Каждый день пятница

So I’m never gonna dance again The way I danced with you

Диктофон пришлось искать по ящикам, потому что Эшли часто выбивает память. Приходя в офис, она бросала вещи в разные стороны, ложилась в кресло и долго мычала, пока не наберется сил существовать. Маленькая серенькая штучка, больше похожая на детский пульт от телевизора, валялась между бумагами в первом выдвижном ящике. Она все бросила в сумку, по пути к лифту натянула куртку с шарфом и нажала на кнопку. На SNL она часто ходила, сидела в первых рядах, стояла с другими журналистами у входа; происходящее ее не удивляет, пугает, или еще что-то. Лишь небольшой переход с актеров на певцов, ведь певцами занималась другая девушка. Что с ней случилось? Почему Стайлс попал в список дел Эшли? В лифте снова играет песня из восьмидесятых. Девушка ее не знает, не замечает, смотрит куда-то вверх. Строит планы на вечер и понимает, что лучше чем придти домой и лечь спать ничего не намечается. Н-е-ет, недописанная статья… Эшли вздыхает. Короткий звонок и лифт останавливается, впуская внутрь молодую девушку. А другая молодая девушка уходит, не видя перед собой ничего. Проходит мимо ресепшена, деловых людей на кожаном диванчке и заходит в вращающуюся дверь. Под конец марта погода решила вспомнить о весне. Чистое небо, приятный, хоть и прохладный ветер, и солнце где-то ярко светило за вышками. Эшли только ускорилась, как перед носом пробегает собака, и ей приходится затормозить. Черно-белый смарт стоял на обочине, как и ряд других машин, которые решили сделать из велосипедной дороги парковку. Штраф не вписывают, значит нормально. Осталось десять метров, и какая-то брюнетка с хвостиком протягивает Эшли рекламу. Она берет гладкую блестящую бумажку и выкидывает в мусорку, стоявшую как раз рядом с машиной. Садиться на горизонтальную поверхность и закрывать глаза — ее хобби. Сиденья повсюду слишком мягкие, чтобы сразу начинать работать и двигаться. Сперва, может показаться что Эшли равнодушная скотина. Мимо проезжает зеленая машина, выпустив столько дыма, что девушка перестала видеть дорогу на секунду. Столько же разъедающего дыма и в ее голове, что ничего не видно, но она продолжает упорно вслепую идти. Нет, все же она знает дорогу. Двигатель издает глухой звук. Еще раз, еще раз. Она поворачивает ключ. Эшли застывает, продолжая крепко держать ключ воткнутый в отверстие у руля. Взгляд удивляется сам по себе, спрашивая машину «Да ты что, серьезно? Давай сегодня без шуток». Еще раз повернув ключ, маленький и милый смарт продолжал обиженно гудеть. Эшли пнула по педалям и замахнулась на руль, но в итоге медленно и спокойно положила на него руки. Злобный, очень раздраженный вздох. Она торопливо открывает дверь и, вроде бы, выходит, но захлопывая дверь, захлопнула вместе с ней шарф. Может показаться, что вселенная такая же равнодушная скотина. Она стоит, стоит, вдыхает и выдыхает, наблюдая за проезжей частью. Вот троллейбус проехал, трамвай остановился. Люди сидели на остановке, кто-то бежал к остановившемуся трамваю. Кто-то стоял с шарфом, захлопнутым дверью. Эшли снова открывает дверь, конец шарфа летит к ногам и дверь захлопывается нормально. Заглянув под капот, Эшли поняла, что ничего не поняла и зашагала на остановку. Может показаться, что она — уставшая от мира всезнайка, но на самом деле, она ничего не знала. Весь день обещал быть убитым и воронкой смытым в унитаз, потому что на автобусе ехать в двадцать раз дольше. И еще девушка по-королевски не любит автобусы, но это не важно. Эшли решила пройтись до квартиры, которая находилась от