Сабир-3.
Девять стандартных галактических лет с начала Жатвы.
Жнецы напали семь часов спустя. Нахмурившись в попытке отгородиться от грохота, Явик буравил взглядом план планетарной обороны. Ядром стратегии в борьбе с дьявольскими машинами была готовность к тому, что никакая стратегия не сработает. Протеане поняли ретрансляторы лучше, чем кто-либо — но от того древняя технология не прекратила быть детищем врага. Жнецы ворвались в систему раньше всех наблюдательных прогнозов. Третья флотилия Пятого Сектора Протеанской Империи была готова принять последний бой на выходе из сверхсветового коридора — но армада Жнецов просто прорвала кольцо, устремилась к самому сердцу системы и обрушила на Сабир-3 всю свою мощь. Чёрные громады заслонили бы солнце, сияй оно сквозь свинцовые тучи. Последний раз Явик видел такое в битве за Кронову Туманность. Если бы он всё ещё оставался капитаном своего фрегата, то сейчас бился бы там, среди сотен янтарных и изумрудный огней, вспыхивающих и гаснущих на голографической карте. Не оборачиваясь к лестнице, он распознал, кому принадлежали тяжёлые, стремительные шаги. Отпихнув стража, преградившего ей дорогу, шабар остановилась перед Явиком глубоко дыша, взъерошенная и нетерпеливая. Запах соли, дождя и сигаретного дыма коснулся ноздрей. — Нет времени думать! Улетаем на «Нормандии»! — взмахнула рукой женщина когда Явик одарил её взглядом вполоборота. — Тогда я возьму на твой корабль столько солдат, сколько посчитаю нужным, — отрезал Явик и, словно ставя точку, отвернулся к терминалам. — Твоя «Нормандия» технически рассчитана на больший экипаж, чем несёт в себе сейчас. Десять полностью укомплектованных бойцов. Не меньше. Ментальная волна холодной угрозы отозвалась вибрацией в ладонях и затылке будто рокот далёкой грозы. — Что ты сказал?.. — Люди настолько неразвиты, — ответил Явик, на сей раз развернувшись к шабар* всем телом, — что вам приходится повторять дважды даже такие простые вещи?.. Тишину, заполнившую пространство между ними, лишь подчеркнул грохот канонад. Шабар сделала шаг навстречу, оказалась так близко, и кипящая магма полыхнула в её зрачках. Когда-то никто из кайса* не посмел бы смотреть на аватара мести так. Наверное, дрогнуть мог кто угодно. Но «кем угодно» Явик не был. Только через пару секунд он поймал себя на мысли, что слишком пристально изучает беззащитный изгиб белой человеческой шеи над жестким воротом подбронника. Женщина процедила: — Я едва убедила своих людей, что никакое перемирие не даст протеанам право помыкать ими, а теперь ты просишь пустить на борт чуть ли не целый имперский взвод? — А чего просишь ты? Довериться своре бунтовщиков, которые не преминут выстрелить в спину, если наша миссия пойдёт прахом? Это не просьба, человек. — Не пытайся мне указывать, четырёхглазый. — Или что?.. Шабар осеклась — словно ей отвесили пощёчину — и застыла, гневно скривив рот. Это вчера её устами говорило всё Сопротивление. Это вчера отказать ей значило отказать половине галактики: людям, оравор, денсорин и даже омерзительным порождениям жа. Сегодня она и горстка её повстанцев были одни против всей Империи, против десяти тысяч вооружённых протеан только в пределах ближайшего квадранта. А тем временем драгоценные минуты утекали сквозь пальцы. Она могла давно ослепнуть от веры в собственную браваду. Но идиоткой… Идиоткой отнюдь не была. Их зрительный контакт лопнул, как натянутая струна, когда оглушающий рёв разнёсся над головами. А потом наступила темнота.***
