Сейчас.
Пэт склоняется над фотографией, чуть поворачивает её к себе. Длинный ноготь с замысловатым рисунком маникюра скребёт по изображению Рики. — Она являлась частью семьи? — Да. Её звали Рика. Внутри от воспоминаний о ней только горестный нескончаемый вой. Такой, что, вырвись он на свободу из недр души Гарри, мог бы разнести все стёкла в участке силой своего отчаяния. Тёмные глаза со стальным блеском, как и у её ножей, ещё долго будут преследовать Гарри в кошмарах. — Она была чьей-то девушкой? Фраза Энди не нравится не только его напарнице. Пэт сурово поджимает губы, уязвлённая проявленной чисто мужской уверенностью, что в стае псов Рика могла выжить только будучи под чужим покровительством. Гарри реагирует хуже: он ощущает, как возвращается в мир, где тот, кто слабее, словно вещь, принадлежит сильному. Хищнику. В особняке единственной одушевлённой вещью был Гарри. Луи же не являлся заботливым хозяином, и ноющая боль в теле, с которой не в силах справиться болеутоляющие, тому подтверждение. — Никого из них не связывали романтические отношения. Рика не была просто девушкой. Она была богиней и знала об этом. Молодая, надменная и порочная. Теперь, когда её не стало, Гарри чувствует, что может проявить уважение к силе этой женщины, так и не дожившей до двадцати трёх лет. И сейчас, когда он знает всю картину до мельчайшей детали, всю подноготную этих оторванных от мира, совершенно нечеловечных людей, единственной персоной среди них действительно заслужившей смерти остаётся мама. — Вы бы ни за что не захотели встретиться с ней лицом к лицу, агент Фармер, — усмехается Гарри. — Поверьте мне. Я знаю. Напарники переглядываются, встревоженные его чуть безумной улыбкой. За окном полдень, и у Гарри ещё есть время. Пока не наступит ночь, он в безопасности от своих кошмаров, он может говорить о том, что случилось. Пока разодранные кружева и рваный бархат не затянут небо.
Тогда.
Острый, как нож, поцелуй вспорол Гарри грудную клетку, и вместо крови наружу хлынуло так долго сдерживаемое желание. Лёгкое прикосновение клюквенных губ избавило от остатков разума. Лишённый собственной воли он застонал в эти губы, умоляя их разомкнуться. В ответ на молчаливую просьбу рот Луи дрогнул, приоткрылся. Но прежде, чем Гарри смог почувствовать беспощадное жало жестокого языка, дверь распахнулась и с треском ударилась о стену. — У нас проблемы, — заявила Рика с порога, бесцеремонно вторгаясь в спальню Луи. — Мне плевать. Поцелуй оказался варварски прерван, испорчен. Хрустальный момент между ними разбился, и, должно быть, это почувствовал даже Луи: отстранился, не пытаясь поцеловать снова. Только руки на шее гладили кожу, а взгляд, туманный, потерянный в желании, скользил по груди. Таком же сильном желании, какое властвовало в теле Гарри. Тяжесть Луи на собственных бёдрах была подобна оковам, оставалось только неподвижно лежать под ним. Сжимающие горло ладони превратили власть преступника над телом Гарри в абсолютную. Жар распирал изнутри. От него кожа трещала по швам, грозясь болезненно лопнуть. Загоревшемуся огню не хватало места в венах Гарри. Пламя поглотило весь окружающий мир. Не было страха перед Рикой, не осталось присущего стыда. Ни принципов, ни морали. Только дикое необузданное желание стучало в сердце. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук. Гарри задыхался от этого ритма и от горячих ожогов, что оставляли на теле мужские ладони. Сидящий на нём Луи облизал свои губы. Словно зеркало, Гарри повторил, вызвав довольную, полную поощрения улыбку. — Второй заложник сбежал. Твоя игрушка настолько нетерпелива? Голос Рики больше не был надменным. Наоборот, Гарри услышал в нём те юные нотки, каких не хватало раньше. В сочетании с молодым лицом в этот момент она превратилась в его глазах в девушку из плоти и крови, а не в тень самой смерти, неподвластную времени. Но