Шуга и его Стоп-кран
13 апреля 2017 г. в 20:24
Справедливо постановив, что посуду сегодня должен мыть Джин, чтоб совсем уже его красивая физиономия не треснула от удовольствия, Шуга схватил Чимина за руку и потащил в комнату. Ему не хватило выдержки даже дверь до конца закрыть, так что Намджун имел сомнительно счастье наблюдать, как суровый рэпер, тяжело дыша, впечатал улыбающегося Чимина в стену поцелуем.
У Чимина, кажется, все тряслось в мелкой истерике – ему хотелось губ Шуги сразу везде, по всему телу, и даже подумать было страшно, что рано или поздно им придется все-таки отлипнуть друг от друга.
Его пальцы гладили белоснежную кожу хёна, которая против всякой логики оказалась не холодной, а теплой и мягкой, оставляли везде, где прикасались, горячие островки пожаров. Юнги таял, карамелизировался под его руками, прижимался к Чимину все теснее, плотнее, упираясь твердеющей плотью в его, чувствуя ответное возбуждение, такое сильное и такое взаимное.
Жара в комнате нарастала, нарастал градус требовательных поцелуев, нарастал темп дыхания, нежности, замиксованной с незнакомой и даже немного пугающей страстью, и даже сама комната, кажется, разрасталась до невероятных размеров, и сам себе Чимин казался маленьким и хрупким в сильных юнгиных руках. Хён вжимал его в себя так сильно, что еще чуть-чуть – и будет вакуум, и их присосет друг к другу в этом безвоздушном пространстве.
У Юнги пульсировало все, все температурило, и руки его как в бреду шарили по любимому телу, и он метался между разрывающей грудь нежностью и неконтролируемой напористостью. Его рука опустилась на пах Чимина, и когда чувствительные пальцы прикоснулись к теплому и твердому бугорку в его джинсах, Юнги задохнулся от восторга, понимая, что его чувства очевидно, безусловно, выпирающе взаимны.
Чимин ахнул в шугины губы, почувствовав ладонь там, где, казалось, сейчас был сосредоточен весь он сам. Тело пронзила острая истома. Чимин подался вперед, словно отдавая себя добровольно в теплые руки хёна. Юнги легонько сжал его, поглаживая беспорядочно, настойчиво, провел еще раз пальцами по ширинке, прикоснулся к молнии. Кажется, сердцебиению Чимы кто-то добавил громкости, потому что оно вдруг стало таким гулким, почти осязаемым. Юнги ласково провел пальцами, ощущая под подушечками теплоту и напряжение под тонкой трикотажной тканью. Провел еще раз, а потом легонько сжал пальцы.
Чимин рывком втянул воздух и замер, будто завис немного, и лицо его застыло в каком-то ошарашенном удивлении и удовольствии одновременно.
- Чимин-а, - тихо позвал Юнги, выцеловывая шею мелкого, размазывая по его коже его собственное имя. – Чим…
Чимин хрипло что-то выстонал и прижал голову Юнги к своей груди. Расслабленный и счастливый, с капельками пота на висках, испытавший только что свой первый подаренный ему хёном оргазм, он провел руками по животу Юнги, опустился ниже и обвел пальчиками возбужденный бугорок.
Юнги задышал часто, неглубоко. Он мечтал об этих мгновениях долгие дни и еще более долгие ночи, и сейчас у него спирало дыхание, сохло в горле, и к острым и без того ощущениям примешивался страх того, что это может закончиться, и вместе с оргазмом уйдет наваждение.
Чимин, словно чувствуя нерешительность Юнги, провел рукой по выпирающему бугром в джинсах члену хёна, слегка сжал его руками, а потом –о, маленький жестокий засранец! – опустился на колени и поцеловал ткань джинсов именно в том месте, где сочилась смазкой головка. А потом еще расстегнул молнию на джинсах и начал выцеловывать его через тонкую ткань боксеров.
Этого оказалось слишком много для Шуги: он кончил так пронзительно и сильно, что не сразу заметил, что вдавливает все свое тело в губы Чимина, а голову Чимина – в стену.
Чтобы восстановить дыхание, им потребовалось время.
