Сейчас.
Аккуратный и опрятный Гарри сидит на стуле прямо, несмотря на боль, что норовит скрутить его пульсирующей спиралью. Манжета отглаженной рубашки прикрывает место, где под бинтами эхо таймера — агония. Гарри не рассказывает агентам о связи, что была у него с одним из псов. Он знает, что они сделают, когда узнают, ну, или думает, что знает, а этого достаточно. Тайна прячется глубоко в его душе, без единого шанса увидеть однажды свет. Но теперь, когда смерть прибрала к когтистым рукам всех детей жуткой мамы и её саму, имеет ли значение то, что он скрывает? Несомненно — для самого Гарри, но не для мира. После смерти псов тот вдохнул с облегчением, будто сбросил тяжкую ношу, избавился от затянувшейся проблемы. И никакого значения не имеет их прошлое, страшное испытание в колодце, что сделало из детей животных. Гарри испытывает жалость, и, может быть, этих воспоминаний глубоко в нём хватит, чтобы уважить смерть Луи. Чтобы сохранить частичку его. — Гарри, меня не оставляет ощущение, что вы что-то скрываете, — честно признаёт Энди. Сигарета в его руках ожидающе тлеет. Стайлс поправляет пальцами с чистыми ногтями идеально отглаженную ткань. Он не пытается спрятать таймер, которого больше нет. Это не самая страшная тайна, которую он хранит. Только он. Погибший от пули Лиам оставил после себя спокойствие. Секрет, которым он наградил Гарри, оказался надёжно спрятан с этой трагической смертью. Душа превратилась в мавзолей, где среди костей псов хранится в неизвестности самое грандиозное разоблачение десятилетия. — Я не вижу смысла пересказывать раз за разом об унижении и боли, которым подвергся, — Гарри прикрывает правдой ложь. — О внутренних делах я не знал ничего. Всего лишь заложник. — Но вас не убили. — Просто повезло дотянуть до конца. Интервью, на которое его так настойчиво пригласили стражи порядка, затягивается. Вечер становится всё насыщеннее, а усталость в теле — заметнее. Гарри хочет поставить на паузу поток их профессионального любопытства и собственное опасное лавирование в нём и отдохнуть. У него нет сил, чтобы рассказать правду, у агентов — чтобы понять её. Гарри хочет домой, хочет в своё убежище от реальности, в которой нет Луи. И только немного жаль, что нет возможности поделиться. Самую малость. Ведь грандиозность истории Лиама легко соперничала с тайной мира, созданного мамой. И сосредоточение всего этого — Луи. Чёртов центр Вселенной.
Тогда.
Минутная стрелка на старых часах, только чудом до сих пор идущих, достигла полудня и двинулась дальше. День разгорался ярче, неумолимо приближая вечер. Гарри только мельком увидел циферблат, слетая вниз по каменной лестнице. Звук его шагов — топот, полный ярости и отчаяния. Несмотря на опасность, Луи отправился в лес, даже не выслушав, не обдумав. От безнадёжности, вгрызающейся в душу, хотелось разбиться, разшибиться об одну из холодных стен. Но на слабость не было времени. Гарри остановился у деревянного стола, за которым вчера обедал с преступниками, и огляделся: слева — дверь, и по отсутствию окон в стене было похоже, что не наружу. Ещё несколько гулких шагов в пустом огромном холле, и Гарри толкнул дверь. Он не ошибся и оказался на кухне. Цифры на запястье продолжали растворяться. Чем жарче светило апрельское солнце, тем меньше их становилось. Тик-так, тик-так в голове. Звук приближающейся судьбы, с которой Гарри приходилось бороться. Хотя в глубине суетливо бьющегося сердца он не верил никому, даже себе, тем более странному заложнику, представившемуся Лиамом; на деле же ждал нападения только от Зейна. Может быть, чутьё, подаренное таймером, а может, уверенность Луи пропитала его, не важно. Важно было найти способ защитить и защититься. Дерево странно пахло, горчило на языке и под