все эти мысли формировались в закрытой части сознания, глубоко внутри, а потом растворялись в шуме крови, в её жарких приливах по всему телу. — Луи, — Рика ещё раз попыталась привлечь его внимание. — Нам лучше найти того парня, пока он не столкнулся с мамой! Прикосновения словно склеивали их. От пальцев преступника шло тепло, и именно оно скрепляло прочнее самых крепких шёлковых нитей. Казалось, он был не способен убрать руки от кожи Гарри. Единственной движущей силой в их совместной вселенной осталось желание, которое они испытывали друг к другу. Неестественное и разрушительное. — Луи, чёрт возьми! — предприняла последнюю попытку девушка. — Очнись уже! Руки, словно сучья зимнего дерева, потянулись и схватили его за волосы. Длинные ресницы Луи взметнулись вверх, когда от внезапного вмешательства в их с Гарри игру серые глаза округлились. Оставшаяся на них побелка снегом посыпалась на кожу. Молниеносным движением он перехватил Рику за запястье занесённой руки, не позволив ударить себя, и толкнул прочь. Гарри резко выдохнул, когда тяжесть с его бёдер исчезла, и уставился во все глаза на ярость, клокочущую в собранном от напряжения теле. Девушка ударилась о стену, но не одного звука не сорвалось с губ. Только потом, когда Луи сжал кисть вокруг тонкой шеи, она захрипела. — Никогда. Не. Трогай. Меня. В голосе преступника чувствовалось нечто, наполнившее Гарри первобытным страхом. Рика дёрнулась раз. Другой. Всё без толку — хватка Луи оказалась стальной. Гарри смотрел внимательно и только поэтому разглядел блеск опасности в её чуть косых глазах. Удар в челюсть, что получил Луи от напарницы, мог бы свалить с ног мужчину гораздо крупнее. Он же лишь пошатнулся и выпустил её из своих непоколебимых рук. Гарри был готов ставить на девушке крест. Особенно когда Луи коснулся собственного лица кончиками пальцев и бросил в неё острый взгляд. Рика выпрямилась, расправила плечи. Даже полная уверенности поза не могла отвлечь от проступающих на коже пятен в форме пальцев. Вопреки всем законам человеческих отношений, Луи хохотнул. — Прости. — Ладно. Идём, — отмахнулась Рика. Луи не обернулся, никаким своим действием не дал Гарри знать, что тому делать дальше. Просто вышел за дверь, и его бодрые шаги становились всё тише. — Ты обворожил его, малыш, — заметила Рика, сверкнув чёрным взглядом, и отправилась следом. Дверь осталась распахнутой. Сквозняк холодил разгорячённую чужими прикосновениями кожу, а в голове не было ни одной связной мысли — болото из желаний и страхов, в котором Гарри увязал только сильнее. — Что же я делаю? — простонал он в унисон с шелестом полиэтилена и сел. Стыд нахлынул внезапно, утопив в пучине горечи и разочарования в себе. Губы тряслись от пережитого потрясения. Обуревавшие несколько минут назад чувства были настолько сильны, что Гарри полностью потерялся в них, перестав различать реальность и иллюзии, подаренные таймером. Его беспомощный разум, как в спасательный жилет, вцепился в эту простую, не замутнённую безумием правду. Гарри бросил опасливый взгляд и похолодел. Таймер вновь считал. Этим объяснялся его прыжок в омут желания, но легче не становилось. Пусть он смог унять стыд и недовольство собой, их место заняло привычное ледяное беспокойство. Одному из них вновь грозила смерть. И словно существование Гарри подстраивалось под дыхание самой судьбы: на нуле — вдох, тикает — выдох. Он задыхался. От скорости, с которой таймер переключался между смертельной гонкой и моментами паузы, голова шла кругом. Первым желанием стало последовать за Луи. Гарри вскочил под уговаривающий остаться шёпот полиэтилена и бросился к двери. За ней простирался длинный, тонущий во мраке коридор. Камни стен излучали угрозу так же реально, как они излучали многолетний холод из своего нутра. Звуки терялись под высокими потрескавшимися потолками, и Гарри вдруг