Если бы в распоряжении у Явика оказалось больше времени, лучшие воины Империи сочли бы честью присягнуть ему на верность. Всё, что он мог сделать за час торопливых сборов теперь — оторвать лучших бойцов Сабира от защиты родины ради призрачной нити надежды где-то там, среди звёзд. Девять протеан стояли напротив него, опустившись на левое колено и уперев правый кулак в землю, пока капли воды стекали с их склонённых головных пластин. Из-за Жнецов ни у одного из них не нашлось времени на прощания, но они принимали свою участь с честью. Сквозь почти генетическое смирение перед волей аватара, для которого Империя затачивала их, как искусные клинки, сквозило потаённое, вовсе не навязанное иерархией восхищение, и впервые Явику было тошно от этих взглядов; они полнились верой, будто такие, как он, способны уберегать от смерти по одному лишь праву рождения. Сбитый Жнец рухнул недалеко от места, где дислоцировался их временный штаб. Выбравшись к свету, Явик осознал, что не помнит, провёл ли он под завалами минуту или час — и отчаянная злость тут же выродилась в сполохи канала тьмы, пляшущие на кончиках пальцев. Кинетический барьер уберёг его, но, поддев пару каменных глыб, Явик не ощутил ничего, кроме отголосков смерти, ещё не смытых ливнем. Никого рядом не было. Не было и шабар. С внезапно накатившей тяжестью и раздражением Явик подумал, что повстанцы никуда не улетят без своего… героя. Без неё — во всех смыслах — вообще ничего не случилось бы. Тем не менее, он почему-то не сомневался: шабар просто не могла сгинуть здесь вот так. Истеричное пиликание входящего вызова по комлинку превратилось в взволнованный голос лейтенанта Казара. В бойне на Юдоре-4 они уже рвали вместе рои жа’тил. Выбирая, кому вверить свой новый отряд, если что-то случится с ним самим, Явик не сомневался. Когда Жнец рухнул, Казар и остальные ждали своего командира на взлётной площадке челноков. Всё, что им оставалось — пересечься с повстанцами в точке сбора. Но теперь космопорт оказался практически разрушен, и Казар готов немедленно выслать поддержку, стоить только Явику уточнить… — Нет! — голос оказался хриплым, как после долгого молчания, но прозвучал резко и громко, неожиданно громко для самого себя. — Найдите повстанцев. Доложите им обстановку. Свяжешься, когда отряд будет на «Нормандии». Я выберусь сам. Пару долгих мгновений Казар боролся с самим собой — Явик не нуждался в возможности прочесть его, чтобы знать. Наконец, проглотив приказ, он бросил «слава Империи» и обрубил вызов. Следом звуковой сигнал возвестил о том, что коммуникационный имплант — отныне просто крошечная мертвая углеродная плата в его голове, а Жнецы добрались до узлов связи. Наконец, оставшись наедине с перестуком дождевых капель и нарастающим издали воем хасков, Явик прислонился затылком к шершавому бетону укрытия, и тогда, именно в тот момент, страх тугим обручем сдавил горло. Девять солдат приклонивших колено — семь трупов в братской могиле. Глаза: золотые, синтетически-синие, безумные, смелые. В смерти нет никакой чести — только гниющая плоть, пустые взгляды и беззащитно раскрытые рты. Это не повторится снова. Явик шумно втянул воздух сквозь зубы. Удушающее кольцо на шее лопнуло усилием воли, однако навязчивые образы не ушли насовсем. Они танцевали чередой вспышек где-то там, на грани. Зацикленные по кругу. Но когда жнецовские десантные капсулы с грохотом взбороздили землю у Явика за спиной, всё закончилось. Всё закончилось. Выжила лишь янтарно-алая, испепеляющая ярость. Первая волна синтетических выродков полегла под стеной зелёного пламени. Чистая энергия разорвала молекулярные цепи, оставив за собой бурлящее месиво. Тех, кто устоял, скосил излучатель; встречных выстрелов не последовало — ублюдки, что не боялись смерти и не