редакции в двух кварталах и переодеться: подышать свежим воздухом (нет), размять ноги (нет), тем более по такой прекрасной погоде в кой-то веке (нет, ей плевать). Ее квартира на втором этаже белого здания, и она не помнит, пользовалась ли когда-то лифтом. Из подъезда выходила девочка с собакой, и Эшли воспользовалась моментом, проскользнув внутрь. Куда вообще спешить? На интервью? Совещание в редакции? Да чтоб оно все. Ей не дают спокойно открыть почтовый ящик. Сосед, который работает водолазом подстроился рядом и начал что-то плести про недостаток мест на парковке. Эшли вежливо кивает и говорит, что она спешит кормить кошку норвежской лесной породы, а у них особый рацион, так что… У нее нет кошки. Дома она переодевается и звонит в ближайший автосалон, у которого обеденный перерыв с двенадцати до пол первого. Придется отвозить машину завтра, ведь сегодня вечером она будет трупом лежать лицом в кровать. Ах, нет. Незаконченная статья. — Да, спасибо. Я привезу машину завтра, — тихо вздыхает Эшли и бросает телефон на диван. Потрачено полтора часа. Ей все равно. Уже чуть меньше все равно. Когда затормозил автобус, она зашла в первую дверь, отдала за проезд и взялась за поручень в центре салона транспорта, ведь конечно, места заняты. Она старалась не думать. Ни о брате, на чей звонок Эшли не ответила, ни о брате, о брате, о брате… Ее устраивало делать вид, что она коренная американка и на вопрос «Бруно? Это итальянское?», улыбаться и хмуриться. Нет, не итальянка. Пока нет. Уже нет. Она не хочет быть девушкой из Италии, если семья, как громадные противные комары, прилетают к ней в самый неподходящий момент и кусают, пьют кровь. Это выбешивает, рано или поздно. Быть одиноким волком практичней, если ты не безхарактерная размазня. Смерть в семье особенно встряхивает отношения. Автобус резко, со свистом тормозит на красном, и все стоящие зомби пошатнулись вперед. Мужик за Эшли матернулся. Эшли не реагирует. Только осторожно подходит к выходу и ждет, когда автобус снова элегантно остановится. Ее остановка — в семи минутах от съемок сегодняшнего шоу, и, как только ее белая маленькая кроссовка наступает в грязь, в кармане звонит телефон. Она бы разозлилась, правда. Она бы подняла руки к небу и спросила: «Да ты чего там?», если бы она не наступала в грязь каждый день, и не мыла вручную кроссовки каждый день. Во всяком случае, телефон звонит. И она уходит от остановки. — Что? — Эшли, — хнычущий голос пищит и настораживает девушку. Звонила Миранда. — Он такой козел, ты не представляешь, — девушке казалось, что ее мобильник начал истекать соплями подруги. — Он мог сказать по телефону, понимаешь? Не приглашать меня в кафе и в живую, просто в лицо… — Стоп-стоп, — она сама слушает свой голос и останавливается, оглядываясь по сторонам, — у тебя уже было свидание? С этим военным? — С этой скотиной, ты имеешь в виду? — сопливый голос рычит в трубку. Движущаяся толпа обходит Эшли, как мелкий ненужный камень в ручейке, а она продолжает стоять, потому что Миранда на эмоциях, значит все случилось только что и она не в порядке. Она не дома. Где-то на просторах Нью-Йорка. Девушка закатывает глаза, стонет про себя. — Да, я это имею в виду… — Мне нужно поговорить с тобой, пожалуйста… — А мне нужно работать, Миранда, пожалуйста. — Ты не представляешь, — сказала Миранда во второй раз за столиком в кафе, в который она заставила придти Эшли и поговорить. Она позволила выбрать Эшли самой кафе, которое не очень далеко от конечной цели. И вот, они, сидят у окна, и Миранде совершенно все равно. Она рыдает и утирается