Великолепная семерка

      Тэхёну на Чонгукки наплевать. Все равно ему. Равнодушен он совсем. Никто для него Чонгук. И даже если нуна и не впечатлила Ви, то ему уж точно очень нравятся девочки. Вон, как он на джинову подружку из России залипал. Сначала в переносном смысле, а потом и в прямом – конфетном. Так что все эти мысли чонгуковы – от лукавого.       С другой стороны, Чонгук же свои мысли никому не озвучивал? Особенно Тэхёну не озвучивал. И поэтому он имеет право думать то, что считает нужным. Чего тогда Тэхён так себя ведет? И нет бы злился или, там, свирепел, как тогда, когда Чонгук нарисовал комикс «Чонгукки –убийца лунных кроликов». Нет. Не злится. И не свирепеет. Просто совершенно внимания на него не обращает. Вернее, обращает, но как-то интереса не проявляет. Совсем.       Не грубит, не отталкивает. Разговаривает по мере необходимости. Но больше не подходит сам. И не заговаривает о какой-нибудь ерунде сам. Только по делу. Только по работе.       Чонгуку даже показалось, что Тэхён старается ему в глаза не смотреть лишний раз. И не отводит глаз вроде бы, просто, видимо, ему без надобности своими омутами в Чонгука вглядываться.       И что-то Чонгуку так тоскливо от этого. Он начинает ерзать. Не на стуле ерзать, не на кровати, не на полу в танцевальном зале. А ерзать по жизни – бывает у макнэ такое состояние. Оно примерно такое же опасное, как макнэхино нытье, но страшнее, потому что в данном случае никто не знает, как это прекратить. И сам макнэ особенно не знает.       И вот Чонгук ерзает уже третий день, места себе не находит. Злится. Все футболки на сто рядов перестирал, включая хёнские. Из-под кровати все запасы мусора выгреб и уничтожил без сожаления. Испорченную потекшим маркером концертную рубашку Мона, припрятываемую под матрасом, чтоб менеджеры-хёны пизды не дали, тихонько на заднем дворе в контейнере сжег… Раз уж не спалили и не дали… ...А все равно что-то не то…       А Тэхён (вот ведь зараза!) внезапно ко всем остальным сенсорно активизировался. Хосока прям замусолил, ну честное слово! Чего он с ним носится?       Ну да, Хоби в последнее время какой-то недопозитивный, ржет через раз, селки уже несколько дней не делает, даже в общем чате неохотно отписывается. Ну и что? Чонгукки вон тоже ерзает не по-детски, а Чонгукки важнее внимание уделять! Он потому что младшенький, сам не справится.       Гук наблюдает-наблюдает за тем, как Вишня за Джей-Хоупом таскается по пятам, и не выдерживает, огрызается. Хоби сдержан, хоть и зол. Спокоен так, что аж зубы сводит. Фарфоровое лицо его идеальное невозмутимо на редкость. Чонгук вообще заметил в последнее время, когда Хоби стал реже ржать и кривляться, какой он у них красивый. Как нарисованный просто.       Хоби еще и умный. Поэтому на первый раз косяк со стороны охреневшего в конец Чонгука оставляет без внимания: видит же, что макнэше не по себе. Но Чонгук же не Чонгук будет, если не нарвется до конца. И нарывается на подзатыльник. И опять огрызается: - Ээээ, Хосок! - Хосок-хён… - невозмутимо поправляет Хоупи и царственно удаляется под ручку с Тэхёном. - Обложили хёнами со всех сторон! – беззлобно огрызается им в след Чонгук. - Некого на хер послать!       И огребает еще один подзатыльник оперативно вернувшимся для этого хёном.       За всей этой возмутительной картиной внимательно наблюдают Намджун с Шугой. У обоих настроение достаточно мирное, но в глазах читается, что кое-кто сегодня явно огребет, если сейчас же не возьмет себя в руки и не вспомнит про манеры.       Чонгукки, делая вид, что ничего такого не произошло, чуть ли не насвистывая хрестоматийно, лезет в холодильник за молоком, наступая при этом на ногу Шуге и пихая локтем в бок Намджуна, чтоб, мол, чашку подал.       Намджун понимает, что настал час раздачи пиздюлинок, аккуратно двумя пальчиками берет макнэху за шиворот, и крайне выразительно и нежно, оборачиваясь к Шуге, провозглашает: - Так, Юнги, пришло время сказать ребенку правду.       Шуга снимает с вешалки кухонное полотенце, скручивает его жгутом, засовывает под кран, чтобы намочить как следует, а затем выдыхает своим хриплым голосом мелкому в лицо: - Чонгукки, ты не наш сын, мы тебя усыновили.       Остатки гордости и смелости озвучивают мысли макнэ раньше, чем мозг успевает остановить язык: - Да пиздец! Чей бы я, такой придурошный, мог бы еще быть, а?       И троица удаляется в сторону спальни под аккомпанемент выкриков малого в стиле «Бля буду, хёны, бес попутал!», «Я ниче такого не имел в виду!» и «Между прочим, корейское законодательство никто не отменял, а у меня дядя адвокат!», кажется, для воспитательной беседы. А там – кто его знает.