Часть 4
11 апреля 2017 г. в 17:34
Если бы ты рассказывал только это, получилась бы прекрасная юмористическая история про то, как тебя запихнули в психушку, а ты распугал всех психов.
На самом деле всё пиздец как дерьмово — именно это ты выводишь в своём блокнотике, совершенно перестав стесняться в выражениях.
За две недели ты так и не выспался — ты всё равно засыпал не раньше четырёх утра, смотря в потолок и ненавидя фонарь, который светит прямо в окно.
Потому что тут, чёрт возьми, нет штор!
Ты продолжаешь голодать — только пьёшь то, что принесут, и иногда съедаешь сливочное масло. Без всего. Пожалуй, за две недели ты похудел ещё больше и весишь где-то около сорока восьми килограмм. А ещё тебе ставят диагноз «анорексия».
Тебе всё ещё хочется с кем-нибудь поговорить. С кем-нибудь, кто не будет смотреть на тебя, как на жертву изнасилования. То есть, в принципе, если судить строго, ты и есть жертва изнасилования. Но, чёрт возьми, последнее время ты не со смехом говоришь это сам про себя — конечно же, сам себе — а с мрачной усталостью во внутреннем голосе.
И ещё спустя эти отвратительные две недели ты ощущаешь какое-то крайне неприятное чувство. Будто ты что-то потерял. Причём сам не знаешь что. Только чувствуешь, что у тебя будто зудит внутри что-то, заставляя беспокойно грызть всё тот же карандаш и выводить на полях блокнота члены.
Только на восьмом члене ты понимаешь, чего тебе не хватает и ужасаешься сам себе.
«Пиздец» — это всё, что появляется у тебя в голове. Ты сам себе не веришь, но, судя по всему, у тебя развилось что-то вроде рефлекса. Или привычки. Чёрт возьми, ты даже сам не знаешь, как это назвать.
Тебе не хватает того, что Бро тебя насилует. Вернее, ты нервничаешь из-за этого. Ты ждёшь, и ждёшь, и ждёшь, что ночью к тебе снова придут и сядут на край кровати, стаскивая одеяло.
А не приходят, чёрт возьми.
Не приходят и заставляют каждую ночь ложиться всё позже. А вставать в одно и то же время.
— Почему вы не пускаете ко мне отца? — требовательно спрашиваешь ты при очередной встрече с Эллертсом. За его очередную улыбку тебе хочется просто перевернуть в кабинете всё к чертям собачьим.
— Твой курс реабилитации ещё не окончен, — упирается доктор. — И мы не можем пустить к тебе человека, которого подозревают в домашнем насилии.
— Да о каком, чёрт возьми, насилии вы говорите?! — срываешься ты, подаваясь вперёд и как следует ударяя кулаком о стол. — Меня никто не насиловал! Я нормальный! Я даже не гей, чёрт возьми!
Ты, кажется, кричишь ещё что-то такое же гневное, впервые за последние пару лет нормально выпуская эмоции. И, спустя пару минут криков, падаешь в кресло, тяжело дыша.
— Вам стало легче, мистер Страйдер? — ты думал, что у тебя уже нет сил кричать. Как оказалось, есть. Наверное.
— Хватит считать меня неуравновешенным, — тянешь ты и, оказывается, твой пыл действительно вышел. — Просто выпустите меня отсюда, чёрт возьми.
Врач снова начинает читать тебе какую-то лекцию, которую ты пропускаешь мимо ушей.
— Тогда папу хотя бы пустите, — просишь ты и, кажется, это первый раз за шестнадцать лет, когда ты называешь его «папа». Именно «папа», а не «отец», как ты привычно называешь Бро перед остальными представителями старшего поколения.
И в этот раз мозгоправ почему-то соглашается.
А ты уже заранее ужасаешься, что может сделать Бро, зная, что камеры выключены, и что его игрушка просидит в этой клетке ещё долго.
Но нет. Он выглядит вполне адекватным. Ну, тебе так кажется. Они с Эллертсом обсуждают что-то по поводу твоего самочувствия. А ещё то, кто может быть насильником.
— Я люблю своего сына и буду любить вне зависимости от ориентации, — обещает он врачу, говоря это якобы для тебя. На самом деле это всё — театр для одного зрителя, который почти готов расплакаться при виде того, как суровый миллиардер, сколотивший состояние на порно, треплет по волосам своего усталого сына. И как этот самый сын с восхищением во взгляде смотрит на отца.