пальцами, пока Гарри судорожно выдвигал один старый заедающий ящик кухонного гарнитура за другим. Внутри звенели и шелестели разные старые мелочи, брошенные тут Бог знает когда и ставшие незаметными кусочками жизни псов. Вряд ли даже нужные. Судорожно, сквозь дрожание пальцев и холодные удары уставшего бояться сердца, Гарри перебирал предметы один за другим, пока в ладони не оказалось то, что нужно — ржавый нож для свежевания. На покрытой пятнами поверхности можно было прочесть историю его использования: как раз за разом он взлетал вверх, чтобы опуститься вниз, срезать полоску сухой плоти цвета старой жевательной резинки. Ничто против пистолета Зейна, но, как ни странно, Гарри почувствовал успокаивающее тепло в груди, взяв выщербленную рукоять поудобнее. — Как воинственно. Голос нарушил тишину, и от неожиданности Гарри вздрогнул. Когда он повернулся, то страх немного отступил: Олли стоял у стены, сложив опущенные руки в замок перед собой. Не самый страшный из обитателей дома теперь. Нижняя губа всё равно предательски подрагивала, поэтому Гарри поджал рот, будто был недоволен. — Я должен спасти Луи. — Да, Луи, — преувеличенно понимающе протянул преступник. — Я уже понял, что вы с Луи каким-то неясным, неведомым мне образом крутитесь вокруг друг друга, будто Солнце и планета. Олли оглядел оставленный бурной деятельностью Гарри беспорядок — выдвинутые ящички и открытые шкафчики — но не потребовал вернуть кухне первозданный вид. Казалось, его мало волновало чужое хозяйничество тут. — Но я бы лучше подумал о том, как спасти себя, — сказал он, косясь на Гарри с ухмылкой. — Что в этот раз? — левый глаз нервно дёрнулся, хотя угрозы уже должны были стать нормой, даже приесться. — Я скажу тебе честно, просто потому что ты нравишься мне. Кажется, мама возлагала надежды на цифры Луи, и они точно не были связаны с живучей назойливой игрушкой. Какой бы важной ни была информация, так щедро предоставленная Олли, Гарри не мог поднять свой взгляд, посмотреть в раскрашенное болью лицо. Да, преступник имел полное право злиться. Оно скопилось сгустками засохшей крови под кожей, проглядывало сквозь заплывший глаз, пряталось за опухшими разбитыми губами. Луи хорошо поработал, донося до соратника истину — Гарри не очередная игрушка в их холодном доме. — Мне… жаль. Олли покачал головой и засмеялся так, как смеялись все псы. Как смеялись бы голодные упыри, а не люди, подумал Гарри и тут жё одёрнул себя, укорил. Всего лишь невинные дети когда-то. Это не их выбор. — И всё-таки что же такого в этих цифрах? Как они работают? Преступник протянул руку и коснулся запястья Гарри, мягко и словно бы боязливо. Стайлс не дёрнулся в сторону, позволил подушечкам чужих пальцев, шероховатым от обращения с оружием, погладить чёрные контуры. Всё это время он украдкой поглядывал на ужасные повреждения лица Олли, действительно болезненные на вид. Тот тяжело дышал, будто даже стоять неподвижно было больно. Из груди при глубоких вдохах раздавался хрип. Стоя на расстоянии нескольких дюймов, Гарри чувствовал запах крови. — Я сам виноват, — хрипло каркнул Олли, действительно напугав Стайлса. — Не нужно смотреть с такой жалостью, я просто не должен ставить под сомнения слова Луи. Никогда. Субординация внутри их маленького отряда была действительно жёсткой и несгибаемой, хотя на первый взгляд абсолютно отсутствовала. Каким-то интуитивным образом они отдали власть Луи, и так же негласно он её принял. Гарри интересовало, почему отношения псов сложились именно этим образом, ведь в каждом из подросших детей был тот стержень, закалённый тьмой и вонью колодца. Может, именно борьба за лидерство отколола Зейна? Гарри нахмурился, сжал пальцы сильнее на деревянной рукояти. Каждый раз вспоминая тёмные, упрямые