Сейчас.
Лёгкое головокружение преследует Гарри с тех пор, как он очнулся в своей белой палате. Оно не отпускает вечерами, когда он ложится в постель, отгоняя ночные тени кошмаров, не отпускает ярким днём на людном проспекте. Пэт уходит за ланчем, Энди присаживается на подоконник и приоткрывает окно. — Я покурю? — спрашивает он. Гарри безразлично кивает; всё внимание занимает шум простуженной улицы, ворвавшийся вместе со сквозняком в окно. — Вы удивительно сильный, — принимается рассуждать Энди, цедя дым между зубами. — Пройти сквозь такое испытание и не слететь с катушек. Кто бы ещё мог… Гарри смотрит на свои пальцы, на идеально чистые ногти — грязь и кровь остались в прошлом — и хочет усмехнуться. Смог ли он? Определённо, нет. Но агенту Фармеру лучше не знать, насколько сильно пошатнулся весь внутренний мир, как на пепле прошлого Гарри Стайлса Луи удалось выстроить совершенно новую личность. — Естественно, не обошлось без слёз, без злости и битой посуды, но всё это, кажется, было тысячу лет назад, — врёт Гарри. На самом деле там, в особняке, Луи заставил его сбросить всё лишнее, очиститься до бойцовского веса. Только поэтому он пришёл на допрос, заставил свои ноги передвигаться в сторону полицейского участка, а не в ужасе бежать прочь. Опустившись по спирали деградации в самый низ, теперь он ясно видел себя нового. Но ни в коем случае не собирался показывать агентам. Медленно, чтобы не потревожить швы и внутренние повреждения, заживающие на теле, Гарри снимает кофту. Стягивает левый рукав, потом — правый. Под белой тканью рубашки заметны бинты на запястье. Под ними болит сильнее всего, но Гарри не думает об этом. Только не об этом. Запрокинув голову, он чувствует прикосновение ветерка, смешанного с сигаретным дымом, будто Луи ласкает его снова. Зажмурившись, Гарри наслаждается этим маленьким обманом и почти верит в него: напрягается спина в ожидании щелчка резкой боли, шрам на горле ноет. Оставленные отметины зовут своего хозяина, но больше некому прийти и насытить их страсть. Луи разбудил Гарри и тут же покинул. Злость плещется в венах вместо крови. На смену привязанности, Гарри боится, медленно приходит ненависть. Чёртов Луи.
Тогда.
Тонкой струйкой солнечный свет пролился на лицо Луи; каким-то неведомым образом пробился сквозь густые кроны многолетних деревьев и ворвался в это тёмное и мёртвое место. Кожа, подсвеченная солнцем, казалась болезненно серой. Голубые с искрами глаза очень близко. Клюквенные губы всё шептали: «Особенный, особенный…» Гарри хотел оттолкнуть безумие, что заглядывало ему в лицо. Пальцы дрогнули на опущенных плечах Луи, мышцы напряглись, и только секунда отделяла его от инстинктивного движения. Один толчок и поворот корпуса: Гарри смог бы сбежать дальше отсюда и попытаться забыть. Но ветер хлестнул по щеке, приводя в чувство, и вместо того, чтобы отринуть случившуюся катастрофу, Гарри впустил её в себя: прижал преступника к груди крепче. — Это случилось только с тобой? — в пропахшие никотином волосы шепнул он. Пальцы ласкали спину поверх толстовки. Гарри интуитивно угадывал напряжённые мышцы и старался разгладить их подушечками. — Нет, каждый из нас. Луи был тихим, потерянным. Словно ребёнок, он положил свою голову на плечо Гарри и замер. Вокруг пахло влажной землёй и чем-то неприятным: густым, застоявшимся. Глупо было надеяться, что так пахнет вода в колодце, но Гарри отказывался допустить хотя бы тень мысли о том, что там, внизу, в темноте — останки детей. — Поэтому пальцы Олли такие? Интуитивно Гарри бросил взгляд на колодец, на острые сколы камня, о которые можно было так пораниться. В голове никак не укладывалась жестокая