Мы вместе пройдем этот путь

Раду был зол, поэтому сидел в приемной, пил коньяк и метал молнии в Тимара, который, не обращая внимания на дурное настроение графа, возился с бумагами, что-то мурлыкая себе под нос. Юноша был одет в черные брюки, белую рубашку и какую-то бесформенную серую хламиду, которая скрывала его фигуру и делала похожим на раздувшийся шар на тоненьких ножках. Волосы были небрежно сколоты на затылке парой деревянных палочек, а на щеке виднелись капельки от чернил. И вот из-за этого недоразумения, Крейн сегодня отказал одной из первых красавиц столицы, которая намекнула на то, что не против провести вечер с ним наедине. Раду уже готов был согласиться, но перед глазами внезапно всплыло напряженное лицо Тимара, когда он сказал, что отныне они будут жить каждый своей жизнью, а потом то же лицо, искаженное страстью, когда мальчишка принимал его в себя. Настроение тут же пропало, он сказал леди, что этот вечер у него уже распланирован, и вернулся во дворец, где и напивался рядом со своим личным наваждением. Тимар тем временем внимательно просматривал все возможные документы, связанные с герцогом Эской, присланные из архива. Герцогу было чуть за пятьдесят, но на приложенном к документам магическом снимке он выглядел лет на десять моложе – темные глаза светились энергией, а волосы были почти не тронуты сединой. Эска уже трижды был женат – два раза на женщинах, один раз на мужчине, и ни один его супруг не прожил дольше пяти лет. Первая жена сломала шею во время охоты, вторая умерла, рожая наследницу, а супруг отравился кантареллой, пока шел свадебный пир. Больше всего герцог горевал именно по третьему мужу – Рейгарду Вильсу, и, несмотря на то, что жених умер больше десяти лет назад, Эска до сих пор носил траур. Тимар с удивлением прочитал, что, оказывается, герцог, будучи двадцатипятилетним юнцом и третьим сыном своего отца без всякой надежды получить титул и наследство, делал предложение его матери – семнадцатилетней Леонор, которая впервые вышла в свет. Однако девушка ему отказала и буквально через полгода выскочила замуж за графа Лиора, чей род уходил корнями к Первым людям, а казна стремительно пополнялась за счет удачных вложений в торговлю. Второй раз Леонор и Леопольд встретились через семь лет, когда женщина уже воспитывала годовалого Тимара, а мужчина пару лет как был вдовцом. К тому времени от серой лихорадки скончался герцог Эска и двое его старших сыновей, и Леопольд неожиданно для всех стал обладателем титула и огромного состояния, конечно, вся столица считала его перспективным женихом, но он вновь пал жертвой чар миниатюрной брюнетки с голубыми глазами. Тимар с гневом, все больше и больше поджимая губы, читал о том, как развивался бурный роман его матери с герцогом, пока его отец путешествовал, заключая торговые договора с другими странами, а сам он был под присмотром кормилицы. Юноша даже невольно начал выискивать в лице герцога черты Мадлен, но быстро убедился, что хотя бы о том, что Лиоры единокровные брат и сестра, мать не врала. Страсть, вспыхнувшая между Леонор и Леопольдом, была обжигающей и болезненной – они то жили как муж и жена, то со скандалами и ссорами расставались. Их отношениям не помешал даже второй брак герцога, который прекрасно понимал, что ему нужен наследник. Вторая жена Эски не прожила и года – она подарила герцогу дочь Мию и скончалась, не приходя в себя. Еще два года продлился этот позорный роман, а после Леонор вновь забеременела от мужа и с громким скандалом окончательно разорвала отношения. Тимар удивился, почему за все четыре года, женщина не подарила герцогу ни одного ребенка, но, возможно, она понимала, что это станет последней каплей для графа Лиора, и он бросит ее, навсегда разлучив с сыном. Через год родилась Мадлен, и Лиоры всей семьей уехали из Айры а Аркадию, где прожили следующие три года. Все это время Леопольд растил единственную дочь и встретил того, кто вытеснил из его сердца ветреную Леонор. Рейгард Вильс