События минувшего дня, вся эта карусель из ненависти, признаний и любви, мельтешила в головах парней даже тогда, когда они без сил опустились на пол, прислонившись спинами к стене, и сплели пальцы рук, сжимая их в такт какой-то странной счастливой музыке, звучавшей неслышно в их головах в унисон с сердцебиением, отдававшим в висках.
У Чимина было странное состояние опьянения и безволия. Слова лезли поперед мыслей, а потому внезапно посетивший его голову вопрос он озвучил практически без собственного на то соизволения:
- Неужели я гей, боже мой! – как-то тягуче проговорил он. – Что же теперь делать, а?
И вид у него был какой-то счастливо-обреченный, словно он только что сдал себя со всеми потрохами на милость победителя.
И смысл слов Намджуна внезапно дошел до Юнги во всей своей полноте.
Мы в ответе за тех, кого приручили.
А с другой стороны, справедливо ли решать за них? Навязывать им ту же самую участь, которую решили принять для себя?
Не начни Юнги свои гейские игры, не откройся Чимину в своих переживаниях, не зароди в нем сомнения и мысли и не дай ему почву для размышлений и ощущений, кто знает, возможно, Чимин никогда бы не пришел к этому, никогда бы и мысли не допустил о том, что для него возможны чувства к мужчине.
В конце концов, Намджун прав: разве вправе Юнги решать сразу за обоих?
Шуга повернул голову и вгляделся в лицо Чимина. Так пристально, будто искал в его лице что-то, что поможет ему найти силы для принятия самого важного решения в его жизни. А у Чимина голова откинута, к стенке прислонена, глаза под пепельной челкой, взмокшей от пота, полуприкрыты, а пухлые губы влажно и покрасневше блестят от поцелуев. И у Шуги сердце сжалось.
Заведомо понимая, что страсть, пусть очень сильная и сбивающая с ног, любовь, а Юнги уверен, что именно она сейчас расцветает, никогда не получат право называться так, и для всего остального мира еще очень долгое время будут не более, чем грязным и пошлым постыдным секретом между двумя парнями. А ведь у Чимина столько всего может быть прекрасного впереди! Красивая невеста, шумная свадьба, истерика таблоидов в драке за право первого фото их первого ребенка… В конце концов, любовь, которую не стыдно показать миру….
И этот искаженный возбуждением рот, пухлые губы, сложившиеся на мгновение в какую-то несвойственную им форму, это полувзгляд из-под ресниц, это тяжелое дыхание, урывками выталкивающее теплый воздух… Все это.. ну, как-то остудило Шугу, что ли…
- Боже мой, что ж ты делаешь, мудак! – внезапно очень четко в его голове отчеканил его собственный голос. – Он же ребенок совсем еще…
Чимин почувствовал, как переплетенные с его собственными пальцы внезапно и резко ослабили хватку. Шуга вздохнул и слегка отодвинулся. Кажется, можно было ощутить, как в комнате резко исчез витавший до этого запах секса: будто воздух из воздушного шарика выпустили.
- Хён? – нерешительно пробормотал паренек. – Что-то не так?
Его лицо залило краской румянца. Снова. Снова это смущение, выбивающее почву из-под ног. Юнги даже передернуло.
- Прости меня, Чимин, - хрипло, еле слышно пробормотал он, опуская голову. – Прости. Не знаю, что на меня нашло. Наверное, я много выпил. Прости.
Чимин смотрел растерянно, шарил взглядом по пылающим ушам обычно бледного хёна.
- Наверное, ты сейчас думаешь, что это ты что-то сделал не так? – проницательно и как-то очень уж примиряюще заговорил Юнги. Так обычно разговаривают с буйными пьяницами, душевнобольными или с неуправляемыми детьми, которых только-только удалось успокоить.
Чимин все еще дышал тяжело, возбуждение все еще давило тяжестью внизу живота, в джинсах было мокро и холодно, и сейчас это ощущение уже не казалось каким-то захватывающим и будоражащим воображение, как еще десять минут назад. Сейчас за это было стыдно.
- Только не говори, что дело не во мне, а в тебе! – неожиданно взрослым тоном проговорил он. – Ненавижу, когда так говорят!
Чимин резко как-то выдохнул, вскочил на ноги и вышел из комнаты. Юнги со стоном уткнулся головой в собственные колени. Ему удалось вовремя остановиться… Но, кажется, от этого стало только хуже.