Окей, это лучше, чем вообще молчать. Дай-ка мне подумать… Хм… — Гарри на мгновение вглядывается в дорогу. — Всё, — внезапно бросает он. — Загадал. — Это мужчина или женщина? — Женщина. — Реальная или вымышленный персонаж? — Ну, вообще реальная, но она уверена в том, что совсем наоборот. — Значит, реальная. — Да, Льюис, реальная. Это скучно. — Она блондинка? — Ну, раньше была, но сейчас перекрасилась в шатенку, ближе к своему естественному цвету, — Луи пихает его в плечо. — Эй, я тут пытаюсь вести машину. — Ты не должен рассказывать мне все подробности. Почему бы тебе сразу не назвать её имя и покончить с этим? — Джемма, — просто выпаливает Стайлс с озорной ухмылкой. Томлинсон разочарованно стонет от того, какой Гарри раздражающий: он испортил всю игру. — Зачем ты сказал мне? — Твоя игра глупая. — Это не моя игра, в неё играют все во время поездок, очевидно, все, кроме тебя. — Да никто больше не играет, очнись, у нас есть телефоны и планшеты. — Что ж, а я играю, поэтому закрой, блять, рот. — Боже, как же сильно ты бесишь. Снова разгорается спор, а Луи не в настроении для ещё одного, поэтому вместо того, чтобы продолжить ругаться, он решает быть добрым — хотя не должен, ибо Гарри этого не заслуживает — и спросить о Джемме. — Так как твоя сестра? — Джемс? О, всё отлично. На самом деле, она беременна, и я просто умираю, ведь это только шестой месяц, и я не могу ждать ещё три, чтобы наконец-то познакомиться с моей маленькой племянницей. — Беременна? Но как давно? — Шесть месяцев? — озадаченно отвечает Гарри. — Ни мама, ни Энн не говорили мне, а они знают, как сильно я люблю Джемму. Погоди, она же не вышла замуж, не вышла ведь? Гарри качает головой, он всегда расплывается в любящей улыбке, когда рассказывает о своей семье, и как бы Луи ни недолюбливал его, он должен признать, что мальчик очень близок со своей семьёй и всегда ставит её на передний план. Он так много узнал от Энн с их прошлой встречи. — Нет, пока не вышла, но в ближайшем будущем. Не волнуйся, она пригласит тебя на свадьбу. — Я засомневался на мгновение. — Как будто моя сестра не позвала бы тебя на такое важное событие. Она говорила, что вы, ребята, виделись где-то год назад или около того. Томмо кивает, но потом вспоминает, что Гарри, должно быть, сосредоточен на дороге, поэтому говорит: — Да, Джемма работала с парнем, с которым я встречался. А она всё ещё с Михалом? — Учитывая то, что он отец, да. Томлинсон восхищённо хлопает в ладоши. — Мне нравится этот парень! — Они приедут на вечеринку твоей мамы. — Замечательно. Они продолжают болтать о своих семьях, Гарри ещё немного верещит про свою первую племянницу, и Луи позволяет ему, ведь он сам знает наверняка, каково это, когда в семье появляется новый ребенок. Затем он рассказывает обо всех своих сёстрах и брате, упоминая о невероятной новой карьере Лотти в качестве визажиста и о том, как он гордится остроумной Физзи. Томмо говорит о близняшках и о том, как они превращаются в чудесных молодых девушек прямо на глазах, и как он всё время скучает по младшим близнецам. По-видимому, они оба знают о семьях друг друга больше, чем думают, так как их мамы любят делиться различными историями. — Когда я узнал, что Джей снова родила, то почти бросил всё, чтобы навестить её. Ещё одна пара близнецов, чувак. — Им по два года, Гарольд, удивительно, что ты с ними до сих пор не встречался. — Я виделся лишь с твоей мамой, когда она приезжала к тебе в Нью-Йорк, — поясняет Гарри. — Не хочу тебя разочаровывать, но мы всегда обедаем, когда она приезжает в город. — Вот же предательница! Хотя не мне об этом говорить, ведь я встречаюсь с Энн всегда, когда заезжаю к маме. Это неизбежно, наши семьи буквально одно целое. Младший кивает. — Я знаю тебя так долго. То есть разве ты не замечал, как мы были вынуждены расти вместе? Даже наша взаимная ненависть не могла разлучить наших мам. — Я знаю. Боже, как же я ненавидел твою кудрявую макушку, когда мы были детьми. Ты так раздражал, всюду ходил за мной с нашей самой первой встречи. Я ещё думал: «Почему этот ребёнок так одержим мной?» Гарри заливается хохотом, откидывая голову назад. — Ну уж простите восьмилетнего меня за то, что я был в восторге от того, что тусуюсь с крутым десятилетним мальчиком. Все знали Томлинсона, и я был его другом! О мой бог! — он делает вид, будто фанатеет от Луи. — Неужели? — спрашивает тот, удивляясь как двадцатидвухлетнему Гарри, так и восьмилетнему. — Я думал, ты пытался выбесить меня. — Не-а, это началось, когда я немного подрос и понял, что ты ведёшь себя, как мудила, по отношению ко мне и заслуживаешь того же. Воспоминания Луи приятные, а не ужасные. Боже, как же он издевался над бедным юным Гарри. Не то чтобы тот не ответил ему потом. — И во сколько ты понял, что я тебя не выношу? — Где-то в одиннадцать-двенадцать лет, — Стайлс покрывается лёгким румянцем. — До меня долго доходило, ясно? — кричит он прежде, чем повернуться к Луи и увидеть его шокированное выражение лица. — Хочешь сказать, что четыре года постоянных издёвок не были намеренными? — Я думал, оно того стоило, если это означало быть частью твоей компании. Ты был крутым парнем, Луи, а я был, ну, некрутым. Ты лазал по деревьям, бегал, занимался