Великолепная семерка

      Шуга фанючил. Он вцепился глазами в монитор и дико фанючил на бантанят. Вглядываясь в кадры с красной дорожки, где его ребята сейчас отдувались без него и за него, он готов был рыдать от восторга, разглядывая Чимина. - Мой малыш… - сам себе удивляясь, бормотал Юнги. Сердце сжималось, билось, толкалось в грудную клетку изнутри, как бы говоря, мол, выпусти меня, засранец, раз ты ничего не в состоянии сделать сам.       Юнги, конечно, многое мог сам. Но, во-первых, больное ухо не советовало этого больше делать, а во-вторых, широко распахнутые испуганные и злые глаза Чимина то и дело вспоминались Юнги и заставляли трепетать от беспокойства.       Ребятки выступили безупречно. Правда, без задора, что тут же отметили нетизены в комментариях к видеотрансляции. В выражениях, конечно, не стеснялись, как обычно. Особенно крыло от их предположений насчет причин и подоплеки нелегкой судьбы шугиного уха. На некоторые, особо извращенные, Юнги даже пару раз зарделся как зашуганная первокурсница… Зашуганный Шуга… Не так и далеко это от истины.       А когда из недр сценических люков в заливном красном свете начал подниматься на сцену Тэмин, у Шуги самого дух немного перехватило. «Дело только в Тэмине?» - вопрос менеджера не давал ему покоя все эти дни. Дело в Тэмине. Все-таки дело в Тэмине…       Этот парень был так красив, так спокоен и невозмутим, что с первой секунды хотелось сдаться в плен ему со всеми своими сахарными потрохами. Тэмин медленно поднял взгляд, и Юнги резко вдохнул от навернувшихся на глаза слез. Никогда ему не стать лучше Тэмина в глазах Чимы. Это богичное существо, казалось, совершенное в каждом своем несовершенстве, двигалось, раздвигая воздух, разрывая резкими движениями рук лучи прожекторов, и с каждым его движением шансы Юнги все уменьшались.       К моменту появления Чимина на сцене Шуга уже впал в состояние, близкое к буйному помешательству – он сидел на краешке стула, стиснув ладонями собственные бледные щеки, покачивался вперед-назад, рискуя в какой-то момент дернуться и просто влететь лбом в монитор.       Полосатый шелк струился по плечам Чимина, его рукам, расходясь и снова сходясь на груди. Спущенные рукава, расстегнутые манжеты. Трогательное тонкое существо извивалось на сцене, вскидывая светловолосую голову, рваными движениями ощупывая себя в танце. И каждый раз, когда запрокидывалась его голова, подставляя софитам перехваченную полосатым шелком нежную шею, Юнги тихо поскуливал.       Момент, когда лицо Чимина появилось на экране крупным планом, и он лениво поднял голову и улыбнулся совершенно блядски, глядя, кажется, прямо Шуге в глаза, стал решающим. - На хуй, блядь… - бормотал Шуга, впихивая ноги в кроссовки. - Сука, я тебе покажу, лыбишься тут мне на весь экран, - возмущался он, вбивая в смартфон адрес для заказа такси. - Выебу и все, а там – хоть трава не расти, - набирался решительности внутри Юнги скрытый сексуальный маньяк, пока он ехал в теплом салоне такси. - Сука-сука-сука…. Чиминская сука… - почти плакал влюбленный подросток внутри невозмутимого свэг-свэг-рэпера.       И хорошо, что его лицо было известно в этом здании, где проходили съемки, каждой собаке, потому что пропуска, как бы, никто не отменял, а Шуга, так-то, в последнюю очередь о пропусках сейчас думал. - Мама, твой сын – гей! - пыхтел он себе под нос, трусцой пересекая огромную парковку перед входом в здание. – А хули тут стесняться-то, мам? Шила, блядь, в мешке не утаишь… в штанах, сука, тоже…       Юнги нырнул в сумерки подземной парковки, выскочил из-под арочных сводов аккурат к черному входу, продолжая уговаривать самого себя, что «быть геем – это не страшно, страшно пидорасом быть», но эта расхожая истина мало успокаивала, если честно.       И когда он вперился глазами в коридор воздушного перехода, он сразу выхватил из сумерек две фигуры и один огонек сигареты. Юнги тормознул и напряг единственное здоровое ухо, пытаясь расслышать, что говорят эти двое, у одного из которых был такой знакомый смех.       Тормознул – и тут же рванул наверх по лестничным пролетам, словно пенделя сам себе дал. Потому что знал, что или сейчас – или пиздец.       Увидев его взъерошенное существо, нарисовавшееся в просвете двери, шумно дышащее и громко матерящееся, Чимин распахнул глаза так, что Юнги, несмотря на трэшевость ситуации, всерьез забеспокоился о безопасности чиминьей физиономии в целом. Тэмин медленно повернулся, мельком глянул на пафосного Шугу, затушил сигарету и вышел, немного небрежно махнув Чимину на прощание. Чимин продолжал смотреть в глаза Юнги, и даже когда Шуга двинулся на него с непонятным выражением лица, он не отвел взгляда и, кажется, даже не дышал. - Знаешь, что? - выдохнул Чимину в лицо Шуга вперемешку с перегаром, - Можешь даже убить меня. Даже хорошо, если убьешь. Потому что иначе я сам сдохну… Без тебя… Бум!       А Чимин сильный достаточно – так Юнги толкнуть, что Сахарок в стену влип, нехило так затылком звезданувшись. - Ну что ты ко мне пристал, а? – Чимин нависает над его лицом (даром, что мелкая зараза, но как-то внушительно он сейчас выглядит над сползающим по стене Шугой). – Что ж ты мне покоя не даешь, а?       А глаза у Чимина такие странные, как у загнанного зверя. И голос этот детский… звенящий детский голос… В сочетании с рассерженным лицом и умопомрачительным взглядом, наполненным сексом до краев, это такая гремучая смесь, что лучше б он под дых ударил.       Шуга открывает было рот, чтобы хоть что-то промычать в свое оправдание, но не успевает: Чимин так влипает в его губы своими собственными, что Шуга даже не успевает вдохнуть воздуха. И еще раз затылком в стену прикладывается, задевая шершавую штукатурку. Давит губами, даже не целует толком, а давит с силой, будто желая сделать как можно больнее. Но сбившееся дыхание выдает, подчиняет, и вот уже руки Чимина поднимают Юнги, ставят на ноги… Юнги руками цепляется за чимину куртку, тянет, тянет к себе ближе, сжимает кулаки.       А время вроде тягучего варенья – сладко и медленно льется, затекает за воротник и вроде как остановилось, застыло, засахарилось. Шуга хватает эти пухлые губы, хватает, ни на секунду не отпуская, потому что неизвестно, что этому испуганному малолетке в голову придет. Вдруг опомнится и как дунет от Юнги опять… Для верности Юнги его руками за шею обхватывает, прижимает к себе, и понимает, что завелся здесь не только он.