Ты — мелодия моей жизни

       Ник медленно шёл по ночному Ганноверу. В городе уже царило ощущение подступающего Рождества: в витринах магазинов, на деревьях сияли гирлянды, призывно мигая своими огоньками, повсюду играли классические, приевшиеся, но всё же создающие атмосферу песни, в воздухе витал пряный запах глинтвейна, имбирных пряников, карамели, шоколада, смеющиеся группки людей гуляли по ярмарке, закупаясь небольшими, но приятными сувенирами, даже столь редкий снег сейчас падал мягкими хлопьями, сверкая и будто переливаясь. Маленькая девочка ловила снежинки языком, пока мама не окликнула её и, взяв за руку, не повела куда-то. Парень танцевал с девушкой, не всегда попадая в ритм песни, но кружась под фонарём и улыбаясь друг другу. Уже совсем старенький дедушка стоял возле деревянного домика с подарками и выбирал цветастый шарф, проводил по наверняка тёплой ткани сморщенной рукой и, осмотревшись, спрятал его в пакет.        Всё такое красивое, а люди по-настоящему счастливые, в предвкушении скорого праздника. Нет суеты, лишь неспешное течение оставшихся недель со сладкими ароматами, знакомыми голосами певцов и выученными наизусть строчками, теплотой в душе и сердце.        Но Ник не чувствовал ничего. Если тогда, в палате, он пытался сдержаться, чтобы не зарыдать, то сейчас слёз не было, лишь тянущая пустота где-то в груди, сжимающая и не отпускающая сердце. Крис должен быть с ним. Должен идти рядом, смеяться, подпевать своим безумно красивым голосом, возмущаться из-за отсутствия шапки у Ника и натягивать на него капюшон, но всё же любоваться снежинками на волосах, а затем тащить в ближайшую кофейню греться, обнимать тонкими пальцами кружку с дымящимся горячим шоколадом и восторженным взглядом смотреть на падающие хлопья за окном. А Ник должен сдерживать желание прижать к себе, крепко поцеловать, наслаждаясь сладким вкусом и слегка шершавыми, обветренными губами.        Он не испытывал даже злости на то, что у остальных людей всё это было, они продолжали жить, радоваться, готовиться к Рождеству, любить. Лишь с неясной грустью наблюдал за прохожими, пока пустота в груди разрасталась сильнее и сильнее.        «Даже если он выживет сейчас, то это не означает, что всё закончено».        Ник не знал, чего в этой фразе боялся больше: сомнения в «выживет сейчас» или сплошной неопределённости в будущем. Да, Ник понимал, что со своим сердцем долго Крис не проживёт, но всё же это казалось лишь абстрактным числом, не ограниченным ближайшими годами. Или днями.        Нет! Нет. Никто не умрёт. Не сейчас, не в этом году и не в ближайшие лет пятьдесят так точно.        Каким-то образом, сам того не понимая, Ник дошёл до дома Нэлли. Стоило ли заходить без предупреждения? Но вернуться в пустую квартиру, где всё напоминало о Крисе, пахло им, хранило его прикосновения, Ник бы не смог. Это добило бы окончательно, размазало по стенам, без какого-либо шанса снова подняться. Если Нэлли не пустит, то он пойдёт шататься где-нибудь всю ночь, а наутро вернётся в больницу и засядет под дверью реанимации. И больше никто не выгонит.        — Ник? — Ник никогда не видел Нэлли такой замученной: без следа косметики, с кругами под глазами, собранными в небрежный пучок волосами, помятой одежде. Хотя вряд ли он сам выглядел многим лучше. — Заходи.        В квартире, к удивлению, была почти стерильная чистота. В раковине на кухне не стояла грязная посуда, на столе не валялись крошки, в гостиной на диване не разбросана одежда, а пустых кружек нигде не видно. Всё это настолько странно для Нэлли, что Ник хотел уже спросить, в чём дело, как девушка, слегка пожав плечами, сама ответила:        — Было слишком хреново, а уборка помогла не думать. Пиво?        — Есть что покрепче? — ему бы сейчас хоть что-то помогло не думать, не сходить с ума от воспоминаний их совместных вечеров, счастливого голоса, страха из-за оставленного, брошенного Криса, чужой боли. Когда Нэлли уже пошла в сторону бара, Ник мотнул головой. — Нет, давай пиво. Иначе в больницу утром не пустят.        — Не думала, что ты оттуда уйдёшь, — Нэлли, быстро вернувшись с кухни, поставила на кофейный столик пару банок. Ник хмыкнул и уже открыл одну, но всё не решался сделать глоток и вместо этого смотрел на появляющиеся капли. Правильно ли он поступил, что поддался на уговоры? Или лучше было сидеть до последнего?        — Почти выгнали. Франц сказал, что в реанимацию всё равно не пустят, а сколько Крис там будет — неизвестно. И лучше мне пойти домой.        — А как… — Нэлли замялась и опустила взгляд в пол. Ник хмыкнул: он бы тоже боялся спрашивать это. Казалось, одни разговоры о болезни Криса делали её сильнее, а парня — слабее, приближали и без того стоящую у изголовья кровати и дышащую в бледное лицо смерть.        — Держится. Из последних сил, но держится и цепляется. Даже не представляю, как ему хреново, — глаза щипало, а слова давались с трудом, но слёз не было. Они закончились в тот момент, когда открылись двери операционной, а оттуда вышел уставший Франц и увёл Ника поговорить. Сказать, что они сделали всё возможное, а дальнейшее зависит от самого Криса, от его желания и сил бороться дальше. Вот только оба понимали, что сил уже не осталось.        — Может, тебе всё же выбить разрешение, зайти к нему и поцеловать? Тогда же помогло, — Нэлли нервно усмехнулась, а Ник закрыл глаза ладонями. Как много всего произошло с того дня! И долгие попытки разобраться в себе, так и не приведшие ни к чему хорошему, и бессмысленные отношения с, кажется, Евой, и предложение разъехаться с последующей за ним попыткой суицида и клиникой… Вдруг именно это и подкосило и без того слабое сердце Криса?        — Сколько потраченного впустую времени, — Ник не замечал, что говорил вслух, но это и неважно. — Я строил из себя совершенного натурала, боялся признаться, а в итоге всё и произошло так, как должно. Только… Только зря ходили вокруг да около, теряли время. А сейчас его может и не остаться.        Похоже, в какой-то момент слёзы всё же появились. Они скатывались по щекам, оставляя мокрые дорожки, скапливались в уголках глаз и делали комнату мутной и размытой, но вытереть их не было сил. Ни на что не было сил.        — Эй, — Нэлли крепко прижала Ника к себе, гладя его по волосам, а парень даже не мог обнять её в ответ. — Всё хорошо. Ты же знаешь Криса, знаешь, он будет бороться до последнего. А это… Ну, я давно говорила, что вы два идиота. Зато у вас впереди много всего крутого, уверена, — дрожащий голос Нэлли не успокаивал. Она сама вряд ли верила в то, что говорила, понимая, насколько всё тяжело и страшно. Это походило на жуткую игру: оба знали, что впереди вряд ли ждало хорошее, но продолжали уверять в этом друг друга. Хуже становилось от мысли, что игру начал Крис. — Знаешь, — продолжила Нэлли, слегка отстраняясь, — тебе бы поспать немного.        — Как? — хмыкнул Ник, стирая слёзы ребром ладони. Он даже не представлял, как сейчас можно лечь на кровать, закрыть глаза и погрузиться в сон, когда Крис там, в реанимации, один и даже без Тотошки.        — Не знаю, но надо. Думаешь, Крис обрадуется, когда увидит тебя такого замученного? Поэтому давай в сторону душа, а потом кровати. Не обсуждается!        — Мы пиво даже не выпили, — растерянно произнёс Ник, сжимая пальцами уже не такую холодную полную банку. В последние дни он ничего не ел, а пил только дрянной кофе, но сейчас в горле стоял ком, не дающий сделать и пару глотков.        — Вылью, не жалко. А теперь иди. Или позвоню Хейю: у него методы более жестокие, — Нэлли столкнула Ника с дивана и, взяв обе банки, ушла на кухню. Чтобы Нэлли выливала алкоголь? Такого точно никогда не случалось. Хотелось ещё спросить, когда подруга обзавелась номером Хейя, но Ник решил отложить это на лучше времена. Она права: если не спать, то хотя бы просто освежиться необходимо, привести мысли в относительный порядок и понять, что делать дальше. Хотя что здесь понимать? Позволить себе порыдать под горячими струями воды, провести бессонную ночь, ворочаясь в постели, а наутро собрать себя и быть сильным ради Криса.        Уже в кровати Ник смотрел на телефон и думал, позвонить или нет Клаусу с Габи. Они обещали дать знать, если хоть что-то изменится, но могли замотаться и забыть, или же всё по-прежнему, а он сейчас позвонит и разбудит. Родителям Криса не легче, чем самому Нику.        «Привет. Хотел узнать, что там и как» — вместо звонка решил написать Ник. Ответ от Клауса пришёл быстро.        «Ещё не проснулся. Но вроде всё стабильно».        «Стабильно хреново?»        «Да».        «Спасибо. Держитесь» — Ник откинул телефон в сторону на кровати и закрыл лицо подушкой. Почему ж так больно. Будто кто-то вырвал часть тебя, лучшую часть, оставил в кромешной темноте, пустоте, без намёка на выход, заставил наблюдать, как любимый человек медленно гаснул, будто свеча, а малейший ветерок мог потушить его огонь. Навсегда.        Ник думал, что не заснёт. Слишком больно, слишком страшно, слишком много мыслей, круживших в голове и пугающих только сильнее. Но усталость оказалась сильнее, и беспокойный, не приносящий отдыха, сон настиг за считанные секунды.