правда, услышанная от Луи. Сквозь шелест окружающего леса реальность твердила о том, что так не бывает, в мире не может существовать такой жестокости. — Он пытался отгрызть их, потому что был голоден. Никто не проводил в колодце столько времени, сколько провёл он. Близко, очень близко, Гарри почти угадал. Вот только каким бы диким ни было его предположение, настоящая причина оказалась в разы страшнее. — Наверное, он сидел там так долго от того, что не мог решиться расстаться с братом. — Братом?! — ахнул Гарри. Слишком громко для мёртвого колодца — оттуда вернулось едва слышное эхо. Словно с того света. — Не знаю точно, — выдохнул Луи, как будто пытался сбросить надоевшую тяжесть. — Он не рассказывает. Горячее дыхание у ключиц стало более частым. Луи словно готовился к чему-то, вёл негласную борьбу с собой и своими страхами, а Гарри терпеливо ждал. В сложившейся ситуации он мог разве что покорно слушать, впитывая трагедию в себя вместе с запахом гнили. Исправить произошедшее уже никто не был в силах. — На самом деле важно лишь то, что он всё-таки вылез, — философски заключил Луи и покинул предоставленные ему объятия. Медленно, словно каждый шаг отдавался тупой болью внутри, он подошёл к краю колодца. — Всё, что было в этой вонючей темноте, осталось там навсегда. Приглушённое биение двух живых сердец в центре сгустившейся смерти заглушал апрельский ветер. Солнце отчаянно боролось за возможность осветить этот сырой кусок земли, но ельник не оставлял шансов: раскидистые лапы переплетались крепко, будто нарочно мешая свету. Утихающие страх и потрясение оставили внутри Гарри пустоту. В неё звонко, словно в колодец камушки, падали секунды времени. Тяжёлые, полные фатальности. — И до вас кто-то был? — выдвинул он предположение тем тоном, каким обычно обсуждают новости, не касающиеся напрямую. — Да, многие. Они погибли, — Луи поднял комочек земли и чуть приплюснул его между пальцами. Грязь добавилась к засохшей крови на коже. Гарри, наблюдая за ним, не решился представить себе, до чего ещё когда-либо дотрагивались эти пальцы. — Жизнь коротка. Луи неохотно делился подробностями: словно он не желал говорить об этом, но не мог остановиться. Связь тянула откровения из горла. — Никто не приходит сюда, кроме меня, — пёс хмыкнул и отправил комочек земли в колодец. Плеск от его падения на дно проглотил налетевший порыв ветра. — Глупцы, для которых тяжесть прошлого неподъёмна. Луи отвернулся от раскрытой пасти колодца и без тени страха облокотился о его скользкие края бёдрами. Взгляд задержался на Гарри, но не выражал ровным счётом ничего, и продолжил путешествовать по смыкающейся кромке леса. Преступник закурил и, испуская сигаретный дым, продолжил говорить. — Поэтому мама говорит, что я самый сильный из них, — Гарри услышал скепсис в голосе и тут же уловил его отблеск в небесной лазури глаз. — Но, по правде, я что-то оставил там, в мутной воде. Потерял. — И приходишь сюда, чтобы найти? Притворяться неиспуганным получалось на удивление легко. Гарри тоже подошёл к краю, заглянул внутрь, но не увидел ничего, кроме поблёскивающей темноты. И хотя его пальцы дрожали от ледяного ужаса, голос не дрогнул. Да и пугало его не само место, не Луи. Пугала история, случившаяся много лет назад. Ещё ни разу в своей жизни он не сталкивался с более изощрённой и лишённой сострадания жестокостью. — Те немногие секреты, что нельзя просто держать в памяти, часто хранятся в старых коробках из-под обуви, между корней деревьев, в заброшенных местах. Вроде вот этого, — Гарри тоже прислонился бёдрами к краю, полностью скопировав позу Луи. Только сигареты в его пальцах не было. — Ты прячешь то, что потерял, сам