Безумие-16

- Эти истории живут во мне! Прекрасная девушка срывала голос в крике. - Они душат! Фиолетовые тени под глазами, искусанные губы. - Почему вы хотите видеть во мне только красоту? И использовать! Тишина. Это добрались санитары, и вкололи успокоительное. - Я не та... не та... Дюма уснула. Позже мы курили за углом клиники с одним из санитаров. - Девчонка классная. Я чуть не влюбился даже, - он немного смущённо почесал в затылке и украдкой глянул мне в глаза. - Узнавал потом - красавица такая, и спортсменка, и комсомолка, - он хохотнул, рад своей нехитрой шутке. - Так почему же здесь? - Просто как-то слетела с катушек. Ни с того, ни с сего. Кричит, а стоит спросить в чём дело - не может объяснить. На приёме говорит, что у неё депрессия, и сразу смеётся, да так радостно. Конечно, колют. И таблетки. А толку нет. Я иногда думаю, что она себя сама свела с ума, напридумала там что-то и... тьфу. Чего им, богатым, не живётся... Санитар докурил и нахмурился. Я вернулся к палате. За стеной спала девушка, измотанная неведомыми демонами, выпившими её соки. А я чувствовал биение её сердца и мысли... я мог проникнуть и понять. "Ты наше солнышко". И действительно, красота редкая. Добрая и отзывчивая девушка, художница, хозяюшка. Всегда её все видели только в хорошем настроении. Но я знаю, что так не бывает. А ещё я слышу голос её отца: - Заткнись. Хватит ныть. Уважай. Люби. Терпи. Я тебя обеспечиваю, будь добра меня чтить и слушаться. Тебе всё дано, образование, деньги, у других этого нет. Ты даже не работаешь. Она чувствовала себя виноватой в том, что не работает. Не то, чтобы она так уж этого хотела, вовсе нет. Она хотела, чтобы, даря ей возможность заниматься творчеством и домашними уютными делами, её не попрекали отсутствием финансового участия в семье. И она боялась это потерять, не чувствуя в себя сил для самостоятельной жизни. Чувствовала себя виноватой каждый раз, как была не в настроении... ведь её обеспечивают, а она получается несчастна. А ещё это значило, что её эмоции могут быть куплены и проданы, что они имеют цену, а значит продажны. Чем это так уж сильно отличается от проституции? Делясь с кем-то из знакомых своей печалью, она получала лишь поверхностные советы о необходимости позитивного мышления. Единственным близким человеком она считала свою маму, но они виделись так редко... а потом и вовсе стали жить в разных городах. А ещё позже мама умерла. Подростком она резала руки. Неглубоко, потому что было больно, но регулярно. Ей презрительно сказали, что это глупость и позерство. Хотя можно было уже тогда забить тревогу. Дюма выросла и успокоилась. Стала радостной, всегда довольной, солнечной девочкой. Такой, как её хотело видеть окружение. Она полюбила помогать другим. Их жизнью она жила больше, чем своей. Внимательно слушала истории людей, ни разу не предав их доверия. И всегда могла поддержать добрым и мудрым советом. Занялась благотворительностью, помогала в реабилитационном центре. Даже отец в конце концов стал говорить о ней с гордостью. Но все услышанные истории... они продолжали жить внутри неё. Они точили её как вода камень, по капле. И некуда было деть эту чёрную воду, ведь её просто не принимали иной, кроме как позитивной хохотушкой и вдумчивой слушательницей. Однажды плотину снесло. Видит Бог, что это было неизбежно. Дюма потеряла способность управлять своими эмоциями. Она плакала сутками, навзрыд, тяжело. И её не могли ни успокоить, ни заткнуть иначе как сильными успокоительными. Возможно, однажды её услышат. Пока что она кричит там, во тьме, совсем одна.