Susanne Sundfør — Kamikaze
— Итак, детки, остановились мы на самом первом переломном моменте наших с вашим папой отношений. Как вы помните, я поверила в измену Вильяма, даже не задумываясь о том, правда ли это. Я проснулась в постели с Нико. Я не знала, сколько времени, не помнила причину моего внешнего вида, не знала ничего, кроме одного — возможность изнасилования в ту ночь равнялась восьмидесяти процентам. Я не помнила, как взяла вещи, как вылетела из удушающей квартиры, в которую в прошлый раз заходила в объятиях Вильяма, не понимала, когда вчерашний обед успел выйти из меня под одиноким деревом. Я очнулась, лишь стоя под холодными каплями душа в своей квартире. От осознания собственной ничтожности мои руки начинало трясти, ноги подкашивались, а слез было не меньше воды, льющейся из крана. Мне было противно от одного осознания того, что мною вновь воспользовались, что я изменила Вильяму, написавшему, что потерял телефон между сиденьями. Я буквально сходила с ума, и ничто, казалось, не могло помочь мне. Но я продолжала жить. Все также ходила в школу, все также общалась с девочками, не делала лишь одного — не видела вашего отца. Избегала, пряталась, вовсе не появлялась там, где мог бы находиться он. Но за одно я могу благодарить вашего дядю вечно — за ту маленькую надежду, что он подарил мне. За те секунды счастья и облегчения, что я испытала, получив ответ на свое сообщение.Привет, Нура. Не видел твоего сообщения до нынешнего момента. Приятно было услышать тебя. Не волнуйся. Абсолютно ничего не случилось. Нико.
И в следующий миг, когда я вновь прикоснулась к губам Вильяма своими в кабинете химии, я клянусь, мы были бесконечны. В наших костях кальций, а в венах — железо. Углерод в наших головах. 93% звездной пыли с душами, созданными из огня. Мы просто звезды, которые названы человеческими именами. Но кто не дает права любить? И мы любили всем своим сердцем. А потом говорили. Вильям объяснял свой поступок, и я чертовски ругала себя за глупые мысли, что роились до этого момента. — …У меня действительно нет семьи. — Отец — трудоголик и мать, что ходит кругами, попивая вино. А еще брат — полный психопат. Манипулятор. Тот человек, о котором сам Нико рассказывал в день вечеринки. Он врал. Манипулировал. Управлял. Иными словами — делал все, что по его же словам делал Вильям из года в год. — Я выдержал много говна от Нико. Но если бы он попытался испортить все между нами, я бы убил его. Я бы его убил, — И он убил бы. Я верила каждому его слову, вдоху, взгляду. Я была полностью отдана ему. И поэтому на слова - Скажи, что мы должны быть вместе Я лишь прикоснулась к его губам во второй десяток раз за эти несколько минут. И в тот момент мы будто были одним целым.RocketToTheSky — Grizzly Man
Однако сообщение, полученное после ухода Вильяма разрушила всю ту хрупкую идиллию, длившуюся несколько секунд.Быть не может! Облажался! Только что нашел это фото в телефоне и ВСЕ вспомнил! Ты была такой горячей. Хаха! Вела себя, как маленькая шлюшка.
Скажу лишь то, что на фотографии я лежала совершенно голая. Голова закружилась. Казалось, углерод испарился, кальций перетерся, а железо вытекло. Казалось, я вновь превращаюсь в маленькую звездочку, не имеющую даже собственного имени. Я закрылась ото всех. Игнорировала звонки и сообщения девочек, аргументируя это болезнью и высокой температурой. То же самое сообщение было отправлено и Магнуссону, что звал меня погулять на выходных. Единственное, что помогало мне держаться на плаву и не зацикливаться хотя бы пару минут о том вечере — статья, что я обещала сдать в местную газету, но опаздывала уже на два дня. Я не спала, ничего не ела и писала. Печатала — печатала — печатала. Удаляла, исправляла, откидывала чертов ноутбук. Плакала. Из-за Вильяма, из-за Нико, из-за того, что забыла сохранить статью, из-за рыбьих котлет, съеденных Эскилем и Линн, из-за Ноя и Элли в «Дневнике памяти», из-за «Хатико», из-за всего подряд. В ту неделю я, наверное, выплакала все свои запасы. Но как бы я ни старалась остаться одной, сделать мне этого не давали.Я должна знать, что случилось в ту пятницу
Нура! Ты долго не отвечала! Давай встретимся. Выпьем пива и поговорим об этом. Я угощаю.Окей. В кафе через час.