от себя. Щелчком Луи отбросил её, движением, которое для Гарри стало привычным всего за пару дней. Сигарета прочертила дугу, разбрасывая искры, и, шипя, приземлилась во влажную траву за краем проклятого круга. — Ты нравишься мне, — отрешённо произнёс преступник. Ладонь коснулась бедра Гарри — мышцы тут же напряглись, и всё тело тряхнуло, словно от удара током — и поползла выше. Луи касался его, будто по привычке, расслабленно и естественно, и всё увеличивал в крови градус электрических искр. Когда ладонь накрыла пах, Гарри уже был возбуждён и готов на всё, хотя преступник едва дотронулся до него. — Не люблю безжизненный запах наших игрушек, их настороженное отчаяние в глазах, — он оказался между раздвинутых ног Гарри, лицом к лицу, ни на секунду не прекращая массировать твёрдый член сквозь плотную ткань. — Ты не похож на них. — Луи… Казалось, он не желал Гарри зла, просто ничего не мог поделать. Мысли в его голове щёлкали, переключаясь с огромной скоростью. Они не позволяли сконцентрироваться на чём-то конкретном, не позволяли утонуть. Способ самозащиты, выработанный сознанием. Луи с жаром брал всё нужное, чтобы забыться, отвлечься. Тело Гарри было нужным. Пистолет в его руке не оказался неожиданностью. Холодное дуло ткнулось в щёку и сползло к краешку губ. Гарри попробовал ещё раз достучаться до замутнённого очнувшимися кошмарами сознания, но вместо этого смог издать лишь неразборчивый звук — ствол скользнул ему в рот. Место вокруг было подлинно диким, естественным в своей разрушенной природе, так же как и Луи. Свободный от оков морали, он вбирал по капле вменяемость Гарри, заменяя её своим сумасшествием. Прошлая жизнь, приемлемая, но скучная, не становилась более наполненной, а разрушалась, уступая место новой. Гарри не мог бы ручаться, что она будет длинной. Конец маячил совсем близко: знакомство с псами могло привести лишь к смерти. Страха не было, только возбуждение. Оно накрыло с головой, словно старый полог вдруг упал на неожидающего Гарри. Лёгкие наполнились густой тягучей пылью, Стайлса слегка оглушило, и полностью пропала ориентация в пространстве. Луи резко дёрнул рубашку вверх, чтобы оголить спину; пальцы тут же коснулись кожи. Горячие. От металла во рту слюна стала кислой, но всё происходящее каким-то непостижимым образом заводило. — Ты не такой, как они, — снова прошептал похититель, втянул носом воздух у самой кожи Стайлса, заставив того вздрогнуть. Звук этот был страшнее выстрела, что мог бы прозвучать в любой момент. И снести Гарри голову. Вопреки разочарованному стону своего заложника Луи отстранился с деловито-безразличным видом, вытащил пистолет из влажных губ. Тонкая, будто паутинка, ниточка слюны потянулась за тёмным смертоносным металлом дула, но почти сразу порвалась. — Просто связь. Гарри попытался взять себя в руки, но голос заметно дрожал. В горле пересохло то ли от вкуса пистолета, то ли от горячих прикосновений, оборвавшихся так внезапно. Луи изумлённо глянул в ответ, но ничего не ответил. Его нахальная улыбка была красноречивее любых слов: ”уверяй себя, ягнёночек, но мы оба видим правду” кричала эта ухмылка. — Ты не ребёнок, — с жалостью констатировал Луи и резко схватил за горло. Пальцы вдавились в кожу, принеся с собой уже привычное ощущение боли. Лёгкий толчок, и Гарри почувствовал, как за спиной разверзся зев колодца. Пёс держал его слегка наклонённым в эту тьму, но не отпускал. Жерло дышало. Гнилая вонь поднималась вверх и накрывала Гарри, лезла в нос и, кажется, в каждую пору его кожи. Мерзкая вонь. Вонь смерти. — Я не ребёнок, — едва смог выдавить Гарри, хватаясь за запястье держащей его руки. — К сожалению, — кивнул