салфетками, которые ей давала подруга, — я прихожу, а у него сразу такое лицо прискорбное, знаешь, — она разводит руками и бросает взгляд в окно, — будто он мою собаку задавил и пришел извиняться, — красноволосая аккуратно тыкает в критичные места под глазами и шмыгает носом. Салфетки на столе закончились, и Эшли достала другие из свои сумки, протягивая Миранде, — я думаю, ну ладно, может у них подводная лодка утонула, вот он и грустный. Эшли смотрит на подругу с таким же скисшим лицом и вспоминает свою учительницу по английскому, которая в свободное время ныла о своих бывших отношениях с мужем. Делала параллели с Perfect Continuous и его переездом к сестре. Эшли думает, как эти две вещи вообще связаны? — Подводные лодки и созданы, чтобы тонуть, — едва двигает губами Бруно и глубоко вздыхает, пялясь на салфетки. Ей они нужны. — Плевать, — грубо отвечает Миранда и бросает вымокшую салфетку на стол, — Главное, что он нашел какую-то профурсетку и теперь влюблен в нее. А со мной быть, знаешь, как он сказал? — усмешка, — «Это как смотреть на горизонт, ждать знакомые паруса и в итоге, просидеть на песке вечность». Я для него не живое существо, а паруса. — Это метафора. — Заткнись, — по-дружески, конечно, бурчит. — Разве он ждал меня? Это я ждала его. Чистой салфеткой девушка пыталась отчистить грязь с кроссовки, но подошвы все равно оставались заметно черными. И по боками следы. Миранда продолжает нести эмоциональную ахинею и ей не важно, отвечает ли ей Эшли. Главное высказаться рядом с чьим-то плечом. Две недели назад она застала своего бойфренда стриптизера в постели с другой стриптизершей, но тогда Эшли могла только пожать плечами и спросить: «А чего ты ожидала?». — Слушай, мне надо бежать, — внезапно прерывает беспрерывный поток слов и встает с места, — Надо взять интервью у Гарри Стайлса, и если я этого не сделаю, скорее всего, Алан уволит. — Гарри Стайлс? — тоненьким голосом переспрашивает Миранда и оборачивается, так как Эшли уже отошла от столика, — Можно с тобой? — Нет. Ты — домой. Мыться и спать. — Но я… — Спать. Миранда старше своей подруги на шесть лет, но все никак не научится справляться с ежемесячными трагедиями, парнями, и ритуалами после расставаний. Эшли даже не встречалась так часто, но знает каждый этап только из-за этой… влюбчивой. Ноги срываются на бег; девушка отодвигает рукав и смотрит на часы. Вроде даже ничего. Ей видно за углом толпу у входа. Нет никаких красных дорожек, мерседесов — просто куча народу. Фанатов, журналистов, папарацци — неясно. Единственное, что она сразу понимает: она не протиснется. Даже пытаться не будет всех расталкивать и сувать ему диктофон под нос. Когда он остановится у какого-нибудь микрофона, Эшли мигом подскочит к нему и включит диктофон. Фанатов нет, у всех фотоаппараты и камеры. Эшли поднимается на носочки и смотрит на железную дверь. Задний вход. Обычно, она стояла у главного. Почему все у заднего? Все уверены, что он выйдет с заднего? Интересно. Отодвигает рукав, смотрит на время. Время подходит, он должен выйти. Но он выходит только спустя десять минут. Что дальше? Давка, естественно. Если бы не охранники, расчищающие дорогу перед Гарри, его бы сожрали или убили своими камерами. Эшли несколько раз подпрыгивает, валится на спины других журналистов, слышит миллион голос за раз, на ее спину валятся другие тяжелые люди, но апокалипсис длится несколько секунд. Так как охранники представляли из себя прочное ограждение, Гарри просто прошел к подъехавшей черной машине и сел в нее. Эшли успела увидеть кусок его белой рубашки и волосы, развивающеися