И дрогнут провода

Ты весь — как сплошной прочерк, Из умных никем не понят, ты вовсе исчезнешь вскоре. Включить дурака — не шутка, не каждый сумеет это. Так сделай лицо попроще, и люди тебе припомнят хождение за три моря, двенадцать прыжков за борт, семнадцать мгновений лета… (с) Олег Медведев - Юр, у тебя есть номер Виктора? Я телефон утопил, все контакты там остались, - наконец решается просить Юри. Надежда, что он вспомнит номер телефона ушла после двадцатой попытки воскресить в памяти правильные цифры. Прошлый запоминался намного лучше, но по нему звонить бесполезно. Юри пытался это сделать, но все равно слышал неизменное «номер не обслуживается». Значит, этот временной парадокс действует только в одну сторону — когда сам Виктор звонит из Хасецу. Плисецкий поднимает взгляд и пристально смотрит. Он пришел в школу к концу тренировки, чтобы не мешать заниматься детям. Точнее, чтобы дети потом не мешали ему самому. - Ты серьезно? И за эти дни вы даже не разговаривали? - и никаких больше слов не надо, по одному выражение лица Юры видно, что он думает обо всей этой ситуации в целом и о Юри с Виктором в частности. - Мы разговаривали. Я родителям звонил, - звучит вполне правдоподобно, не говорить же, что это Виктор звонит с номера, который давно недействителен. - Ну-ну, - Юра хмыкает недоверчиво, но лезет в свой смартфон, - сейчас сообщением скину. Через несколько секунд действительно пришло сообщение. - Нет, вы в принципе можете творить что угодно, - Юра выезжает на лед. - Только чтобы это не отражалось на моих результатах. Упрек несправедлив. Программа Виктором уже продумана, спешить некуда, Юра сейчас в отличной физической форме. Скорее всего за профессиональными переживаниями он прячет личное. «Вы только не подумайте, что я за вас беспокоюсь» - вполне в духе Плисецкого. Юра делает дорожку шагов, как-то лениво и скучающе. Потом он прикрывает глаза и снова просто делает большой круг по катку. Это не тренировка в полном смысле этого слова, Виктора же сейчас здесь нет. - Программа странная. Не то, чтобы я жаловался, но… Вот, смотри! - он весь подбирается, замирает, воскрешая в своей памяти музыку и трогается с места. Заученная, отточенная за это время до идеала программа под названием «Крысолов». Его вершина, по мнению спортивных корреспондентов, где соединилось все то, что Юра взял от Фельцмана с примесью экстравагантности Никифорова. И золотую медаль, которую Плисецкий взял тогда с большим отрывом от своих соперников, он посвятил памяти своего покойного тренера. То выступление запомнили, трибуны встали и хлопали, пока Юра, упавший на колени дрожащими руками пытался подняться. Это его истощило и морально и физически, как потом писали «создалось ощущение, что он катает в последний раз в своей жизни». В определенной степени так и было, как смерть и возрождение уже в новом качестве. Два гения — тренер и его ученик. Юра прыгает. Неудачно, не докрутил. Злится и пытается еще раз. - Не надо, Юр, хватит. - Нет! Смотри! - он начинает с самого начала, но на этом же самом прыжке падает и с яростью бьет кулаком по льду. - Это сложная программа, тогда ты… - Тогда я сделал ее без ошибок, - Юри хочется сказать, что тому поспособствовало нужное эмоциональное состояние, настрой, стремление показать всему миру, каким тренером был Яков Фельцман на самом деле. Это было жизненно необходимо. Не сейчас, когда на катке только двое, когда внутри все фонтанирует стремлением доказать, прежде всего самому себе, что можешь так же и даже лучше. Что еще не достиг окончательной вершины и поднимешься выше. И Юри думает, что та мощная программа в каком-то смысле была ошибкой, нельзя было вот сразу на грани возможностей, на пределе. Плисецкому всего двадцать один, и он хочет идти дальше, а не упираться в тупик. Та программа была необходима только Виктору. - Тебе нужно отдохнуть, - советует Юри, когда Плисецкий проходит мимо него в раздевалку, напряженный и разочарованный. - Поеду чай пить к Барановской. - Яков не слишком ругается? - интересуется Виктор вечером. Он позвонил, как и обещал, Юри к тому времени успел перенервничать на тему «а вдруг звонок не пройдет, а если связь оборвалась». Он даже набирает