в своём желании достичь цели глаза, он чувствовал неприятный холодок, бегущий по пояснице. Олли оскалился, заметив отрешённость ушедшего в себя Гарри. Где-то в лесу закричала дикая птица, ветер налетел, заставив деревья шуметь, но ничто не могло пробиться сквозь пелену в пространстве: Стайлс забыл обо всех и вся, пытаясь проникнуть в глубь замысла судьбы. К сожалению, в его голове до сих пор царствовало тупое непонимание: Гарри абсолютно не представлял куда двигаться дальше. Тем временем Олли потерял остатки своего терпения, или боль стала невыносимой: он приподнял руку от запястья и коснулся щеки, провёл согнутыми пальцами по коже. Гарри вернулся из задумчивости, но не отшатнулся, только посмотрел непонимающе. В мутных глазах больше не было желания, только вспышка сожаления, но она исчезла до того, как Гарри смог действительно её разглядеть. Олли ушёл так же, как пришёл: тихо и неслышно. После него остался запах замёрзших зимой хвойных иголок — иногда так пахла кровь для Гарри — и разлившееся грязной лужей сожаление. И никакой уверенности в себе. В рассохшейся от времени и бесконечных дождей раме окна чернел лес. Полдень прошёл и забрал с собой яркий свет, уступив место густеющим теням. Враждебно скрипели толстые стволы, пугающе кричали птицы где-то в шелестящих кронах. Всем своим видом лес предупреждал, предостерегал — Гарри не должен был соваться в его тёмную гущу в поисках, потому что рисковал потеряться сам. При подобном раскладе, блуждая в потёмках среди деревьев, он уж точно никак не мог бы защитить Луи. И оставалось сидеть за холодной каменной стеной, с отчаянием и немым призывом глядя в окно без стекла, сжимая пальцами крошащееся дерево рамы. Но лес шумел почти насмешливо. Минуты шли и сменялись часами, а кроме постоянно повторяющихся лесных звуков на улице не было слышно ничего необычного. Луи и Рика не возвращались. Мысль о том, что лучше дождаться мужчину в спальне, подальше от оставшихся в доме обитателей, показалась правильной, но Гарри не последовал ей. Напротив, он выбрал третий вариант — отправился исследовать загадочные и опасные уголки особняка. Рика — единственная, кого Гарри боялся теперь — ушла вместе с Луи. Олли потерялся в переплетении коридоров, спрятал свою боль и беспомощность в одной из старых комнат. Мама не причинила бы Гарри вред самостоятельно: занавес упал, и Стайлс хорошо видел слабость в сухих крючковатых кистях. Она предпочитала загребать жар чужими руками. Поэтому какое-то время он бродил по каменному полу с оглядкой на таймер, слушая гулкое эхо собственных шагов, без лишних мыслей в голове, пока не набрёл на эту комнату. Дверь со скрипом отворилась, впустив его в кладовую времени. Казалось, это место скопило в себе все кусочки бесконечного отрезка чьей-то жизни. Или, может, нескольких. Повсюду валялись старые игрушки, одежда и обувь. Потрёпанные книги, пахнущие пылью и гниющей бумагой. Кухонные приборы и принадлежности для ванны. Выглядело впечатляюще и одновременно с тем до дрожи в пальцах пугающе. Но нахождение в доме псов отучило принимать страх всерьёз: Гарри шагнул внутрь комнаты, с интересом оглядываясь. Каждая из безделушек кричала, умоляла обратить на неё внимание: потерянные и забытые, оставленные на пожирание времени, они молили о неравнодушии. Шорох среди трупов ненужных теперь вещей испугал. Гарри вздрогнул, тут же обернулся, предпочитая встретить опасность лицом к лицу — вот только позади никого не было. Лишь шелестел на сквозняке целофановый пакет, зацепившийся за ножку старого, почти развалившегося стула. Сверху на том, ожидая, когда дерево рассохнется и импровизированный трон рухнет, стоял стеклянный шар. Гарри подошёл ближе, осторожно коснулся игрушки. Пыль осталась на пальцах, но