Луи. Сожаление — это то, что отражалось на всегда живом лице Луи. Крайняя степень сожаления. Преступник действительно сокрушался мысли, что, даже толкни он Гарри в колодец, рождения не произойдёт. — Я бы хотел, чтобы ты стал одним из нас, — честно признался Луи, когда отпускал его. Гарри мягко коснулся своей шеи, проверяя, и тут же сделал несколько шагов в сторону от мерзкого места. — Я бы хотел сделать тебя сильнее! Беспокойство вернулось в его напряжённую, покрытую шрамами и отметинами фигуру. Луи расхаживал взад-перёд в двух шагах от Гарри, а небо над ними потемнело и стало похоже на полированную медь. Мир словно сузился до этого проклятого места, сжался, подслушивая. — И, чёрт возьми, как назло, нет ни времени, ни врагов! — сокрушался Луи, покусывая нижнюю губу. В глазах сверкало электричество навязчивой идеи. — Это не нужно, — попробовал успокоить Гарри, перехватить мятущееся запястье и остановить эту суету. — Я смогу защитить тебя и не будучи одним из вас, — честно, проникновенно глядя в глаза, уверил Гарри. Луи остановился и раздражённо выдернул руку. Злой на себя. — А я тебя смогу? Гарри не собирался обдумывать то, что случилось у колодца, не собирался проводить параллелей или давать своим чувствам названия. Их с Луи не связывала любовь — сильнейшая на планете эмоция, та самая мотивация, что может заставить идти на безумства. Тем не менее его решимость спасти Луи любой ценой лишь росла и росла с каждой проведённой рядом секундой. Следуя за ним обратно в холодный дом, Гарри не спускал глаз с расправленных плеч. Напряжение покинуло фигуру, словно единственное, что было нужно — это рассказать историю и выпустить страх наружу. Луи вышел из проклятого мамой места обновлённым. Гарри тоже был обновлён, но изменение это касалось его души, полной теперь сострадания ко всем псам в странной семье. Чувство опасное и подталкивающее к краю пропасти. Знакомые каменные ступени привели их с Луи к невиданной доселе части дома, к новой комнате, полной ещё больших секретов. Луи открыл дверь и впустил Гарри первым в спальню мамы. Там было пыльно. И сумрачно. Жалящий взгляд тут же кольнул Гарри в лицо, и он поспешил опустить глаза в пол. Агония от внимания мамы была такой же достоверной, как и при первой встрече за столом преступников. Дыхание растворилось в мерцающих пылинках, и осталась только гулкая пустота. Мама прижала к губам сухую руку, словно не смогла сдержать удивление при виде Гарри, но не произнесла ни слова, не обратилась к нему. Зато не обделила вниманием Луи. — Слышала, у нас ещё один гость, — прошелестел её голос. Утопающая в кресле фигура казалась совсем щуплой, тонула в рваной обивке и напяленном на тело тряпье. Гарри отошёл в сторону, чтобы не привлекать излишнего внимания, но быть незаметным среди псов, живущих столь уединённо, не оказалось возможным. Рика то и дело бросала взгляды украдкой, рассовывая ножи по складкам одежды, а мама и вовсе не отводила обезличенного взгляда. — Я поймаю его, — пылко воскликнул Луи. Гарри перевёл на него свой взгляд и забеспокоился. Нельзя было его отпускать сейчас, никак нельзя. — Ты, я вижу, слишком увлечён своим новым другом, — мама выразила лёгкое разочарование, лишь слегка сдвинув брови ко лбу, и Луи тут же покрылся жарким румянцем. — Прости, я сейчас же исправлю свой промах. Такой маниакальной преданности, что горела в голубых глазах в это мгновение, Гарри не видел никогда в своей жизни. Луи был готов к действию по одному лишь полувзгляду, готов был рисковать и умирать за одно лишь слово. Власть этой странной, страшной женщины оказалась беспредельной. В распоряжении Гарри не было времени и возможностей, чтобы побороться за