испугался, что потеряется так же. Словно дом может его поглотить, и тогда Стайлс превратится в ничто. В ещё одну ненужную и сломанную вещицу в этом особняке, забитом ненужными и сломанными предметами. В кишках этого здания, где что-то ещё дышало, но многое — уже нет. Подтверждением по каменному мешку коридора проскользил ветер, принёс с собой шорох и запах. Тихое копошение червей в старой могиле и гниющие испарения разлагающегося трупа. Рука дрожала, когда Гарри медленно, боясь потревожить чужое, агрессивное пространство, закрыл дверь. Только щелчок, с которым она вошла в проём, снял напряжение. Страх встречи с любимой мамой псов остался снаружи. В тишине комнаты Луи можно было услышать, как билось сердце дома. Тот не скрипел ставнями, не гудел трубами, ветер не бился в стёкла окон. Особняк не звучал привычностью жилого дома, напротив, все его звуки были раздражающе дикими. Гарри убрал волосы с лица и попытался абстрагироваться, защитить свой разум хоть немного от сжимающегося вокруг него кольца безумия. Оглядев полуразрушенное пространство комнаты, он увидел ещё одну дверь и несмело направился к ней. За ней, как и ожидалось, оказалась ванная комната. Если можно было так назвать проржавевшую коробку без окон. От сырого пола поднимались споры плесени, наполняя воздух горечью и бактериями. Из-под древней, рыжей от коррозии ванны выползла жирная мокрица. Гарри передёрнуло от отвращения, когда он раздавил мерзкое существо подошвой. В голову закралась разрушающая мысль: наверняка Луи чувствовал похожее по отношению к людям, убивая. Извращённая логика находила всё больше понимания в разуме Гарри, и это пугало страшнее, чем постоянная компания смерти. Налипшая на тело грязь не оставляла выбора — Гарри повернул ржавую ручку крана, надеясь избавиться хотя бы от верхнего слоя. Трубы зашлись хриплым гудением, сотрясая весь дом и вместе с ним пугая Гарри до нервной дрожи. Вода из них хлынула бурого цвета. В первый миг её можно было даже принять за густой поток крови. — Холодная. Естественно, — прошептал напуганный Гарри себе под нос, когда насыщенный ржавчиной цвет сменился прозрачной чистотой, и он рискнул подставить под поток ладонь. Какой бы температуры вода ни лилась из старых труб, она была желанна, как ничто другое. Её мерное течение несло в себе свежесть и освобождение в первую очередь от мыслей и жара, что поселил в нём Луи. В надежде, что холод сотрёт лишние желания, Гарри сунул голову под струю. Разбрызгивая капли вокруг себя, Гарри вернулся в спальню. Время потеряло свой счёт в этой комнате, будто Луи заразил безумием сами стены, и логика реальности растворилась. Его спальня оказалась неподвластна законам Вселенной. Таймер мог прояснить ситуацию, но Гарри принципиально не смотрел на него. Не хотел усугублять и без того леденеющее в груди беспокойство. Он натянул свою грязную рубашку на с трудом отмытую, до сих пор прохладную от ледяной воды кожу и прикрыл чёртовы цифры. Руки замерли на поясе джинсов, и сам Гарри застыл изваянием. Сердце рванулось испуганным голубем в горле. В дверях стояла Рика. Глаза с косым кошачьим разрезом впились в него недобрым взглядом. Тишина застыла в центре пыльной комнаты. Напряжённая тишина, какая бывает перед прыжком хищника на свою добычу, перед тем моментом, когда острые зубы лишат жизни несчастную жертву. Мягким движением девушка прикрыла дверь и прошла в спальню, не издав ни звука. Опущенные вдоль тела руки были показательно расслаблены, но Гарри уже видел, с какой скоростью она способна вытащить спрятанный в складках одежды нож и как безжалостно готова отнять любую жизнь. Гарри сглотнул, слишком громко для этой напряжённой тишины, и вдруг ощутил себя мышкой в каменной ловушке дома. — Ты ещё жив. Страх толкнул в спину, заставил сдвинуться с места, будто это могло избавить его от внимания преступницы. Жар, поднявшийся