он даже не обратил на это внимания: кровь и грязь уже впитались глубоко. Стоило поднять шарик, как внутри взметнулось облако снежинок. Терпеливо дождавшись, когда буря из блёсток уляжется, Гарри обнаружил внутри дом. Не просто дом — уменьшенную копию именно этого особняка. Он видел фасад лишь единожды, но вряд ли смог бы теперь его не узнать. Или забыть. Даже спрятавшаяся под стеклянным куполом миниатюрная версия выглядела обезличенно и холодно. Самое то для семьи, нашедшей здесь пристанище. И прежде чем мысли смогли обрести глубину, за спиной вновь со скрипом открылась дверь. Не было хрипа Олли или волны кататонического ужаса, исходящего от мамы. Также это не был Луи. Гарри закрыл глаза, вдруг осознав, что оба они оказались неправы и цифры сегодня принадлежали ему. Позади был некто незнакомый, чужой, со слишком тихими для простого человека шагами. Стайлс позволил шару выскользнуть из пальцев, скатиться с руки. Он знал — когда тот упадёт на пол, то разобьётся на тысячу осколков. Мир разобьётся, снежное небо расколется, позволив небесам истечь на паркет, и времени останется совсем немного. Звук бьющейся игрушки вернул в реальность застывшее было время, и Гарри медленно повернулся. У его ног поблёскивали в последнем, самом тусклом вечернем свете осколки и растекалась лужа, а прямо напротив, глядя безучастным взглядом на разлетевшийся мелкими кусочками шар, стоял Лиам. В руке он сжимал такой же старый, непригодный больше нож. — Лиам. Кивок был полон безразличия настолько, насколько Гарри удалось в короткую секунду времени обуздать своё удивление, выдать его за безучастность и отсутствие интереса. — Гарри, — не остался тот в долгу, кивнув так же медленно и лицемерно. Нож в твёрдой сильной руке чуть дрогнул и опустился тупым лезвием вниз. Гарри тоже опустил свой, но пальцы на рукояти сжал сильнее. В вечернем свете трудно было разглядеть мельчайшие детали силуэта напротив него. Их разделяла комната и вихрящаяся в воздухе пыль, а также тяжёлый полумрак, но Гарри приметил усталость тёмной окантовкой вокруг глаз и множество красных царапин на лице и шее. Лиам, как и говорил Луи, прятался от них в лесу. Но как он смог остаться ненайденным так долго? Это интересовало Гарри сильнее остального. Даже сильнее, чем вопрос о том, почему сейчас он прямо здесь. Не подавая виду о том, что имеет намерения выяснить загадку личности Лиама, Гарри спросил: — Как тебе удалось сбежать из камеры? — А как тебе удалось выжить? Собственная выдержка впечатлила Гарри: ему даже удалось выдавить кривую улыбку. Слишком стройный ритм сердца и полное отсутствие тревоги в крови удивляли. Неужели Луи добился своего и страх больше ничего не значил? — Ты не обычный заложник, — тем временем произнёс Лиам, пытаясь нащупать опору для будущего разговора. То, что он хотел именно говорить, Гарри увидел в окончательно опущенном ноже и расправленных плечах. Из всей фигуры ушло первое напряжение, и теперь в карих глазах осталось только нетерпение и лёгкое обречённое недоверие. — Как и ты. Гарри тоже опустил свой нож, спрятал его за пояс на спине и прикрыл разодранной рубашкой. Не то чтобы это оружие действительно могло его спасти. Скрежет и скрип — звук, с которым мозг Гарри искал ответы — казалось, разносился далеко за пределы его черепной коробки и наполнял комнату. Но Лиам не слышал, он так и стоял, впиваясь взглядом, надеясь на что-то, одному ему известное. — На самом деле я предложил себя вместо той беременной девушки не из благородства. Я хотел оказаться здесь. — Зачем? — изумился Гарри и тут же одёрнул себя, добавил более спокойно. — По какой причине? — Я сел в тот поезд только потому, что знал — они тоже там будут. — Тебе нужно то, что они украли? С задумчивым видом Гарри глянул в