«Какая мерзость. Как домашнее насилие и жертва изнасилования» — с унынием думаешь ты.
А потом вас оставляют в «камере» наедине.
Сценка сыграна, так что играть в любящего папочку и весёлого сына уже не надо.
Один Дьявол знает, как Бро сложно сдерживать себя, чтобы не накинуться на мальчишку просто так. Однако камеры красноречиво говорят о том, что стоит придержать коней.
— Они отключены, Дирк, — ты зовёшь его полным именем, даже улыбаясь, что сейчас, наверное, можно. Ты сам перекрываешь себе дорогу к отступлению, уже с нетерпением ожидая, когда же Бро подойдёт поближе.
Отец всё ещё с недоверием смотрит на камеры и, на всякий случай, накидывает на неё бумажную салфетку.
— Лучше перестраховаться, — спокойно произносит он перед тем, как грубо толкнуть тебя к стене. От сильных рук на своих плечах ты... Нет, не таешь. Но ты чувствуешь себя на удивление защищённо, мол, вот он, мой отец пришёл и теперь меня никто больше не тронет.
— Можно попросить? — негромко говоришь ты, когда Дирк быстрыми движениями справляется с твоими штанами. Такая просьба явно ставит его в тупик, но ты просто не можешь поступить по-другому. — Они подозревают тебя в домашнем насилии надо мной, — серьёзно, но взволнованно говоришь ты, сбиваясь. — И после того, как мы заперлись в моей палате... У меня наверняка будет внеплановый медосмотр, — ты морщишься, уже представляя, как к тебе в жопу снова полезут. — Давай немного по-другому, — просишь ты, пытаясь высвободить плечи из захвата Бро.
— И что ты предлагаешь? Взаимной дрочкой я никогда не интересовался, — предупреждает он, отпуская тебя. А ты только этого и ждал. Почти мгновенно ты оказываешься на коленях.
Тебя никогда не привлекал гомосексуальный секс.
Ты никогда не хотел быть жертвой изнасилования. И когда был ею, то ненавидел ночи в одной постели с Бро.
Но сейчас у тебя стоит от одной мысли о том, что, чёрт возьми, ты будешь отсасывать у Бро.
Ты быстро справляешься с пуговицей руками и, несмотря на отсутствие времени, позволяешь себе поиграться и расстегнуть молнию зубами, внимательно глядя на отца снизу вверх.
И от одной картины этого доверчивого взгляда снизу вверх Бро срывается. Он кладёт тебе руку на волосы, сильно сжимая их. Это, пожалуй, даже слишком неприятно, но ты лишь обворожительно улыбаешься, спешно оттягивая вниз резинку трусов.
Ты никогда не пробовал оральный секс. Да и не хотел никогда. Но сейчас у тебя самого стоит от этого всего. Господи, пожалуй, впервые у тебя стоит на действия Бро.
Ты несколько раз быстро проводишь языком по всей длине, пока рука на твоих волосах не прижимает тебя ближе к паху. И, пожалуй, ты полностью с ней согласен.
Всю длину ты чисто теоретически не сможешь взять в рот. Поэтому ты лишь скользишь губами по стволу вверх-вниз, прикрыв глаза. Это не так мерзко, как тебе казалось раньше.
Хотя по самолюбию немного бьёт.
Видимо, в голову Бро тоже бьёт что-то, но ты об этом даже не подумал. Ты только успеваешь раскрыть рот шире, когда он прижимает твою голову к стене и два раза с размаха загоняет член тебе в глотку.
Ощущения премерзкие. Но ты знаешь, что Бро интересен исключительно жестокий секс. Жестокий, грубый, заставляющий жертву испытывать только отвращение к нему самому.
Он — те самые два процента, один из тех, кто является насильником из-за любви видеть чужую боль.
Но со временем тебе это начинает нравиться.
Нет, не толчки в горло — они до сих пор кажутся ужасными. Тебе нравится то, каким Бро становится в такие моменты. То, с каким вожделением он смотрит на твои слёзы и рвотные позывы, как специально входит до конца — и не даёт отстраниться, когда ты задыхаешься от боли и нехватки воздуха.
Он делает так всего несколько раз, но и этого ему хватает, чтобы кончить. Сперма на вкус мерзкая, это ты заключаешь уверенно.
И самое отвратительное то, что твой стояк так и не исчез.
Вот же дерьмо.