Великолепная семерка

      День у Чонгука не заладился с самого утра. Был вариант выспаться, но кое-кто (не будет Чонгук показывать пальцем, хотя это был Рэпмон) принял, видимо, решение всю посуду на кухне перебить – снес полку и расхерачил в итоге все кружки, которые были у бантанов в наличии и на этой самой полке спокойно сохли, не подозревая, что на них надвигается угроза в виде лидера. В итоге: кто бежит в магаз за кружками, потому что утренний кофе как бы никто не отменял? Правильно, самый мелкий бежит. А то, что у макнэшечки-солнышка хронический недосып на почве активизировавшихся мыслительных процессов – то как бы пофиг всем.       Почему макнэ даже после жесточайших тренировок и почти полного изнеможения на почве «Рейнизма» не может уснуть – тому есть одно простое объяснение: Тэхён. Тэхён – это теперь личное чонгуково проклятье, его личный сорт зарина или каких других отравляющих веществ нервнопаралитического действия.       С ним рядом вообще невозможно находиться. Эта привычка его дурацкая лбом тереться о твою голову, челкой своей щекотать. Ну кто так делает??? Тэхён делает. И всегда делал. И ничего, всех умиляло. А вот Чонгук не намерен этого терпеть. Что он, ребенок что ли? Может хватит? Надо его с нуной познакомить от греха подальше. Пусть на нее тратит все свои няшности и сенсорные глупости! Маньяк мануальный!       Так он думал, пока тащил в общагу пакет с новыми кружками. Так он думал, пока выуживал из-под кровати свои кроссовки, которые думал, что потерял, потом плакал, что потерял, потом решил, что хрен с ним, что потерял. У него своя шкала: принятие-депрессия-похуизм. Так он думал, пока ехали на съемки, а Тэхён почему-то в другую машину сел. Так он думал, пока в кресло стилиста в гримерке сел Тэхён, а поднялся из кресла опять Ви. Пиджак сверкает, глаза его черные, будто дымкой затянутые, этот блеск подхватывают и вокруг дисперсно распыляют. И взгляд Ви блядский-блядский… Зачем он так?       У Чонгука на выступлении все – и кровь, и пот, и слезы. Потому что вот он Ви, такой близкий и так рядом гибко танцует, двигает по телу, ощупывает себя руками, подставляется под хосочью ладонь. А Чонгук – так себе: и пиджак не сверкает, и прыщи на щеках повысыпали.       И когда световые пушки дают секунду передышки и глаза могут хоть что-то различить в зрительном зале, Гукки опускает взгляд и видит первую линию фанатов, вдруг выхватывая в толпе лицо своей нуны.       Еще раз цепляется за нее и после, уже во время Fire, в этот раз намеренно, находит ее и уже умудряется разглядеть табличку с фоткой Ви, которую она сжимает в руках. С фоткой Ви. Она сюда ради Ви пришла, чего непонятного! И тут у Чонгука крышу рвет. Он оборачивается на Тэхёна – а Тэхёна куражит. Он прыгает над поверхностью сцены как одержимый, он улыбается презрительно набок, и кажется Чонгуку, что это он над ним смеется, язвительно так усмехается. Смешно ему.       К концу выступления злость Гукки улетучивается вместе с последними силами. Он едва переводит дух за сценой, пот градом течет. Ви рядом пытается отдышаться. - Знаешь что, - вдруг выпаливает Гук. – Помнишь, я рассказывал тебе про свою нуну? Ну ту, в лагере? Ви поднимает глаза на Чонгука, а взгляд такой…нечитаемый… - Которую ты трахнул? – ржет он очень по-доброму, фыркая в рукав, - Или она тебя? И опять ржет. И Чонгук не знает, чего ему больше хочется – вмазать по накрашенной роже или расплакаться. Но не делает ни того и ни другого. Просто говорит: - Ага. Она здесь сегодня. Хочешь, познакомлю? И Ви кивает. Как-то обреченно, если Гукки не показалось.       И Гук посылает нуне в какао сообщение о том, куда и когда ей следует подойти.       А потом наблюдает со стороны, как нуна, смущаясь, теребит свою табличку с фоткой Ви, а Ви, такой высокий рядом с ней, опираясь рукой о стену, нависает своим сверкающим пиджаком, что-то говорит с улыбкой, наклоняется к ее уху…       И Чонгук разворачивается, бежит в туалет, запирается в пустой кабинке и почему-то плачет.