знали счёта павшим, не нуждались в оружии; там, где погибал один, восставали двое. Такими стаями Жнецы отравляли улицы городов. Настигнуть, уничтожить, погрузить с головой, как в омут, в ослепительную леденящую синеву, не знавшую ничего, кроме безмозглой жажды рвать на части. Винтовка в руках обжигала ладони сквозь перчатки. Горло драло от крика, давно ставшего звериным куда больше, чем способным вырываться из лёгких разумного существа. И всё же он шёл вперёд. Когда последний хаск был подброшен в воздух каналом тьмы, над плечом Явика просвистела голубая комета, и врезавшись в зависшую в высшей точке полёта тварь, ослепительно взорвалась. Резонанс двух биотик ударил по ушам низкочастотным рокотом. Чёрные капли расплавленных потрохов хлестнули по лицу, заставив в долю секунды осмыслить слишком много вещей. Явик был не один. Сквозь серое месиво из полимеров и стали что-то живое прорвалось ему навстречу, и это что-то пахло дымом, калёной сталью и расплавленным янтарём. Это что-то замерло прямо за его спиной, и Явик рывком повернул голову. Шабар стояла в пелене дождя, окутанная газово-голубой биотической зыбью. Плечи вздымались в такт тяжёлому дыханию. Шлем сорвало, и ветер трепал потемневшие от воды волосы как окровавленную тряпку; несколько прядей прилипло к щеке, забившись в угол рта. Стряхнув хасковский труп с лезвия карбидного клинка, она подняла взгляд — такой же пылающий огненно-красным, как это самое лезвие — и шало улыбнулась. Она была чудовищем, и этот ментальный конструкт был до боли ему знаком. Явик сотни раз видел его в отражении. Сплюнув чужую кровь, попашую на зубы, Явик оскалился, вскинул на шабар излучатель и выстрелил. Плазменный луч прошил воздух над самым её плечом, опалив кончики волос, и через долю секунды после того, как шабар вздрогнула, хаск за её спиной рухнул с прожжённым черепом. Посмотрев на убитое отродье и снова вернув Явику взгляд, она застыла на пару мгновений; губы шевельнулись, но если шабар и хотела донести что-то, грохот новых капсул, несущихся к земле, не позволил ей заговорить. Впрочем, с этого времени слова были не нужны ни одному из них. Первые жнецовские орудия подали голос; в подобии коллективного разума вражеская орда тянула к месту массовой гибели сородичей новые резервы, словно иммунные клетки к очагу опухоли. Сильнее, быстрее, злее. Изумрудный кинетический щит раскрылся перед явиковой ладонью, заслоняя от пуль обоих; шабар скользнула ему под локоть, молниеносно снимая из дробовика всех, кто осмелился подобраться близко, пока Явик выцеливал стрелков. Синтетические выродки падали замертво, как мотыльки, летящие на пламя. Шабар за его спиной сражалась так же яростно, как сражались его братья, когда были живы. Шабар за его спиной не несла в своих жилах ни капли протеанской крови, но окропила ей немало земли; и одного этого было достаточно, чтобы никто не смел ставить её нечистивое имя рядом с именем его гордого народа. Но где теперь сияли шпили Цитадели из обсидиана и позолоты? Куда канули гимны, звучавшие тысячи лет во имя тысяч великих побед? Здесь и сейчас был только лязг когтей, запах дыма и калёной стали, и бесконечная синь десятков безумных глаз. Взревев, шабар отодрала от наруча хаска, сомкнувшего зубы на иссечённом металле, и с треском рванула его челюсти в разные стороны. Явик размозжил голову разорванному надвое уродцу, бьющемуся в агонии у ног, и всадил дуло лучевика прямо в глотку следующему. Гнев резонировал в его черепной коробке с чужой бушующей яростью. Гнев выжигал его изнутри, словно портал в самое сердце гибнущей звезды, открытый за клеткой рёбер. Тварь, преградившая им