нынешнего Виктора, но слышит только длинные гудки, даже не мелодию. А потом включается автоответчик. - Это я. Прости, что не звонил, я утопил телефон в ванной и восстанавливал номера. Перезвони мне когда сможешь, ладно? Пожалуйста. Он не знает, прослушал ли Виктор сообщение, но и через два часа никто не звонит. Зато Виктор из прошлого свое слово сдержал. - Он не ругается, это у него голос такой, - это уже извращенная игра, говорить о человеке так, будто виделся с ним сегодня, общался. Будто он еще жив. Виктор смеется. - С нами по-другому и нельзя было. Про наше поколение он не очень хорошего мнения, считает слишком… расхлябанным. - Как? Повтори, пожалуйста. - Разнузданным, безответственным. Небезосновательно, кстати. Я тебе расскажу, но обещай при Гоше не упоминать, он так гордится своей репутацией самого надежного и послушного ученика Якова, что просто не перенесет, если ему припомнят ту историю. И вообще, все повесили на меня, наверное, заслуженно, потому что это была моя идея. - Расскажи. Что ты сделал? - Нам было семнадцать, ты, наверняка помнишь этот безумный возраст. «У тебя всякий твой возраст безумный» - думает Юри и улыбается своим мыслям. Без разницы, сколько Виктору, семнадцать или двадцать восемь, тридцать четыре… Это просто состояние души. - Да, помню. - Так вот, начало августа, программы для нового сезона отрабатываются, хорошие программы, кстати, но ты наверняка их видел, раз уж был моим фанатом… - Виктор! - Юри знает, что его не видно, но все равно смущается и краснеет. - Ладно-ладно, это история не о фигурном катании. У меня была мечта - побывать на рок-фестивале «Нашествие», он, кстати, проводится до сих. У меня скопилось некоторое количество денег…. В общем, я уломал Гошу, но мы оба понимали, что Яков не разрешит, даже и спрашивать напрасно. Гораздо легче уже перед фактом поставить, когда ничего нельзя сделать… - Только не говори, что вы… - Мы скинулись деньгами и сбежали в Рязанскую область на фестиваль. Даже палатку купили, чтобы провести там несколько дней. Хотя бы до этого додумались, ведь уезжали практически налегке. Но знаешь, это были самые прекрасные дни уходящего лета. Мы слушали у главной сцены Хелавису, Кипелова, Арефьеву. А на другой день были Конец Фильма, Сплин, Агата Кристи, - казалось, что Виктор сейчас уже не рассказывает историю, а сам предается воспоминаниям юности. - И можно было буквально к каждому подойти и поговорить, а еще нас с Гошей угостили пивом, по целой бутылке отдали какие-то добрые люди. Все происходило в каком-то общем безумии, мы даже не поняли, как вернулись обратно, точнее, мне сейчас очень плохо вспоминается. Адреналин кипел в крови, эйфория… А в это время Яков сходил с ума в Петербурге, обзвонил всех, пока родители Гоши не сообщили, что мы просто поехали на «Нашествие». А если бы он не предупредил? Я задумался об этом уже потом. Страшно было не то, что мы пропустили тренировки, что не отпросились, а то, что заставили волноваться. Яков сразу понял, от кого исходила инициатива. Он даже не кричал, просто подошел ко мне и сказал, что гений — хорошо, но когда сочетается с дуростью, то разрушает все на своем пути. Юри не знает, что и думать. Он узнает об этой истории спустя шесть лет их брака. А еще ему кажется, что и спустя столько лет мало что изменилось. Виктор до сих пор ставит всех перед фактом, правда теперь хотя бы предупреждает, куда решает сбежать на этот раз. Смерть Якова была неожиданна для всех. Точнее, все знали, что ему уже за семьдесят, но держался он вполне бодро, голос не потерял прежней громкости, уверенный, командный тон был неизменен. - Это старая советская школа, - делая умное лицо, пояснял Гоша. - Ты не жил в Союзе, дитя девяностых, - хихикала Мила, прикрывая рот ладонью, так, ей казалось, выглядит приличнее. - Я родился… - В эпоху распада. - Какие вы тут все старые, - припечатал Плисецкий, не заставший уходящий двадцатый век. Так или иначе, тренер Фельцман казался чем-то надежным и неизменным, разве можно было думать о смерти? Тем более о смерти от сердечной недостаточности. Это был удар, от которого из легких вышибло воздух, а ноги потеряли твердую опору. Лилия взяла на себя заботы о похоронах, купила