окно, на гаснущее небо, потом принялся разглядывать осколки на полу. На самом деле ничего из этого он не видел: всё его внимание сосредоточилось на собственных мыслях и предположениях. Почему-то он не верил, что Лиам расскажет ему правду, а потому старался разглядеть её между строк, в пустотах пауз между словами. Гарри до сих пор не знал, что Луи присвоил себе в том охраняемом вагоне: ни после ограбления в лесу, ни позже в доме он так и не увидел цель их дерзкого нападения. И только один вариант вырисовывался в голове, да так ярко, что затмил любые другие — это могло быть только оружие. Ничто другое. Казалось верным, ведь псам не нужны были деньги. Насколько Гарри успел уловить, они уважали только силу. Только приобретённую с её помощью власть они считали настоящей. — Работаешь на военных? — с независимым видом спросил Гарри. Дело принимало ещё более опасный оборот: вмешательства третьей стороны, стороны закона, он не хотел. Улыбка Лиама расползлась по лицу, стала широкой, но не достигла глаз. — Бери выше. Разговор стоил внимания: Лиам оказался честен, и Гарри подошёл поближе. Он всё ещё не понимал, что значили два брошенных невзначай слова, только разглядывал с уже нескрываемым интересом незнакомца. Вихри даже не мыслей, лишь их мелких и разрозненных обрывков, хаотично крутились в голове. Среди них не было догадки, но мужчина перед ним устал ждать и сам ответил на свою загадку. — Я работаю на королевскую семью, Гарри. Я детектив. — И почему же ты так легко мне это рассказываешь? — Стайлс не поверил. Не вязалось с общей картиной мира, что сложилась за последние три дня в маленьком мирке, управляемом мамой. Что могло понадобиться обычному детективу среди банды действительно опасных преступников? Если он вычислил их до того, как сел в поезд, то должен был просто сдать властям. Видимо, круговорот мыслей отразился на лице: Лиам шагнул ближе и схватил Гарри за руку. Подушечки его пальцев были такими же грубыми, как у Луи, такими же истёртыми обращением с оружием и закалённым в ближних боях. Пахло от него той же силой и несгибаемой волей. — Я знаю, что ты думаешь: почему обычный детектив захотел сюда попасть, в это место смерти и разложения, откуда нет выхода? — Лиам обвёл взглядом захламлённую старыми вещами комнату, а потом испытующе уставился замершему Гарри в глаза. — Но я не просто детектив, я лучший во всей Британии. И я почти раскрыл дело последнего десятилетия. — Пропавший принц, — задохнулся осознанием Гарри. Пространство вокруг подёрнулось пеленой, пошло рябью. Его сердце мгновенно разогналось до скорости света, уже почувствовавшее то, чего разум ещё не мог постичь. — Именно! Я знаю, где он, знаю, кто он. А ещё есть ты! И ты поможешь мне убедить его вернуться. Гарри не знал, был ли он болен или стресс и переутомление подогнули колени. Он упал на стул, жалобно скрипнувший под весом человека, и хотел закрыть глаза, хотел спокойствия и одиночества. В голове стучали огромные часы: бом! бом! Их секундные стрелки неистово тикали, время нагоняло. — Почему я? — механически заскрежетал голос в глотке, вовсе не похожий на его обычный медленный тембр. Пальцы пауками поползли по запястью, перебирая ткань рубашки. Лиам так и не выпустил его руки из своей и сейчас со знанием дела закатывал рукав, являя взору цифры. Гарри мог только молча смотреть на их мерное изменение, вторящее неумолимому тиканью внутри него. — Потому что вы с ним связаны, чёрт возьми! За окном внезапно померк свет дня, растаял окончательно, и Гарри показалось, как бывало глубоко в детстве после маминых похорон, что солнце больше никогда не вернётся. Истина обрушилась на него ночной тьмой, в которой было слышно лишь дыхание Лиама и бесконечное пугающее тиканье. Луи — пропавший принц.