спортом, и все ребята любили тебя, а девочки писали тебе свои первые любовные записки. На самом деле, — Гарри хихикает, качая головой. — Нет, забудь. — Что? — Луи любопытно, хотя он немного и смущён, потому что знает, что был популярным со средней школы до конца старшей, а Стайлс, если честно, даже одноклассникам своим не нравился. Он в курсе, потому что они все издевались над младшим. Луи не трогал Гарри в школе, но никогда и не защищал его. Томмо чувствует укол совести, ведь, даже если Гарри уже вырос и не держит зла, Луи понимает, что его отношение к мальчику было просто ужасным. Если бы один из его одноклассников вёл себя так же, как Луи вёл себя с Гарри, он бы столкнулся с серьёзными последствиями. — Гарри, я… — Я написал тебе свою первую любовную записку. Можешь говорить, что угодно, я всё равно буду всё отрицать. Луи застывает, глядя на раскрасневшееся лицо Стайлса. Из всего того, что он ожидал услышать, это было самое маловероятное. — Ты что, был влюблён в меня? — Мой самый первый гейский опыт. Правда, всё было не взаимно, и я подумал, что, может быть, это было просто одно из проявлений дружбы. Я отмахнулся от этого, но, когда стал немного старше, мысли снова ударили в голову, тогда я и начал задумываться о своей ориентации, где-то лет в семнадцать. Именно тогда я подумал: «Ага, так вот, что это было». Луи не знает, что и ответить. Для него принятие его сексуальности было большим испытанием. Он проводил бесконечные ночи в рыданиях, недоумевая, что с ним не так, почему он просто не может любить свою девушку, почему он больше предпочитает прикосновения своего лучшего друга, чем её. Он был слишком популярен, слишком любим, чтобы признаться себе в том, что, может быть, он просто гей, и всё потерять. Было слишком много ссор с Джей, которая делала всё возможное, чтобы помочь ему принять себя. А затем переезд в Нью-Йорк, поступление в колледж и наконец принятие себя, выход из шкафа, свобода. Видимо, Гарри осознал всё ещё в детстве. — Что ты написал в записке? — тихо спрашивает Томмо, представляя кудрявого мальчика, который сидит и пишет ему о своей наивной детской влюблённости. — Я точно не помню, — Стайлс пожимает плечами. — Вроде что-то о том, как я восхищаюсь тобой, потому что ты великолепен в футболе, а ещё мой самый лучший друг, который у меня когда-либо был. И, по-моему, что-то про твои невероятные сияющие глаза, но это не точно. Луи не понимает, хочет он рассмеяться или открыть дверь и выпрыгнуть из машины. Он вёл себя, как придурок, по отношению к маленькому мальчику, который впервые влюбился в другого мальчишку. Он ненавидит младшую версию себя. — Почему ты никогда не пытался отдать мне её? Быть может, если бы я прочитал… — Я отдал, вообще-то, — улыбается Стайлс, обнажая свои ямочки. Он, кажется, искренне любит свои воспоминания, у Луи же всё наоборот. — Я оставил её в твоём шкафчике, как только пришёл в школу, и понятия не имел, что делать. Так или иначе, я подложил записку, а затем спрятался. Но как только ты заметил моё имя на конверте, то разорвал её и выбросил в мусорку. Именно в тот момент я понял, что морочу себе голову, и решил тебе отомстить. Думаю, я отлично справился. Томлинсон теряет дар речи. Гарри ведёт себя так беззаботно, хотя, возможно, так оно и есть, вот только Луи чувствует себя отвратительно. — Гарри… — он задыхается своими словами. — Мне так жаль, прости меня. Это единственное, что он может сказать. — За что? — искренне удивляется тот. — За то, что вёл себя так, я ведь не знал, я… Я… Гарри оборачивается и мягко смотрит на Луи, непривычного Луи, ведь он никогда так не обращался к нему раньше. — Это было сто лет назад, и это точно не то, о чём я думаю, стоя в душе, содрогаясь в рыданиях. Считаю, так даже лучше: только представь, что тебе четырнадцать, и ты вдруг узнаёшь, что странный двенадцатилетний сын лучшей подруги твоей мамы, которого ты ненавидишь, безнадёжно влюблён в тебя. Не думаю, что ты был бы в восторге. Томлинсон поворачивается к окну и печально кивает. — Да, ты прав, не был бы. — Эй, ну ты чего? Я думал, ты посмеешься над этой историей, она же забавная. Ну же, Льюис. Томмо чувствует пальцы Гарри на своих рёбрах, и поворачивается к нему, удивлённый внезапным физическим контактом. Последний раз они касались друг друга, только чтобы ударить. — Мне не смешно, — бормочет Луи. Он никогда не чувствовал себя так смущённо. — Это очень грустно. — Я справился с этим, клянусь. Ну же, давай сыграем в двадцать вопросов. — Нет, — Луи всё ещё потрясён. — Ладно, загадай кого-нибудь. — Нет. — Это мужчина или женщина? — Я не играю, Гарольд. — Мужчина или женщина? — Это я! Четырнадцатилетний я, тот самый, который так по-свински обращался с маленьким мальчиком, просто потому что мог. Гарри сбавляет скорость и поворачивается, чтобы внимательно посмотреть на Луи. — Блять, просто отпусти это, Луи. Именно так я и сделал. Мы не друзья, так в чём проблема? Это всё уже не имеет никакого значения. У меня своя жизнь, у тебя — своя. Мы взрослые люди и можем наслаждаться семейными посиделками без ссор. Всё нормально. Томлинсон кивает, хоть и не соглашается. Он чувствует себя неважно, к тому же он сомневается, что сможет когда-нибудь снова взглянуть на Гарри.