***

       Ник смотрел на потолок, тяжело дышал и никак не мог отогнать от себя кошмар. Он плохо помнил, что именно увидел, но в ушах стоял монотонный писк, перед глазами — идеально ровная линия на кардиомониторе, в руке ощущалась чужая, мертвенно-ледяная ладонь. Лёгкие будто что-то сжимало, не давая вдохнуть, а сердце билось почти болезненно быстро.        Если Крис чувствовал такое почти каждую ночь, то не удивительно, почему он боялся спать.        По позвоночнику стекал холодный пот, а в мозгах копошилась противная мысль, что это не сон, далеко не сон. Но тогда Габи или Клаус сразу написали бы. Ник больше для собственного спокойствия проверил телефон и увидел там одно новое сообщение.        «Ему хуже».        Всё, что было дальше, смазалось каким-то нечётким пятном. Вот Ник оставлял записку Нэлли, в которой объяснял, куда он сбежал посреди ночи, вот пытался дрожащими пальцами застегнуть замок на куртке, но в итоге плюнул и пошёл так, вот он сжимал телефон, надеясь, что такси приедет быстро и он успеет. О том, куда именно успеет, думать не хотелось.        В автомобиле Ник нервно тарабанил пальцами по сиденью, пока водитель не попросил его успокоиться. Конечно, ведь не его любимому человеку хуже. Два слова, но как они пугали, сжимали всё внутри. А если он опоздал? И распрямившаяся линия во сне совпала с такой же линией в реальности?        В больнице в холле уже ждал Клаус. Он лишь едва заметно кивнул вместо приветствия и пошёл к лифтам, пока Ник с трудом сдерживал вопросы. Судя по красным глазам мужчины — всё намного хуже, чем хотелось бы.       — Я уже поговорил с Францем, — первым начал Клаус, устало прислоняясь лбом к стене лифта и прикрывая глаза. — Ты можешь пройти в реанимацию, но ненадолго.        — Что случилось? — запинаясь, спросил Ник, сжимая в кулаки спрятанные в карманах ладони. Боль от собственных ногтей немного отрезвляла и приводила разрозненные мысли в порядок.        Но вместо ответа Клаус пожал плечами и глубоко вдохнул.        — Я не знаю. Просто как-то резко ему стало намного хуже. Франц же предупреждал, не факт, что операция поможет.        Но как хотелось верить, что всё получится! Что та чёртова операция продлит жизнь не на несчастные несколько часов, а на многие года…        Ноги перестали слушаться ещё на подходе в реанимацию, а когда сквозь стекло Ник увидел лежащего там Криса, то с трудом заставил себя сдвинуться с места и дойти до Франца.        — Не знаю, почему я разрешаю это, — мужчина покачал головой и посмотрел на Клауса. — Вот на что ты меня подбиваешь по старой дружбе, а? Ник, можно я не буду тебе объяснять, а ты прочитаешь эту памятку и всё?        Ник только кивнул и взял брошюру, пытаясь унять дрожь в пальцах. Буквы расплывались, но нужно собраться, держаться, показать Крису, что он рядом, он спасёт. Как бы не было тяжело, Крису намного хуже.        Быстро надев халат, бахилы, медицинскую маску и кое-как запихнув волосы в даже не держащую их шапочку, Ник глубоко вдохнул и всё же зашёл. Он не видел остальных больных, смотрел только на Криса, такого бледного, что бинты на груди почти сливались с цветом кожи, такого… Безжизненного. Нет. Всё ещё живого.        Медсестра тронула остановившегося Ника за локоть и кивнула ему на стул рядом с кроватью. Ник, опустившись на него, тут же накрыл хрупкую, холодную ладонь Криса своей.        — Привет, — спустя несколько показавшихся вечностью секунд тишины всё же произнёс Ник, оглаживая пальцами ладонь. — Я знаю, что тебе тяжело, но, пожалуйста, давай поговорим? Можно не буду рассказывать всякий бред и прочее, — голос всё же срывался, а глаза нещадно щипало от с трудом сдерживаемых слёз, — а просто скажу, как сильно ты мне нужен. И как безумно я люблю тебя. Я идиот, из-за которого мы потеряли столько времени, когда могли жить, наслаждаться жизнью, друг другом. Поэтому сейчас ты просто не имеешь права умереть. Забавно. Косячу я, а всё делать нужно тебе, — Ник провёл было свободной рукой по волосам, но поздно вспомнил про надетую шапочку, едва не упавшую от этого жеста. — Но, серьёзно, тебе нельзя умирать, Крис. Я тебя ещё ни разу не вытащил петь на сцену, мы не проехались по Европе автостопом, ты не набил себе рукав, а нас дома не ждёт собака. Боги, что я несу…        Ник неосознанно вспомнил тот первый раз, когда он пришёл к Крису, лежащему в коме, как говорил с ним тогда. Это напоминало происходящее сейчас, но ощущалось не такой болью. Возможно, просто время подтёрло чувства, возможно, сидеть возле кровати любимого человека сложнее, возможно, тогда Крису не становилось хуже. Да какая разница, в чём причина? Легче это точно не сделает.        — Пожалуйста, Крис, вернись ко мне. Тебя снова поцеловать? — Ник посмотрел на маску, закрывающую губы Криса и покачал головой. — Тогда было проще.        Ник всё же встал со стула и, наклонившись и стянув собственную медицинскую маску, оставил совсем лёгкий поцелуй на лбу Криса, а затем провёл по нему пальцами.        — Всё, я сделал это, — продолжил Ник, садясь обратно и беря Криса за руку. — Теперь, как и полагается всяким спящим красавцам, ты должен открыть глаза.        Он не понимал, как у него получалось держаться и не срываться на истерику. Но осознание того, что этим сделал бы только хуже, помогало и придавало сил нести всякий бред дальше. Хорошо, что сидевший врач не обращал на них никакого внимания, хотя, даже если бы он и слушал, то плевать.        — Я… Я не знаю, что будет дальше, как мы будем жить, но вдвоём точно со всем справимся, поверь. Я по-прежнему буду писать тебе романтичные стишки, надеясь, что когда-нибудь получится убедить спеть их. А ты — возмущаться из-за сопливости, но всё же любить их слушать.        — Николас, время вышло, — Франц осторожно прикоснулся ладонью к плечу парня, а тот несколько раз кивнул, но всё же сказал:        — Пару секунд, пожалуйста, — а когда Франц чуть отошёл, произнёс: — Я чувствую, как твоё сердце бьётся рядом со мной. И так будет всегда. Не прекращай бороться за свою жизнь, пожалуйста, я поддержу тебя.        Закончив говорить, Ник поднёс ладонь Криса к губам и легко поцеловал её, уже полностью сняв свою маску. Пара слёз всё же упала на пальцы Криса. Ник собирался было опустить руку обратно на простыни, но почувствовал мимолётное прикосновение к щеке. Не случайное, а будто кто-то хотел провести по скуле, но сил хватило лишь на едва уловимое движение.        Ник не мог отвести взгляда от Криса. Он надеялся, ждал, что тот сейчас откроет глаза, но ничего не менялось, только тонкие пальцы слабо сжимали его ладонь. Но и это значило многое.        — Ничего, — снова начал Ник, облизнув пересохшие губы, — не торопись. Всему своё время. Подожду столько, сколько тебе нужно. Сейчас ненадолго уйду, но я по-прежнему рядом. Обещаю, — Ник прикоснулся губами ко лбу и улыбнулся. — Поверь в себя, и ты сможешь свернуть горы, а я буду сопровождать каждый твой шаг. Всему своё время, моё сердце…