двойной участок на кладбище, где посуше, чтобы по весне не размывало землю. - Во вторую могилу положат меня в свое время, - сухо и буднично заметила она. Как потом выяснилось, Фельцман несколько лет назад заверил у нотариуса завещание, по которому все его имущество отходило бывшей жене. Они не стали оформлять брак, смысла в подобных бумажках в их годы уже не было. И нельзя было это назвать «снова сошлись», просто проводили время вместе, уходили и возвращались, когда вздумается. Но никогда не переставали любить друг друга, даже в долгие годы жизни раздельно. Лилия, сохраняя присутствие духа, позаботилась и о Юре Плисецком, который в один миг лишился тренера, во многом заменившего отца. И, как он потом узнал, не единственный чувствовал себя потерянным. На похороны приехало множество учеников Фельцмана, даже те, кто давно бросил спорт, кто так и не вышел на мировой уровень. - Он воспитал поколения, - сказал Гоша. - Смог найти себя и после развала СССР, не пропасть, как многие. Уже за одно это стоило уважать… - А знаешь, когда начинают вспоминать все твои заслуги? - Виктор, стоящий рядом резко обернулся на Юри с Поповичем. - Когда ты умираешь. И все сразу жалеют, что не вспомнили раньше, не наградили при жизни. Чтобы снова получить признание, нужно умереть. Не удивлюсь, если журналисты уже подхватили эту тему, а на телевидении скоро начнут снимать биографическую передачу, где все будут вспоминать, каким он был прекрасным человеком и тренером, как много в свое время сделал для страны. Вы ведь знали, что он взял призовую медаль на Олимпиаде? Скоро про это и остальные узнают. Он не закончил, сзади зашикали, прося проявить уважение к покойному. Гроб опустили в землю и засыпали землей, оставляя лишь холмик, который осядет спустя некоторое время. Виктор зрел в корень. Буквально в тот же день после похорон, когда Юри с Виктором выходили из здания своей новой школы (дату открытия перенесли из-за смерти Якова. Было бы неуважением устраивать торжественное событие практически на костях) к ним подскочило несколько журналистов. - Виктор Никифоров, вас считают лучшим учеником Фельцмана, гением, которого он взрастил, что вы можете сказать… - Виктор улыбнулся своей фирменной улыбкой, но от Юри не скрылось, что она была фальшивая и даже злая. Он попытался перевести разговор в другую сторону, как у него обычно мастерски получалось, но журналиста оказалось не так легко сбить с толку. - Скажите пару слов о смерти вашего тренера Якова Фельцмана… - Я не собираюсь говорить на эту тему. Вообще никогда. Уйдите все, - он говорил спокойно, не переставая улыбаться, а взгляд обжигал холодом. Когда человек не понял с первого раза, Виктор вырвал у него из рук микрофон и бросил на асфальт. Под всеобщее замешательство он схватил Юри за руку, и они побежали изо всех сил, даже не смотря на дорогу. Лишь бы убежать. - Виктор, что они теперь скажут… - Они? - дома Никифоров спокойно достал бутылку дорогого коньяка из шкафа, хрустальную стопку и одним махом выпил. - Они ничего не скажут. Под укоризненный взгляд мужа убрал бутылку на место, а стопку поставил в раковину. Он подошел близко-близко к Юри, так, что он чувствовал запах коньяка от его дыхания и пристально посмотрел в глаза. - А знаешь, почему? - вместо ответа дождался только вопросительного взгляда, но удовлетворился и этим. - Потому что я - гений, все это знают и еще помнят. Поэтому и простят многое, сочтут милым чудачеством, или выставят убитым горем в данной ситуации. А Юри подумал, что журналисты будут недалеки от правды. Виктору было заметно плохо. - И никому на свете я ничего не должен! А то что забудут — не беда. Тогда я как-нибудь красиво умру. И снимут красивую передачу, с записями выступлений. И у тебя интервью возьмут, как у самого близкого человека. Расскажешь про нашу счастливую семейную жизнь. - Виктор, не говори такие вещи. - Мне можно. Смотри, - он раскинул руки, будто приглашая в объятия, но остался напряженным. - Я — гений, про которого скоро позабудут. Что мне оставить после себя? Рекорды бьются, ничего нет вечного. Ничего. А я еще многое могу… Хотя бы ты меня любишь… Юри не мог оторвать взгляда от Виктора, и, наверное, впервые