Repeat

Сынок, не мешайся под ногами, ладно? - спрашивал отец полуласково-полусердито. Боруто, тогда ещё маленький белокурый пацанёнок, голубыми глазками смотрел на отца восторженно: его форма и блестящие лычки производили на него неизгладимое впечатление. Из детской раздавался детский жалобный плач и нежное воркование матери. На очередном громком надрывном рёве мальчик сморщил белесые бровки и пробубнил, не сводя, однако, глаз с пряжки ремня родителя: ⁃ Зачем вообще дети рождаются? От них один шум и гам. Отец, хмыкнув, садился на колени, чтобы смотреть сынишке прямо в лицо, спокойными синими глазами смотрел укоризненно, но все равно ласково, по-доброму. ⁃ Когда подрастешь, ты поймёшь своё предназначение, - погладил светленькие взъерошенные вихры, - придёт время - и ты поймёшь своё предназначение. Боруто открыл слезящиеся глаза: даже в темноте смотреть на светлый потолок больно. Тело болело уже не так сильно, но жар все не спадал: удавалось даже забыться коротким поверхностным сном. Столько всего ему не снилось за всю его жизнь, и нескончаемый поток чаще всего бредовой херни Боруто перестал воспринимать всерьёз. А вот сейчас всплыл в мутном сознании сон-воспоминание. Может быть, это внушение воспалённого сознания, но почему-то казалось, что неспроста эта сцена, даже если выдуманная - неспроста. Это имел в виду отец, навсегда оставшийся в памяти молодым бравым офицером с громкими ребячливыми заявлениями? Отец, скрывавший за спокойной синевой глаз истинную, нечеловеческую суть? Боруто напряг память, чтобы нарыть хоть что-то его выдающее, изобличающее, но ничего не приходит в голову. Отец был немного по-подростковому беззаботен и в то же время строг, нежен и холоден. Зависело от ситуации. Однажды Боруто видел, как тот разговаривал с сослуживцем, которого терпеть не мог. О сталь его голоса можно было порезаться, что тогда нешуточно его напугало. Таким отца Боруто ещё не знал. ⁃ Долбанный старик, - прохрипел Боруто, прикрыв глаза. Мысли не привели ни к чему. Голова только сильнее разболелась. Ничего лучше, кроме как попытаться уснуть, он не придумал. Очнулся он от плеска воды. Кап-кап, редко стучали капли. А потом часто-часто, усилившимися потоком. А потом снова перестали. Откуда этот звук, да ещё и такой громкий? Потом он почувствовал на лбу что-то блаженно прохладное, влажное - и понял, что это было. Потому что следом он ощутил запах постороннего, тепло его тела и легчайшее прикосновение к коже лба - почти незаметное, но не для того, кем «посчастливилось» стать Боруто. ⁃ Зачем пришла? - проскрипел он. Учиха вздрогнула: он это явственно ощутил. И снова это кап-кап. Барабаном по барабанным перепонкам. ⁃ Ты идёшь на поправку, - ответила Сарада тихо, выжимая тряпку и снова кладя её на его пылающий лоб. ⁃ Благодаря тебе, конечно, - попытался съязвить Узумаки, не в силах, почему-то, отвлечься от мыслей о том, что ему напоминает запах её тела, неожиданно по-живому теплого. Никакой трупного душка, неживой вони или чего-то ещё подобного. ⁃ Я уже что раз извинилась, - огрызнулась та. Пахнёт будто бы потом. Потом и чем-то сладковатым, пыльным, будто присыпанным пеплом. Живой от неё пахло, не противно и не отталкивающе. Но что-то необычное явно было. ⁃ Ты что это делаешь? - с подозрением спросила она, видимо, насторожившись от того, что Боруто так неожиданно замолчал и хрипло, надсадно задышал. Он попытался открыть глаза и чуть не убился: даже тусклый свет ночника, казалось бы, чуть не взорвал ему глаза. Потекли слезы, картинка поплыла, но через несколько долгих секунд Боруто увидел её: сначала - силуэтом, потом - очертаниями. Но зато потом - всю. Будто возведённую в абсолют. Вмонтированную в линзу телескопа. Разобранную на черточки и снова собранную. Такие нелепые сравнения пришли в голову неслучайно: так неестественно чётко, подробно, красочно человеческий глаз видеть не мог никак. Доля секунды: и он уже не мог вытравить её образ из головы. Он будто отпечатался у него на внутренней стороне век. Кожа у неё безупречная, белая и гладкая даже под лупой его взгляда монстра. Ноздри острого носа; маленький приоткрытый рот, откуда солоно и очень знакомо пахло; лучи радужки, расходящихся от зрачка, как спицы колеса, только очень тонкие; плоская родинка за ухом, у начала роста волос. ⁃ Теперь всегда так будет? - обреченно спросил Боруто, часто моргая, уставясь в потолок. Тот хотя бы не изводил его запахом крови изо рта, который он с запозданием узнал. ⁃ Тебя лихорадит, и это нормально, что все твои чувства обострены, - ответила Учиха бесстрастно, - повернись, тебе снова надо компресс менять. ⁃ А он вообще помогает? - съязвил он, с трудом рассортировав полученную информацию в голове по смыслу, - может быть, надо меня протереть этой фигней не только на голове? Это был явный подкол. Даже представить было страшно, что кто-то, тем более мелкая Учиха, могла видеть его обнаженное, изуродованное трансформацией тело, уже даже не его вовсе - не его, а кого-то другого. ⁃ Ты провалялся почти девять дней, и все это время, чтобы не воняло мокрой псиной, папа заставлял меня за тобой ухаживать. Боруто даже сам будто со стороны увидел, как запылали у него лицо и уши: как красный сигнал светофора. ⁃ Так что да. Тебе теперь точно нечего от меня скрывать, - хмыкнула она, снова выжимая тряпку. ⁃ Заткнись, - рявкнул Узумаки. ⁃ Какие мы стеснительные, - закатила она глаза. ⁃ Если бы ты не натворила дел, - с трудом, со сдержанной злостью проговорил он, - ни ты, ни я бы сейчас не страдали хуйней и вообще бы не портили друг другу жизнь. Так что завались и не донимай меня. И правда, она замолчала сразу же. Он уж было подумал, что она обиделась, но потом понял: она послушалась его. Или махнула рукой - один фиг. Скорее, конечно, второе. Через пару минут она ушла, но Боруто, как бы его не подмывало, даже не посмотрел в не сторону и не сказал ни слова. Хотя за все это время бредовых липких снов и долгих часов мучительной боли во всем теле даже такая компания его хоть сколько-то развлекла. Бля. Когда там уже вставать можно? А жрать? А в школу? Хотя... Боруто выбросил мысли о школе и сосредоточился на мыслях о еде.