путь в конце, до последней жилы была сотворена, чтобы крушить — не только броню, но и разум тех, кому не посчастливилось сберечь в себе искру жалости к девятому году Жатвы. Десятки лиц раскрывали рты в немом ужасе, и всё же Явик слышал, как они стенали, стоило химере сдвинуться с места. Словно множество тел сплавили в одном горниле; россыпи глаз на горбу и плечах истерично вращались в поисках избавления, и только два — крохотных и жестоких — горели голодным огнём. Отупело, как жвачная скотина, роняя чёрную слюну из приоткрытой пасти, грузная тварь повела головой в поисках добычи и бросилась в атаку со скоростью пушечного ядра. Откатившись, тормозя коленом по гравию, Явик открыл огонь. Шабар забежала химере за спину, и импульс деформации сорвался с её пальцев. Словно два варрена на охоте, они огибали тварь по кругу, не позволяя избрать цель. Вспышка, выстрел, удар, выстрел. Тварь прикрывалась лапами, и каждый несчастный, вросший в уродливое тело, дёргался в такт каждому залпу. Шабар ничего не успела сделать: когда химера, обезумев от боли, всё же бросилась наобум, её фигура оказалась на пути тяжёлого кулака. Всё, что Явик смог увидеть — глухо вскрикнув, шабар выставила перед ударом щит и дёрнулась вправо, и щит лопнул, вскипев жемчужно-голубой рябью. Женщина, сбитая с ног, утонула в пыли, что осталась на месте разбитой колонны. Колонны, перед которой секундой раньше была её голова. Плазменный луч ударил твари в горб и продолжал плавить броню, пока чудище не развернулось. Перегретая винтовка потухла. Хромом сверкнул клинок, крепко зажатый в пальцах — и зелёное пламя объяло его, прибавляя мускулам сил. Мир сузился до чёрной жилки, вибрирующей у хаска под челюстью. У Явика был один шанс и не слишком много времени. Не худший расклад. И — если всё полетит в ад — не худший способ умереть. Когда химера уже неслась к нему, грохнул выстрел, и за секунду, что отделяла чудище от ножа, ледяной цветок расцвёл на её шее. Зарычав до боли в надорванном горле, Явик ударил в самый центр. Ухнув на передние лапы, тварь оставила за собой длинную борозду. То, что осталось от её расколотой головы, чадило морозным паром. Десятки ложных ртов и глаз судорожно раскрылись — и так и застыли, уже в последний раз. Когда Явик обернулся в поисках шабар, та, зажав перебитое плечо и надсадно дыша, смотрела в небо. Белая голографическая иконка криозаряда моргнула и погасла на боковине её дробовика. Тогда он увидел. Услышал. И ощутил. Она ненавидела. Но не Империю — впервые с тех пор, как ему довелось коснуться её разума в пыльном воздухе Теи. Ненависть вилась вокруг неё едким маревом и устремлялась к космосу — самому темному и далёкому. «Они пожалеют». Прочертив по небу багровые линии — словно кровоточащие раны в плоти свинцовых туч — новые десантные капсулы принесли на землю новую свору жнецовских тварей. Сильнее, быстрее и злее. Конечно же. Тишина не могла продолжаться долго. Изумрудное пламя заструилось по венам, прорываясь сквозь кожу хищными всполохами, и, будто в растянутом мгновении, Явик лицезрел, как оно сливается с газово-голубым. Сзади, по его левое плечо Шепард оскалилась, обнажив сияющее лезвие моноклинка.***
