ADELE — Skyfall
Утренняя почта одного из майских солнечных дней чуть не опрокинула весь мой мир с ног на голову, и лишь мужской голос из-за двери ванной помог удержаться. Да, ребята, я говорю о той почте, куда вместе с оплатой NRK попало и пригласительное на свадьбу. Такое розовое, приторно-милое с нежными пионами в уголке. Такие счастливые лица на обороте, такие вежливые и услужливые слова. Я просто не могла. Помню, я выбежала в тот день из квартиры, захватив лишь белую ветровку-рубашку еще со школьных времен вашего отца. Свежий воздух был просто необходим — я чувствовала, как легкие сгорают изнутри. После нашего расставания прошло, черт знает, сколько времени, и для меня, как и для вас открытием стала такая неожиданная реакция на какую-то открытку. Да, мужской голос, совсем про него забыла. Голос принадлежал Элиасу — ваш отец правильно вспомнил его имя, и правильно сказал, упомянув, что он брат Саны, да вы его знаете, чего уж тут продолжать. Мы познакомились в середине апреля, когда девочки увидели слишком сильную перемену в моём поведении, столь отчетливо похожую на перемену сразу после приезда из Лондона. Я вновь замкнулась в себе после той фотографии, вновь недосыпала ночами, отмывала кухню и коридоры, словно несколько месяцев назад. Неприятнейший разговор состоялся пятью днями ранее. Ну, или… Мы праздновали мой переезд в комнату, ели пиццу, смеялись, Вильде рассказывала про их с Магнусом…отношения, а Сана вновь просила помолчать её. Все было, как и в начале нашего знакомства. Пока я не пошла наливать всем чай. Девочки, помню, замолчали сразу же, как только я вернулась, и это было первое, что заставило задуматься меня. — Что происходит? А чем вы говорите? — Как… Как Вильям? — Эва спросила меня, сделав своё самое милое лицо на свете — такое выражение появлялось каждый раз, когда она забывала про наши встречи. — Хорошо. — Да. Мы никогда не понимали, что между вами. Например… Вы вместе или нет? — в разговор вступила Крис. Это принимало странные обороты. — Знаете, я и Вильям всегда будем вместе. Они посмотрели на меня тем взглядом, что смотрят на побитых мальчишками щенков, и я поняла, что и им известно про новую пассию вашего отца. Или, может, всё это лишь интрижка? Я жила этими мыслями, я спала ими, я делала буквально все, надеясь на то, что они уже разбежались, что Вильям по-прежнему только мой. В пятницу вечером я впервые увидела и познакомилась с Элиасом. Его друзья позвали нас на какую-то вечеринку. Я впервые с Рождества расслабилась и просто отдыхала. Послала к черту Вильяма с его замашками, его брата, мысли о котором изредка все еще навещали меня. Мы были словно двенадцатилетние подростки — счастливые и беззаботные. После вечеринки мы продолжали общаться, девочки не могли нарадоваться, и я начала понимать, что знакомство это не случайно. Но я все еще продолжала делать вид, что я совсем не парюсь по поводу норвежца, оставшегося в лондонской суматохе. И с каждым днём все ярче чувствовала — мне надо выговориться.Когда ты собираешься рассказать мне о Вильяме?
Сана всегда была до жути прямолинейна, до жути невозмутима и до жути крута. Я вздохнула тогда с неким облегчением — именно этому человеку хотелось рассказать всё, что я не договаривала весь прошлый год. И нет, ни то чтобы я не доверяла Мун, просто Сана всегда могла здраво смотреть на вещи. И я все еще не забывала, как она, именно она посоветовала мне отбросить все мысли и быть с вашим отцом.И я чувствовала, будто он меня больше не любит.
Я рассказала ей в тот день всё. Как прилетела в Осло, как не пересилила себя и уехала вновь в Лондон, как разговоры с Вильямом сошли на нет, как мы поругались в одну из темных ночей, как я просто собрала вещи и уехала. Всё то, что рассказывала вам на прошлой неделе. Я будто оправдывала себя под зорким взглядом мусульманки, будто в который раз проживала то чувство одиночества, с коим теперь меня связывает столица Великобритании. — Что? Без единого слова? Вы с тех пор общались? — Я пыталась написать ему мейл сотню раз, но каждый раз, когда я начинаю думать о том, что, может, нам будет лучше порознь. Между нами все стало настолько сложным, что, может, нам будет лучше с кем-то другим. Я упивалась этими мыслями каждый чертов день. Сначала, живя в коридоре общей квартиры, пытаясь начать новую жизнь, вновь ходить в школу и готовить ужин Исаку, Линн и Эскилю. Я повторяла эти слова как мантру после Рождества. Я почти внушила себе, что это чертова правда. Но…Боже, если я начну думать, что он с кем-то, кроме меня, я сломаюсь.
Я отписалась от его инстаграмма и остальных социальных сетей, просто чтобы быть в случае чего в неведении. Каждую ночь, засыпая на раскладушке, вспоминала я наши прогулки по парку, нашу любимую коморку, вечера, проведенные просто в кровати, когда мы, словно ленивцы, не делали ничего, кроме того, чтобы лежать в обнимку в кровати, то и дело шепча на ухо «люблю» и «Мун уже достала названивать». И просто не могла представить, как точно также проводит он дни, вдыхая запах синих волос, упиваясь вкусом бледно-розовых губ. Не могла. Сана поняла меня. Но взгляд её был такой обеспокоенный, такой сочувствующий, что невольно я замолчала и продолжила доскребывать своё мороженное. Я молилась, чтобы она рассказала мне хоть что-нибудь о Магнуссоне, и вместе с тем чертовски боялась услышать это. Любопытство, страх, просыпавшиеся время от времени чувства — все смешалось во мне, и я готова была забыться вечным сном, лишь бы всё это наконец ушло. За день до той злополучной почты Элиас зашел… Его скорее завели ко мне. Бедный парень напился до отключки, был уложен на диванчике в гостиной. К утру он уже очухался, но рыскал в холодильнике в поисках чего-нибудь съестного. Мусульманин понятия не имел, что в холодильнике с Эскилем и Линн ничего долго не задерживается. Я вернулась спустя два часа — Баккуш все ещё был у нас и к тому времени вел какой-то спор с Триггвассоном, когда я прервала их, спросив чересчур громко и жизнерадостно, не против ли он пойти со мной на свадьбу к одному кретину. Элиас пожал плечами, соглашаясь, и продолжил говорить с удивленным и обеспокоенным Эскилем, что с тревогой услышал громко захлопнутую дверь в мою комнату. Я вновь чувствовала себя разбитой и уничтоженной, такой же, как сразу после Лондона, после Рождества. Я собирала все свои мысли в кулак, наверстывая километры по маленькой комнатке, я думала об экзаменах, о девочках, о Элиасе, но каждый чертов раз в голове проплывала картинка счастливых жениха и невесты. И в очередной раз я просто не выдержала, дав всю волю слезам, пропитавшим позже белоснежную наволочку подушки, все еще пахнущую травянистым шампунем Вильяма.