на ветру. Чувствовала ли она что-то, как нормальный человек? Предвкушение? Радость? Живот скручивало? Перед каждой встречей с звездой она поражалась, ведь видела звезду и это потрясающе. Она никогда не волновалась. Быть журналистом и волноваться, еще не хватало. Так и сейчас: да, Гарри Стайлс прошел мимо. Такое случается. Но с работы увольняют не каждый день. Автобус два часа стоял в пробке, и у Эшли успела заболеть задница от сиденья, у которого отвалилась мягкая поверхность, но она не ощутила боли. Головная боль перевешивала. Да, Гарри Стайлс просто прошелся от двери до машины и не остановился отвечать на рассыпавшиеся вопросы. Девушка не особенная. Такое случается. Случается. Ах, фантастическое интервью. Настолько фантастическое, что его не было. В итоге Эшли опаздывает, прикатив обратно в офис в полшестого. Собрание закончилось час назад, а она весь день проездила по Нью Йорку, увидела волосы Стайлса, испачкала кроссовки и вернулась. Офис пуст. Вечер пятницы. Слышно работающий ксерокс: кто-то любит свою работу. Сегодня, это не Эшли. Завтра, это не Эшли. Послезавтра, может быть, если ее не вытурят на улицу, но пока — не Эшли. — О, Бруно, какие люди, — слышится за спиной, не успела девушка немного пройтись по редакции. Испачкать им тут белые полы, твою мать. — Решила заглянуть на работу в кой-то веке? Низкий стервозный голос Лили. У девушки нет нервов на нее, но она медленно разворачивается, готовая развалиться на части в любую секунду. — Да. Скучно дома сидеть. — Мистер Гарсиа ждал тебя на совещании. А ты не пришла, — вытянула губки, цокнула языком. Лили стояла в слишком наглой позе со скрещенными руками на груди. Еще и в женском деловом костюме. — Разочарование. Видишь, — она кладет указательный палец к глазу и тянет его вниз по щеке. — Я думаю, вам было чем заняться, — Эшли пытается с улыбкой уйти в офис. — О, да, не сомневайся, — продолжает. Девушка застыла спиной. Не уходит. — Я предложила новый проект. Теперь каждый редактор должен написать две страницы о феминизме. В горло Эшли будто выжали лимон, и она морщится, разворачиваясь снова. — Феминизм? — Мистер Гарсиа одобрил, так что, будешь возникать — лифт там, — она снова поднимает вверх свой накрашенный черным указательный палец и улыбается одним уголком рта. Честно говоря, Лили и Эшли — давно соперницы. Они давно воюют. Неприязнь сразу родилась, как только они столкнулись на первом совещании. Лили она показалась слишком охреневшой, а Эшли… то же самое, в принципе. Только она не ищет проблем. Она не ржет над чужими проблемами, ведь над своими ржать кто будет? — Ты так хорошо выглядишь, — отвечает сарказмом, и блондинка сразу же сужает глаза и собирается ими стрелять. — Похудела, подстриглась. Новый стиль, — Эшли кивает. — Я бы не дала больше тридцати. — Мне двадцать четыре. — Мои соболезнования. — Ты отсюда вылетишь, Эшли Бруно, — срывается девушка с места и летит к Эшли с вновь вытянутым указательным пальцем. — Язви сколько хочешь, но я жду от тебя мейл до завтрашнего утра. Если я не зарыдаю при прочтении, пеняй на себя. — Конечно. — А твои статьи о Лоуренс и Гарри Стайлсе ждет Алан. Тик-так, пупсик, — она проходит мимо Бруно, намерено сильно задев плечом. — Тик, — наклоняется на кой-то черт и идет передом, — Так. Да она же чокнутая! Было бы смешно за ней наблюдать, если бы Лили не была права. У Эшли абсолютно ничего не готово. Как объяснять ситуацию с проклятым Стайлсом? Это он, я не виновата, никто не взял интервью, он просто сел, просто уехал, я не Алану удрученно вздохнет и скажет «уволена». А пока, Эшли будет спать в офисе.