Когда Явик очнулся, ливень всё ещё хлестал. Он очнулся — безжалостный протокол, когда-то выжженный Домом Клинков в каждый его нейроне, отступил, позволяя живому сознанию снова замечать что-то кроме точки прицела. Из багровой пелены проступила рампа «Нормандии», замызганная жидкой грязью. Сопротивленка торопила повстанцев, взбирающихся на борт, подталкивая каждого в плечо. — Живо, живо, живо! Выворачивающий нутро трубный рёв Жнеца отдался вибрацией под стопами. «Нормандия» содрогнулась. Явик пихнул ногой в грудь лезущего на рожон хаска. Гибкая фигура оравор проскользнула мимо, лейтенант Казар взобрался следом, пройдясь по рядам напирающих тварей лучом плазменной винтовки. Их послали на помощь — вспомнил аватар мести — и когда отряд прибыл, то нашёл лишь две одинокие фигуры на горе синтетических потрохов. Последней под прикрытием огня добралась Риила — их штурмовой медик. Приземлилась перед «Нормандией» в коконе биотического света и рухнула, когда вражеский выстрел прошил ей голень. Не дотянув лишь пару метров до простёртой навстречу кисти. Хаски тут же потянули к ней лапы. Ясмир бросился протеанке на подмогу, но Явик осадил его; в переплетении клешней и когтей что-то сверкнуло красным, и вот отродье, всё пульсирующее буграми с горючим газом, вперило в него сверкающий искрами взгляд. Огонь словно распирал тварь изнутри, когда та, переступив через Риилу, рванула к рампе, и счёт, идущий на секунды, потёк для Явика в замедленной съёмке. В той же замедленной съёмке шабар, испуганно распахнув глаза, сорвала с пояса тяжёлый пистолет, прицелилась и нажала на спусковой крючок. Реакция аватара была стремительней, но Казар оказался ближе. Пуля выбила искры из металла, отродье дёрнулось, раненое в бок; рука лейтенанта сомкнулась на предплечье сопротивленки, отведя её выстрел в сторону. Крик Казара остался эхом в воздухе — надломленный от предчувствия потери. И всё же — этой пули хватило. Отродье раззявило безгубый рот, и алое сияние наполнило его глотку, а вместе с тем засияло и раздулось всё уродливое тело. Отчаянно ринувшись вперёд, Явик отпихнул тварь и, не заботясь о целости чужих костей, дёрнул протеанку на себя, в последний миг смыкая перед собой щит. Взрывная волна сбила всех с ног, отшвырнула к кораблю, разорвав биотический барьер. Хасков раскидало в стороны, и, когда последний из бойцов, наконец, ввалился в отсек, сопротивленка рявкнула: — ВЗЛЕТАЙ, ДЖОКЕР! Но окончание её слов поглотив рёв маршевых двигателей. «Нормандия» рванула ввысь. Нырнув под тень Жнеца, заложила вираж между столпами исполинских лап и понеслась как можно дальше отсюда. Копья раскалённо-зелёного света опускались на Сабир, обращая всё на своём пути в оплавленную пустошь. Так в древних легендах протеанского народа боги послали первуюИмператрицу на землю — в сердце изумрудной кометы, испепеляющей в своём пламени старый мир. Так приводили к согласию низшие расы. Так флот великой Империи — или то, что от него осталось — сжигал собственные миры, в надежде забрать в преисподнюю как можно больше жнецовской мрази. А потом реальность поглотила тишина. Стоны, вскрики и топот по палубе стали доходить до разума сквозь слуховые каналы, словно забитые ватой, постепенно, в порядке громкости. Явик всё смотрел на свои напряженные руки, упертые в холодный, покрытый иссиня-чёрными каплями пол. Слева, едва не поскользнувшись на хасковских внутренностях, сопротивленка шатко поднялась на одно колено и тут же рухнула, когда кулак Казара врезался ей челюсть. — Ты хотела убить её?! — выплюнул он ей в лицо, нависая сверху и встряхивая за грудки. — Убить протеанку! Мои сородичи гибнут там, чтобы вы, грязные кайса, выбрались, а ты!.. Да как ты посмела… — ЗАТКНИ ПАСТЬ! Голубой импульс отбросил Казара к переборке грузового отсека. Лейтенант тотчас встал на ноги, ощерившись, но винтовки повстанцев уже взяли его на прицел. Принцесса оравор зашипела, обнажив частокол игольчатых зубов. Смуглый жилистый землянин выругался на неизвестном переводчику языке. В противовес ксеносам отряд Явика вскинул лучевики. Пошатываясь, сопротивленка