подумал, что такого вот таланта ему никогда не хотелось. Виктору звонили несколько раз, приглашали принять участие в съемках биографического фильма, посвященного памяти Якова Фельцмана. - Я же говорил, - шепнул муж Юри, после чего вежливо и практически цензурно всех послал. Фильм все равно вышел по центральному каналу. И Юри его посмотрел в интернете, тайком от Виктора, которому эта идея явно бы не понравилась. Он переживал свое горе сам, отталкивая от себя всех, болезненно реагируя на попытки проникнуть в душу. Рассказали о семье Фельцмана, даже где-то достали старые фотографии. Вот он, совсем еще юный в форме советской сборной, уже после соревнований и держит в руках старую пластинку. - Неизменным тренером Фельцмана был Владимир Викторович Воронцов, сразу разглядевший в своем юном ученике талант к фигурному катанию и заменивший ему отца. Еще несколько фото, даже старая видеозапись с одного выступления. - На пике своей спортивной карьеры принес стране серебро на Олимпиаде в Саппоро, а потом показал отличный результат на чемпионате мира. Предмет обожания молодежи. Пример для подражания. Гордость страны. Юри заметил, что Яков практически не улыбался на фотографиях. Его лицо было неизменно серьезным и даже торжественным. - Любовью всей жизни его была ведущая балерина Большого театра Лилия Барановская, ученица Галины Сергеевны Улановой. Черно-белое фото класса для тренировок, где рядом с невысокой женщиной средних лет стоит серьезная девушка, черты которой отдаленно напоминают нынешнюю Лилию. - Они поженились, когда были совсем молоды и прожили вместе… В Петербургской квартире показывают саму Лилию. Она сидит в кресле, подтянутая и серьезная. К такой и подойти нельзя не оробев. - Почему вы ушли от него? - Это личное, поэтому говорить об этом не буду. Яков всегда был человеком слова, честным и трудолюбивым. И очень упрямым, - Лилия чуть улыбнулась, приподняв уголки губ. Приглашены многие ученики Фельцмана, блиставшие в прошлом. Гоша, немного растерянный, тихо рассказывает про тренировки, про недюжинное терпение тренера. О том, что он всегда о них заботился, даже когда покрикивал. - А еще он называл нас всех бездарностями и говорил, что распустит всех, если не возьмемся за ум. А мне лично нужно ноги оторвать, потому что талант дали, а мозгов так и не прибавилось, - Виктор подкрался незаметно, взял за плечи холодными руками. На секунду сердце Юри замерло от страха. Будто сама смерть обнимает со спины. - Прости, я знаю, что… - Я так и думал, что ты включишь. Теперь понимаешь? Поэтому и отказался участвовать в этом фарсе. Посмотри на эти лицемерные лица. Да половина из них его недолюбливали при жизни, а теперь никто и слова дурного не скажет. Называют талантом, хотя давным-давно забыли заслуги. А ведь Яков не уехал из страны, когда мог. Многие уехали, теперь тренируют в Америке, Канаде, а наш Фельцман… О, видишь, как Гошу потряхивает? Нервы. - К сожалению, двое самых, по мировому признанию, гениальных учеников Фельцмана, не смогли принять участия в съемках. - Не смогли, во как сказали! - хмыкнул Виктор. - У Юры тоже хватило здравого смысла ничего не говорить. Он тогда еще не знал, что Юра был не в том состоянии, он переживал свою личную трагедию дома в Москве. Оставшись без тренера, Плисецкий не мог решить, что ему делать дальше, куда идти и есть ли во всем этом какой-то смысл. В то время каждый переживал свой личностный кризис. Со стороны Виктор казался таким же, как и всегда. Они с Юри наконец-то открыли свою школу и набирали группу учеников по возрастам. И никому не обещали дороги в большой спорт, предупреждая сразу родителей, которые рассчитывали на немедленный результат. И первое время все шло хорошо, пока… - Они же совершенно не хотят этим заниматься, - Юри перебирал документы, когда Виктор вырвал его из размышлений. - Дети! Кто из них действительно хотел бы выйти на мировой уровень? А кто хочет, тот не имеет способностей, вот парадокс. - Меня это не остановило. - Твоя самая главная способность — заниженная самооценка. Юри, весь мир кричал от восторга, когда ты выходил на лед, но и это тебя не убедило. А эти… нет, есть среди младших несколько тех, кто лет через десять сможет