был зрелым мужчиной под тридцать, работал в столичном банке и тоже был вдовцом – его муж, морской адмирал, умер, оставив его с малолетним сыном на руках. Мужчины познакомились, когда Рейгард вытащил пятилетнюю Мию из-под колес экипажа, который собирался в путь. Герцог долго благодарил спасителя, пригласил его на прогулку и не заметил, как полюбил серьезного, вдумчивого мужчину. Вернувшаяся из Аркадии Леонор уже получала деньги за шпионаж и попыталась наладить отношения с герцогом, но тот и думать забыл о голубоглазой красавице и все свободное время посвящал Рейгарду, а вскоре и вовсе сделал ему предложение. Женщина рвала и метала – она никак не могла понять, как ей можно было предпочесть кого-то другого, но до ее терзаний никому не было дела. Через месяц Леопольд и Рейгард сыграли скромную свадьбу, а вечером Вильс отравился, оставив супруга вдовцом третий раз, а сына сиротой, и вот уже тринадцать лет Эска носил траур по умершему и воспитывал Радмила как собственного ребенка. Тимар откинулся на спинку стула и задумчиво прикусил губу. –Не понимаю... – пробормотал он, нахмурившись. – В этом нет никакого смысла. Вот вы, – юноша посмотрел на Раду, который давно отставил коньяк в сторону и, развалившись в кресле прямо в приемной, изучал материалы суда пятилетней давности и раздумывал, достоин ли аферист, в течение трех лет обворовывавший придворных дам, досрочного освобождения. – Представьте, что вы женитесь. Граф скептически приподнял бровь и поверх документов посмотрел на возбужденно размахивающего руками Тимара, которому необходим был сторонний слушатель. – Не просто женитесь, а по любви, – уточнил юноша. – Ты меня с кем-то путаешь, сладкий, – промурлыкал Крейн, наслаждаясь румянцем, который залил щеки Тимара. – Зачем же тогда пить яд прямо в день свадьбы? – все-таки задал волнующий его вопрос Лиор, теребя в руках перо для письма. – Видимо, ты отыскал что-то интересненькое, – задумался Раду, поставил размашистую подпись на амнистии афериста и кинул папку Тимару на стол. – Это либо душевное расстройство, либо убийство. Однако я не помню, чтобы мы когда-то расследовали дело о подозрительном отравлении на свадьбе, значит, это было самоубийство. – Я уверен, что нет! – упрямо возразил Лиор. – Судя по записям, герцог слишком любил Рейгарда, и он не пожалел бы денег, чтобы нанять лекарей или даже магов, если бы он был болен! Крейн нахмурился и пробормотал: – Рейгард... Где-то я уже это слышал... – мужчина встал, обошел стол и склонился над бумагами, оперевшись руками по обе стороны от Тимара. Юноша невольно сжался и пригнулся грудью к столешнице, ощущая невольную дрожь, когда шеи, а потом уха коснулось горячее дыхание графа. Раду не отказал себе в удовольствии поддразнить мальчишку: пара легких, невинных касаний при переворачивании страниц, едва заметное касание губами алеющего ушка, и Тимар уже резко вздыхает, замирает, как испуганный мышонок, и пытается слиться с мебелью. Впрочем, история вырисовывалась настолько интересная, что Крейн оставил мальчишку в покое и уселся обратно в кресло, захватив с собой наиболее интересные документы, и плеснул себе еще виски. – Забавно, забавно... – пробормотал граф. – Когда ты сунул нос в дело своих родителей, насколько внимательно ты все прочитал? Тимар гневно вскинулся, но тут же до боли прикусил губу, чтобы не начать скандал. Сейчас ему нужны были сведения, которыми владел Крейн, поэтому еще одной ссоры нужно было избежать всеми силами. – Недостаточно, – прошипел Лиор, встав из-за стола и подойдя к графу. – Иначе, возможно, одной пощечиной дело бы не обошлось. – Мне нравится, что ты перестал хандрить и начал показывать зубки, – задорно улыбнулся Раду. – Впрочем, если бы ты читал внимательно, то заметил бы одну интересную деталь – именно герцог написал первый донос на Леонор. Весьма подробный донос, я тебе скажу, со множеством доказательств и списком свидетелей, готовых подтвердить его слова. Можно сказать, что герцог провел собственное