от самых ступней, высушил остатки влаги на теле. Капли ледяной воды испарились с разгорячённой кожи, будто не желали становиться свидетелями его погибели. Рика сдвинулась в ту же сторону, полностью отзеркалив движение. Гладкость, с которой она перемещалась, несла в себе смерть. — И даже не истекаешь кровью, — тёмный взгляд лишь на секунду скользнул по застеленной полиэтиленом кровати и вернулся к лицу Гарри. Более испытующий и непонимающий. — Что в тебе особенного? Вместо ответа Гарри плотнее сомкнул губы. Не потому, что боялся отвечать. Просто им овладело неудержимое желание закричать, позвать Луи, чтобы тот нарушил эту игру в кошки-мышки, что затеяла Рика. В какой момент из похитителя Луи вдруг превратился в спасителя? Сердце верило в его защиту, в иллюзорные узы таймеров. Было ли дело в поцелуе или в понимании их связи? Времени рассуждать не оказалось. Рика приблизилась на расстояние вытянутой руки, и только угол кровати разделял их. На такой дистанции было чётко видно следы, что оставили пальцы Луи на её шее. Гарри внимательно смотрел на эти пятна, избегая встречаться взглядом с её заинтересованными глазами. Она будто пыталась вывернуть его душу наизнанку, вытряхнув из неё все секреты, словно с пыльного дна старого мешка. — Не нужно, — сорвалось с губ Гарри. Не стон и не шёпот. Рика приподняла брови, и впервые с момента появления в комнате на её губах мелькнула улыбка. — Не нужно чего? Я ещё не обозначила своих намерений. На деревянной полке по-прежнему лежал пистолет Луи. Возможно, в его обойме ещё оставались патроны, возможно, Гарри смог бы понять, как спустить курок, возможно, он бы даже попал в цель. Эта мысль исчезла так же внезапно, как пришла: всё, чего бы он добился, бросившись вперёд, — острая сталь между лопаток. Надежда оставалась лишь на возвращение Луи. Словно сама судьба втолкнула его в комнату. Преступник появился с грохотом распахнутой двери и принёс с собой влажный запах леса, мох и грязь на изношенных подошвах кед. Плечи украсили свежие, едва кровоточащие царапины. — Рика! В этом заключалось первое отличие девушки от Олли: она не вздрогнула, не замерла. В карих глазах вспыхнул разочарованный огонёк, да и только. Страха перед гневом Луи не было. — Ты привёл его? На долгое мгновение она задержала красноречивый взгляд на Гарри, безмолвно обещая ему продолжить прерванный разговор, и только потом отвернулась, смело встречая раздражение Луи. — Я нашёл следы. Они уводят вверх, в горы. Возможно, к реке. — И ты не пошёл за ним? Чёрт возьми, Луи! Что с тобой? Впервые за утро выдержка изменила ей: Рика сжала ладони в кулаки, впиваясь короткими ногтями в собственную кожу. — Олли приведёт заложника, я дал ему след, — Луи, казалось, уже и думать забыл о ней, смотрел лишь на своего пленника. Выражение его лица неуловимо изменилось, и тот же ток, что пробежал между ними в туалете поезда, возник снова в захламлённой спальне. — Если ты не веришь в его способности, иди и помоги. Злой хлопок двери, с которым Рика покинула комнату, сорвал тормоза. Гарри почувствовал боль в затылке и лопатках. Грубые руки Луи прижали его к стене и обездвижили. Следом пришла острая боль укуса. Гарри закричал. Звук голоса, хриплый и надрывный, оборвался резко. Губы Луи уничтожили его, оставив в воздухе только задушенный стон. Рот наполнился горячей влагой, чужой язык настырно проник глубже, а Гарри оставалось только молиться о том, чтобы это была не кровь. Но привкуса соли и металла не было, только горький пепел, а боль потихоньку рассеивалась. Гарри попытался вывернуться, чтобы вдохнуть немного воздуха, и почти услышал скрип собственных костей в хватке преступника. Давление было такое, что казалось, Луи мог бы с лёгкостью переломать ему кости, сжав свои пальцы ещё чуть сильнее. Гарри замер, не желая испытывать судьбу. Свобода пришла внезапно: преступник отступил