участвовать в юниорских, но… «Тебе нужно сейчас», - понял Юри. Виктору просто необходимо было самоутвердиться снова на мировом уровне. - У Юры до сих пор нет тренера, - мягко намекнул он. Самому Плисецкому гордость не позволит подойти и спросить. - Юра… Вряд ли я смогу много ему дать, то, что вложил Яков уже не переделать. - Не переделывай, добавь немного своего стиля, создайте вместе нечто новое. - Ну, не знаю… - протянул Виктор, и тут же замолчал, услышав стук в дверь. Юри хотел было открыть, но муж остановил его. «Не открывай» - было сказано чуть слышно. - «Нас здесь нет» - Никифоров, открыл живо! - донесся сквозь дверь голос Милы. Виктор закрыл Юри рот рукой, чтобы тот ненароком не отозвался, затем тихо и плавно утянул с собой под стол. Там они и целовались под возмущенный громкий стук Бабичевой. - Так что не обижайся на Якова. - Я и не думал! Спасибо, что рассказал мне эту историю, - Юри пытается представить юного Виктора на фестивале рок-музыки. Надо же. - Не говори подрастающему поколению, это плохой пример. - Я никогда ничего подобного не делал. И даже не знал, что так можно было, - смеется Юри, ему на самом деле трудно вспомнить что-то такое же безумное. - Ты уехал из родной страны в Америку, разве это не многого стоит? А сейчас ты в Петербурге. Тоже не самое уютное место, хотя и романтичное, по мнению многих. - После Детройта, Виктор, меня мало что сильно испугает. Только к погоде пока не привык, но… - это вообще самая маленькая из всех их проблем сейчас. - Я люблю тебя. - А я тебя. Очень сильно. Виктор тогда думал, что Юри уже ушел домой. Он сам его отослал, мол, иди, отдохни без меня. Юри и собирался уйти, но очень долго искал в ящике стола документ, а его терять было нельзя. Бумаги нашлись, но перепутанные, так что еще ушло время на восстановление правильного порядка. Вот что значит — не любить бумажную волокиту, все потом валяется вразброс. Наконец, порядок на столе восстановился, и Юри, уже одетый шел к выходу, но услышал, как на катке кто-то катается. Виктор, зная, что кроме него никого нет, вышел на лед и выполнял комбинацию. Он все еще был в отличной форме, и как всегда прекрасен. Нарушать уединения мужа не хотелось, но оторвать взгляд просто невозможно. Юри затаив дыхание смотрел на скольжение Виктора, когда и произошло это… Никифоров хотел прыгнуть свой фирменный четверной флип, Юри видел, как он собрался, как взлетел в воздух… и упал. Первым порывом было броситься к нему и убедиться, что все в порядке, но увидел, как Виктор садится. Он чуть приподнялся, собираясь встать на ноги, но почему-то передумал и опустился обратно на лед. - Ха, я чертов гений, - Виктор лежал, раскинув руки и не собирался подниматься. - Все люди как люди, а я - гений! Он надрывно смеялся, совсем не веселым смехом. Это была истерика, он закашлялся, но смеяться не перестал. - Великий Виктор Никифоров! Ха-ха! По коже Юри побежали мурашки от ледяного ужаса. Этот смех, проникающий внутрь и заставляющий сердце болезненно сжиматься. В смятении Юри стоял, не решаясь что-то сделать. Выскочить на лед, поднять и успокоить? Обнять? В душе Юри знал, что Виктор не оценит этого порыва. Только не в этот момент слабости и душевного раздрая. Такого Виктора не должен был видеть даже самый близкий человек. Юри тихо, на цыпочках, вышел на улицу и поехал домой. Виктор вернулся через полтора часа, когда Юри уже лежал в постели, но никак не мог уснуть. Сцена, подсмотренная ненароком, не давала покоя. Что же происходит в их жизни, почему он не может ничем помочь, даже найти нужные слова не получается. А то снова все будет звучать фальшиво и лицемерно, как любит называть это муж. - Ты спишь? - прошептал Виктор, и Юри почувствовал, как продавливается матрас рядом. Самым лучшим решением показалось притвориться уснувшим, глубоко дышать и закрыть глаза. - Спишь, - заключил Виктор, прильнул к Юри и тесно-тесно прижался. Он него чуть заметно пахло коньяком. - Я справлюсь, обещаю, любимый. У меня еще есть ты... Виктор вскоре уснул, так и не выпуская мужа их объятий. Юри провалился в сон только когда первые лучи солнца начали проникать сквозь серые шторы. На следующий день Виктор предложил контракт Юре Плисецкому.