выпрямилась. Медленно проведя большим пальцем по разбитой нижней губе, сплюнула кровь — осколок разбитого зуба звякнул по палубе. Жестом она велела своим верным псам не вмешиваться. Человеческое лицо потемнело от гнева. — За всё время, что я воевала с четырёхглазыми, — сопротивленка сделала шаг Казару навстречу, — Империя трижды приговорила меня к смертной казни. Напомнить тебе, за что?.. Риила поодаль от Явика закашлялась, морщась в полузабытьи; приложив пальцы к её шее, он на миг впитал, оценил и взвесил чужую боль. Взрыв задел их сильнее остальных, но могло быть и хуже. Его собственная боль набатом била по стенкам черепа. Ладонь одного из бойцов неуверенно легла Явику на плечо. Напряжение, беспокойство, каков приказ, коммандер? Ногти скребнули по металлу, когда руки сжались в кулаки. Глухой рык прорвался меж стиснутых клыков. Поднявшись, он двинулся вперёд — туда, где сопротивленка источала физически ощутимую угрозу, вибрирующую и холодную, не замечая больше ничего вокруг. Как бы то ни было, он хотел дослушать. — О, я помню, — процедила она, — помню, как на Землю приходили точь-в-точь такие, как ты. И оставались в ней гнить. Столько спеси. «Пятеро кайса за одну протеанскую жизнь» — такой был девиз? Десять за офицера. Планета — за Наместника. И всё равно гнили с кишками наружу. Стянув перчатку, сопротивленка отбросила ту на пол. — Твоя подруга просто замешкалась. Она или все остальные. Этот ваш космический императив. Я сделала выбор. Назови кого-нибудь «кайса» ещё раз на этом корабле, ублюдок, и я напомню тебе всё. Протянутая к Казару рука сопротивленки вздрогнула. Явик сжал её поперёк запястья и потянул на себя. — Хватит. Сгусток воспоминаний, предназначенный лейтенанту, хлынул в его разум. Ледяная вода, запах дыма и раскаленной стали. И смерть. Много смерти. Пожалуй, он мог вернуть ей столько же, но гнев сопротивленки погас так же быстро, как и разгорелся. Остались только угли зрачков, тлеющие на застывшей маске лица. Моргнув, Явик вдруг увидел это лицо таким, каким оно было пятнадцать минут назад: яростным, ликующим, забрызганным хасковской кровью как россыпью иссиня-чёрных звёзд, и красивым в этом — но тут же поспешил вытравить навязчивый образ из мысленного взора, будто что-то постыдное. Он так хотел презирать её сейчас, но на её месте поступил бы так же. Они стояли так: пальцы, со злой силой сомкнутые на запястье, морозное пламя взгляда за завесой медных волос. А люди за их спинами готовы были перестрелять друг друга едва выбравшись живыми из мясорубки. Так нелепо. Какой бы безумной затеей Явик ни считал их план, он подписался на это. Подписался, лишь бы не оставаться наедине с мыслью о неминуемом поражении, приходившей к нему на порог каждую проведённую в тылу ночь. — Ты сама бросила Землю, чтобы просить нашей помощи. Думай, что делаешь, когда скалишь зубы. Иначе выйдет, что всё было зря. Повинуясь своим командирам, оба лагеря опустили оружие. Сопротивленка высвободила руку. Казар продолжал сверлить её взглядом, но стоило Явику отдать суровый, беззвучный приказ, затравленно отвернулся. Стойка, в которой он, офицер Империи, впитывал речь вчерашней террористки, была стойкой загнанного в угол. И Явик скорее выколол бы себе оставшиеся три глаза ржавым гвоздём, чем пожелал поразмышлять об этом лишнюю минуту. — Только не забывай, — женщина криво улыбнулась одним уголком губ, — мы теперь в одной лодке. Сгинем мы — сгините и все вы. Ты больше не в Канзасе, Явик. Добро пожаловать на борт. ----- Шабар — врага Империи. Кайса — «представитель низшей расы», пренебрежительное обозначение, которым протеане называют других жителей галактики