душу Луи. Рика стянула футболку, абсолютно не стесняясь присутствующих в комнате людей, словно в её голове и мысли не было о возможном сексуальном напряжении. Гарри не хотел её, несмотря на холодную, какую-то возвышенную над миром красоту, но взгляд всё равно скользнул с изящных женских плеч вниз. Два белых шрама крест-накрест пересекали её обнажённую грудь. Закрыв глаза, Гарри мог в полной мере почувствовать вкус отвращения, горький пепел на губах и языке, возникающий при мысли о том, что все они, убийцы и похитители, были лишь детьми, волей случая попавшими в руки настоящего чудовища. Он открыл глаза и посмотрел пристально на маму. Она ответила и, кажется, прочла его мысли. Губы дрогнули в злой усмешке, маска тленности и отрешённости на миг спала с лица. — Вы не можете отправить Луи в лес, — твёрдо произнёс Гарри, обратив на себя внимание всех присутствующих, но глядя лишь в блёклые глаза мамы. — Вы же видите цифры на его запястье. — Рика защитит его, — безразлично пожала плечами женщина. Гарри обернулся к Луи в поисках понимания, но прежде, чем с губ успела сорваться мольба, Рика изумлённо ахнула, натягивая на руки тёмную кофту: — Лучше страх, чем уверенность, Луи. Ты позволил игрушке слишком многое. Угроза бухнулась в центр комнаты, словно метеорит из космоса, и Гарри почувствовал волны жара, что расходились от неё в пространстве. — Он не игрушка, — точно заведённый, повторил Луи и протянул руку. Рика вложила в неё ещё один пистолет. — Я вернусь позже, ягнёнок. Дорогу к комнате найдёшь сам. Слова проникли сквозь заторможенность и беспокойство, когда Луи и Рика достигли двери. В один единственный удар сердца Гарри нагнал их, схватил Луи за плечо, рывком поворачивая к себе. — Ты не можешь бегать по лесу без оглядки на таймер. Время близится! — прикрикнул он. Истеричные нотки прорвались сквозь обретённое было спокойствие и вновь разбудили страх. — Я пойду с тобой. — Со мной? — удивился Луи. — Ты обуза. Останься, и я вернусь быстрее. Дверь захлопнулась, а Гарри так и остался стоять, пялясь в рассохшееся дерево тупым, бессмысленным взглядом. Мама позади него зашелестела тряпками, поднимаясь со своего гнилого трона. — Не лезь ему в душу. Лучше побереги свою. Слова змеёй поползли по пыльному полу, но Гарри был готов. Он много раз видел это безразличие, прячущееся под маской родительского покровительства. Не только Луи так беззастенчиво использовали. — Вы не любите его. Это всё ложь. Мама засмеялась, но в комнате не было никого, кто мог бы услышать яд и жестокость в этом смехе. Гарри широко раскрыл глаза, боясь моргать: свежие воспоминания о его безжалостном отце ждали возможности проникнуть в разум и отравить. У Гарри едва хватало выдержки, чтобы противостоять одному чудовищу. Двум он бы ни за что не смог сопротивляться. — Луи, он… Мама задумалась на мгновение, подбирая слова, посмотрела на Гарри полным снисхождения взглядом, прежде чем продолжить. — Он — горящая конструкция с периодом полураспада плутония. Слишком недолговечный, чтобы прожить дольше тридцати. И ты ничего не можешь с этим поделать. Уровень жуткого и театрального гротеска спал, и Гарри смог увидеть перед собой искусного манипулятора, ловкую воровку душ. Белёсые глаза на мгновение прояснились, посмотрели неожиданно пронзительно, но спустя короткие секунды их вновь заволокло туманом летаргии и апатии. Гарри так и не понял, смогла ли эта женщина сохранить свой разум под маской зловещей мамы, или роль давно поглотила её. В любом случае вопрос был не в ней. Гарри не собирался на него отвечать, не хотел лезть глубже в чёрную душу в поисках ответа. Цифры на запястье молили спасти Луи. Только его одного.