на шаг, и в лёгкие сиплым вдохом ворвался кислород. Пока Гарри хватал его открытым ртом, ловкие пальцы Луи стянули рубашку с его плеч. Клюквенные губы коснулись одного плеча, потом другого, даря ласкающие прикосновения прохладной коже. Гарри оставалось только недоуменно моргать и принимать. Боль прошла, и осталось только тихое эхо, вовсе не слышное за возникшим между ними жаром. Руки Луи справились с молнией джинсов и стянули их до лодыжек. Ощущение сквозняка на коже отрезвило, наполнило стыдом. Гарри зажмурился и попытался натянуть вещь обратно. С силой погребального камня стальная рука вжалась в его грудь, не давая наклониться. Луи припечатал Гарри к стене и внимательно принялся разглядывать. — Ты такой чистый, — завороженно прошептал он. Кончики пальцев свободной руки коснулись плеча, ключицы, дотронулись поочерёдно до затвердевших сосков Гарри. — Ни рубцов, ни шрамов. Прикосновения текли по коже, словно раскалённая лава. Дикий напор лишал воли, отрезал любые попытки к сопротивлению. Гарри оставалось хватать широко раскрытым ртом воздух, которого в комнате, полной разбитых окон, не оказалось. Луи вновь приблизился вплотную. Пряный запах его кожи заполнил всё пространство вокруг Гарри, поместил его в клетку своего магнетизма, заставил подчиниться. Поэтому, когда преступник прижался бёдрами, и сквозь тонкую, растянутую ткань его штанов Гарри почувствовал возбуждение, во вселенной не осталось ничего, кроме твёрдой плоти. Стайлс его хотел. Так, как не хотел никогда и никого в своей жизни. До стиснутых от отчаяния зубов, до неконтролируемого горлового стона. Было практически неважно, что химия между ними, скорее всего, — заслуга таймера, непродуманная попытка судьбы сблизить зависящих друг от друга людей. — Мы это исправим, — промурлыкал Луи. Гарри потерялся в творящемся с ним хаосе. Он едва смог взглянуть на интимно касающегося его мужчину, в тёмно-серую мглу этих глаз, на приоткрытые в вожделении губы. Смысл сказанного достиг сознания с опозданием, но угроза набухла в воздухе, почти осязаемая. Оттолкнуть. Ударить. Бежать. Ни одно из этих побуждений, таких естественных при грозящей опасности, не привело Гарри в чувство. Его парализовало отчаянное желание. Ничто не имело значения, кроме скользнувших в его рот пальцев и жадных зубов на подбородке. Боль вернулась. В этот раз горячей жидкостью на его коже была не слюна: Луи сжал зубы на свежем порезе, что оставило его лезвие, и тот закровоточил. Гарри широко распахнул глаза и уставился в серый от времени, потрескавшийся потолок. Он хотел насладиться ласками в полной мере, но вместо этого получил только порцию боли. Зато преступник практически скулил от удовольствия, уткнувшись ему в шею. Влажные пальцы расчерчивали узоры по обнажённому торсу Гарри. И ниже. Изо всех сил пытаясь вернуть себе контроль над собственным телом, Стайлс пропустил тот момент, когда потерял всего себя окончательно. Пальцы Луи скользнули между его ягодицами. — Нет, — выдохнул Гарри и вопреки словам сдался. Луи вжал его лопатками в стену, забросил дрожащие ноги себе на талию. Его член, сдерживаемый только тонкой тканью, упёрся Гарри в промежность. Стайлс полностью оказался в ловушке Луи: видел только расширенный зрачок, вытеснивший своей тьмой серую радужку, дышал воздухом, что выдыхали клюквенные губы. Ещё до того, как член вошёл в тело раскалённым железом, до грубых толчков, до неистового исступления Луи Гарри растворился. Каждый тоненький волосок на его теле, каждый дюйм кожи был невыносимо чувствителен. Таймер сыграл с ним злую шутку, полностью подавив волю, и Стайлс раскрылся навстречу той испорченной страсти, что кипела внутри преступника. Осталось только распирающее ощущение чужого члена, ритмичная боль, запах пота от разгорячённого тела под пальцами, сокровенный мускусный аромат секса. И миллиарды звёзд под закрытыми веками.