довольно серьезное расследование, а нам оставалось только подтвердить полученные сведения, получить признания виновных и назначить наказание. – Но в это все равно нет никакого смысла, – в отчаянье всплеснул руками Тимар, присаживаясь на подлокотник кресла и рассматривая, какие именно бумаги заинтересовали графа. – Зачем герцогу собирать компромат на моих родителей, если он много лет любил маму, и они давно расстались? – Тогда, наверное, стоит тебе сказать, что именно Леонор привезла кантареллу из Аркадии? – вкрадчиво произнес Крейн, наблюдая, как Тимар медленно бледнеет, понимая, что произошло в прошлом. – Твоя мать не сумела смириться с тем, что герцог предпочел ей другого, и отравила Рейгарда новым ядом, обставив все, как самоубийство. Эска же все понял и решил отомстить. Вероятно, он быстро вычислил ее как шпионку, а потом собрал неоспоримые доказательства. Так что его донос был местью за смерть Рейгарда. Тимар медленно выпрямился и сжал кулаки, чтобы руки не дрожали, а граф решил все-таки добить его, швырнув последний камень. – Неприятно узнавать всю правду о родителях, не так ли, мой драгоценный? – язвительно улыбнулся Раду, кивая на документы. Если уж мальчишка решил рыться в прошлом, то ему давно нужно было рассказать ВСЮ правду, чтобы он переболел и перестал цепляться за грехи своих далеко не святых родителей, а также винить всех, включая себя, в их гибели. – Мать мало того, что шпионка, так еще и великосветская шлюха и убийца. Бокал виски выскользнул из длинных пальцев и с тихим звоном покатился по полу, когда Крейн крепко сжал тонкое запястье Тимара, взмахнувшего рукой для пощечины. Несколько долгих мгновений он смотрел на бледного мальчишку, который тяжело дышал и щурил глаза от злости, а потом резко дернул на себя, не обращая внимания на испорченные бумаги. – Я уже позволил тебе себя ударить, второго раза не будет, как бы дорог ты мне не был, – прошептал граф, не отрывая взгляда от плотно сжатых тонких губ Тимара, которые оказались в непозволительной близости от его лица. – Ненавижу вас, – зло прошипел Тимар, ерзая, упираясь свободной рукой в грудь Раду и пытаясь отстраниться. – Жаль, – искренне сказал граф. – Потому что я тебя люблю. Сказал, и сам удивился, как много времени ему понадобилось, чтобы осознать такую простую истину. Мальчишка уже скривился, чтобы сказать что-то язвительное в ответ, но Крейн не хотел ничего слушать, все еще держа юношу за запястье, другой рукой он вцепился в волосы Тимара, и поцеловал упрямца. От неожиданности секретарь замер. Его поразило не признание, которое прозвучало слишком поздно и от которого стало больно где-то глубоко внутри, а сам поцелуй и то, каким он был – жестким, отчаянным и подчиняющим. Крейн почти кусал его губы, с жадностью вылизывал его рот и посасывал язык. Юноша замычал и попробовал отстраниться, но Раду лишь крепче сжал пальцы на его запястье и чуть сильнее потянул за волосы, откидывая голову Тимара назад и набрасываясь на его шею. Целовать мальчишку, держать в руках гибкое, трепещущее тело было слишком сладко, и Крейн почти позабыл о том, как Тимар в гневе кричал, чтобы граф не смел до него дотрагиваться. Опомнился мужчина, только когда понял, что губы, которые он целует соленые от слез. К тому времени Раду уже успел стащить с Лиора бесформенную серую хламиду, растрепал его волосы и расстегнул рубашку, оглаживая гладкое тело и чуть выпуклый животик. Тимар сидел на его коленях, не сопротивляясь, он просто тяжело дышал, укоризненно смотрел на Крейна покрасневшими от слез глазами и часто моргал, хлопая мокрыми ресницами-иголочками. – Черт, – выругался граф, отстраняясь и запахивая на мальчишке рубашку. – Прости, я не должен был. Подобное больше не повторится. Мужчина резко встал с кресла, не обращая внимания на разбросанные бумаги, и вышел из кабинета, а Тимар остался сидеть в кресле. Он, замерев, смотрел, как граф закрывает за собой дверь, а потом нерешительно дотронулся дрожащими пальцами до опухших губ.