Кафе? У нас много кафе — Я надеюсь, ты не будешь ненавидеть меня, — Эскиль. Вошедший в комнату, прервал меня, заставляя закрыть крышку ноутбука. Вильям пришел. Этот чертов сосед позвал его. Впустил. Я не буду утруждать ни себя, ни вас нашим нудным диалогом, но в тот момент, момент, когда я думала, что все слезы выплаканы — я плакала в два раза больше. Просто потому что сломалась. Вильям, что был лекарством для меня, стал болезнью. И я не могла, не могла находиться в его объятиях. — Я не могу написать ее. Я не могу думать! Не могу спать! Ты понимаешь? Это все, потому что моё сердце выпрыгивает из груди! Я не могу дышать! Такое чувство, что я умру! — Ты не умрешь. У меня есть теория. Ненависть к человеку пугающе схожа с любовью. У обоих похожие симптомы. При мысли о человеке скручивает живот. Сердце бьется так сильно, что биение его становится почти заметно. Пропадает сон и аппетит. При каждой встрече уровень адреналина опасно подскакивает, хочется сбежать. Тело едва подчиняется. Чувство поглощает и пугает. Любовь и ненависть — зеркальные отражения одной и той же игры, в которой вы обязаны победить. И я искренне ненавидела Магнуссона. Но не менее искреннее я его любила. Я проспала пятнадцать часов, пропустив встречу с Нико, так и не дописав статью, и не рассказав ни единому человеку о старшем Магнуссоне. Пятнадцать гребанных часов — ничто, по сравнению с тем, сколько я не спала до этого. Остальное я вновь еле вспоминаю сквозь пелену страха, слез и волнения. День Конституции Норвегии, статья, написанная Вильямом от моего лица, школьный гинеколог, не сказавший ничего толкового на встрече, встреча с Нико, которому теперь грозил тюремный срок за детскую порнографию, распространение алкоголя и еще несколько статей, что нарушил светловолосый парень, поддержка девочек, наконец узнавших об этом. И ужаснейший день. День, когда я забыла на несколько минут о том, что являюсь ярой феминисткой.Feit’n fra Kolbotn — Noe bedre
Было приятно увидеться с тобой вчера. Надеюсь, что вы с Вильямом будете счастливы вместе. Он рассказал Вильяму.
Я слышу хлопок двери и яростные громкие шаги — я догадываюсь, чьи. От неожиданности приходится встать с подоконника, отходя к стене. Лицо Вильяма было непроницательным в тот момент. Холодным, безжалостным, ледяным. — Скажи, что ты не спала с моим братом. — Я все объясню. — Скажи, что не спала с ним. — Я не знаю. И он ушел. Просто откинул меня в сторону и ушел. Я просила остановиться. Просила выслушать, понять, узнать всю правду. Я пыталась удержать его за руку, прыгала ему на спину, сидела на голом асфальте. Я теряла последние капли своего достоинства из-за жестокой правды, накрывшей Вильяма Магнуссона с головой. Если в прошлый день все было хорошо, то тогда я чувствовала, что гибну. Сколько раз человек может погибать и все же оставаться в живых? Каждая косточка в моём теле казалось мне сломанной, и у меня не было никакого желания просыпаться завтра утром. Поэтому вот что я скажу вам, детки. Правда — это прекраснейшая, но одновременно опаснейшая вещь. А потому подходить к ней надо с превеликой осторожностью.