Великолепная семерка

- Ты палишься! – тихо говорит Рэпмон Шуге, угрюмо глядя на вертящегося на переднем сидении рядом с Хосоком Чимина, который, был бы хоть малейший шанс, уже давно переставил свои глаза на затылок, чтобы спокойно смотреть на Шугу, не оборачиваясь постоянно и не сталкиваясь взглядами с лидером.       Шуга краснеет немилосердно, сопит, а улыбка на лице такая счастливая, что он щеки до кучи собрать не может. Он даже боли в ухе не замечает, хотя от шершавой стенки, кажется, оно немного кровит. - Ты палишься как первокурсник, трахнувший первую красавицу потока и решивший пока не говорить об этом друзьям, – добивает его Рэпмон.       Шуга молчит, чего-то булькает в шарф, а от улыбки уже скулы болят. Ему так много хочется рассказать Намджуну, но он не уверен, во-первых, что имеет на это право, ведь тайна у них с Чимином пополам. Во-вторых, как это воспримет Намджун, непонятно. - Не трахнувший… - выдавливает из себя в шарф Шуга, но Рэпмон, конечно, слышит, вида не подает, только, кажется, немного губы сжимает. - А собираешься?       Шуга не знает, он сомневается. Ему хочется поцелуев еще и еще, они крышесносные, они … блин… как же Шуга без них жил-то раньше? Он вряд ли сможет теперь без них-то… И судя по тому, как крепко Чимин сжал его потом и долго стоял, обнявшись, мелкому без сахарных губ теперь тоже, вроде, никак. Но вот трахнуть – об этом Шуга как-то не думал пока. - Ты же помнишь, у тебя теперь не за одного себя ответственность – за вас обоих.       Мы ж в ответе за тех, кого приручили, – каждое слово Намджуна пачкает и портит дегтем бочку шугиного счастливого меда. Потому что правда. Потому что – да.       И Юнги надолго зависает, и в общагу заходит, сгибаясь под грузом нахлынувших мыслей.       У Намджуна груз посерьезнее, но виду он не подает. Потому что и проблема у него, видать, посерьезнее. С тех самых пор, как Хосок вернулся в общагу под утро весь в слезах, Намджун не знает, с какой стороны к нему подступиться. И ведь скажи кому, что Хоби какой-то никакой – никто не поверит. Потому что внешне все по-прежнему. И Хоби такой, как всегда – бешеный, скачущий как стрекозел, улыбающийся во все сорок четыре (потому что у него реально больше зубов, чем у нормального человека – надо же чем-то эту улыбку резиновую заполнять!). Но Намджун-то помнит то утро, помнит, как ввалился на подкашивающихся ногах в комнату Хосок, как раздевался дрожащими руками, думая, что Рэпмон спит. А Рэпмон не спал - Намджун места себе не находил. Почему ушел Хосок? Что вообще случилось? Кто-то обидел его? Он сам, Мон, его обидел? Не так посмотрел? Не то сказал? Возможно, нужно было побежать за ним, разыскать его… но обязанности лидера заставляли Рэпмона оставаться на своем месте рядом с бантанами. Исчезновение Хосока прошло незамеченным. Не для Намджуна, разумеется. И лидер должен был сообщить о его побеге менеджеру, но не стал. Как-то почувствовал, что не надо. И еще он почувствовал, что не нужно сейчас, чтобы Хосок понял, что Намджун не спит и все слышит. И видит. И притворился спящим. Думал, ну вот сейчас Хосок подвинет свою кровать, нырнет к нему под одеяло, прижмется и уснет. Но Хосок кровать не подвинул, просто улегся, укутался и еще долго-долго неровно дышал, пока сон не взял его измором. А когда уснул – плакал во сне, поскуливал, дрожал крупно, нечеловечески. И снова плакал. А Намджун плакал вместе с ним.       И с тех пор Намджун чувствует себя немного больным. На голову. Сумасшедшим немного. Этакой хобифренией страдающим. Потому что одержим – это не то слово. По пятам за Хосоком взглядом следует. Следит: что тот ест, что говорит, что читает, с кем тискается. Как себя на репетициях и тренировках ведет. Какую одежду выбирает. Следит все время. Как ревнивая женушка. Но ничего пока странного не заметил кроме того, что Хосок совсем не бывает в интернете. Ни комменты не читает, ни влоги свои не записывает, ни фотки не выкладывает.