Больше не один

Когда он пришел домой, там никого не было. На холодильнике висела записка от матери, что она у Марсы, а Рен — неблагодарный эгоист, думающий только о себе, заставивший ее волноваться. Лоуренс усмехнулся, поставил телефон на зарядку и сидел над ним, ожидая его включения, чтобы отправить Айру сообщение. Он до вечера заперся в комнате, просиживая время за компьютером, изредка поглядывая в сторону телефона. Ему никто не писал, никто не звонил — все как обычно — но почему-то сейчас он ждал чего-то. В конце концов он сам взял телефон и открыл контакт Айра. Палец завис над клавиатурой. «Как дела?» — напечатал он. Стер. Напечатал снова, добавив в конец смайлик. Потом подумал, что так слишком безлично, добавил «у тебя». Стер скобку и поставил звездочку. Решил, что так слишком слащаво, вернул скобку. Удалил все к черту, бросил телефон на кровать и потер лоб, думая, что за хрень он тут устроил. Вернулась мама, отчитала его за ночные похождения вне зоны действия сети, спросила, почему он не поел, когда пришел. Поужинал, но вкуса пережаренной еды — в их семье обычно готовил отец — не ощутил, снова заперся в комнате и принялся за курсач. Около десяти вечера телефон оповестил о входящем сообщении, и Рен кинулся к нему слишком поспешно, сам себя отчитав за такую реакцию. На экране высветилось всего два слова: «Спокойной ночи», — и смайлик. Самый обычный желтый кружок, автоматически созданный телефоном, и Рен почувствовал себя идиотом из-за того, что сам перебрал три варианта прежде чем не отправить вообще ничего. Палец опять завис над клавиатурой. «И тебе», — набрал он, поставил этот несчастный смайлик, но потом решил, что это плагиат. Вариант со звездочкой он вообще не рассматривал, стер все, что написал, дублировал сообщение Айра. Опять стер. — Да чтоб тебя, — выругался под нос и позвонил. — Привет, — почти сразу раздался в трубке тихий голос, и Рен опять почувствовал себя самым распоследним идиотом, потому что еле подавил улыбку. — Ты ложишься в такую рань? — хрипло выдавил он и откашлялся, прочистив горло. — Когда меня не будят посреди ночи всякие пьяницы, — со смешком ответил Айр. — Не понимаю, о чем ты, — невозмутимо протянул Лоуренс. Разговор не клеился. Дальше нескольких реплик они не заходили, какую бы тему ни поднимали, но молчать тоже было хорошо. Мама зашла в его комнату, спрашивая, с кем он разговаривает, и ушла, удовлетворившись ответом. Непонятное чувство рвалось из груди Рена, но он не мог облечь его в слова — они все казались либо слишком плоскими, либо слишком вычурными. — Я соскучился, — неожиданно прошептал Айр, и он чуть не выронил телефон из рук. Он вдруг понял, что это именно то, что он не смог сказать — просто и искренне. — Я тоже, — хрипло ответил он. — Очень. Хочу тебя увидеть, — словно плотину прорвало. — Я могу приехать. Хоть сейчас. Только скажи. — Приезжай завтра, — попросил после маленькой паузы. — Я буду ждать. — Я тоже. В смысле… Черт, — он выдохнул, откидываясь на стуле, и раскручиваясь вокруг своей оси. — Я понял, — мягко рассмеялся Айр на том конце провода. Рен задохнулся от нежности и собственной глупости. — До завтра? — До завтра. Спокойной ночи, Айр, — поспешно добавил он. Услышав пожелание в ответ, он отключился и бросил телефон на кровать, плюхаясь рядом, закинув руки за голову. Еще не было и половины одиннадцатого, сна — ни в одном глазу. — Да что ж такое? — это странное чувство душило его, не давая нормально дышать. — Черт, — протянул он, закрывая лицо руками. Вспомнился их разговор про то, что большинство не осознают любви к человеку своего пола, принимая ее за что-то другое. Рен не считал себя ни тупым, ни трусом, но о любви говорить и думать не хотел, малодушно запрещая себе поднимать эту тему даже про себя. Признать, что Айр ему нравился, он мог, но перспектива пугала. С ним было хорошо как с другом, правда обычно на друзей не стоит, к друзьям не ездят в выходные, чтобы провести день в постели, а еще целовать друзей тоже не хочется. Рен мысленно застонал и пошел к матери смотреть телевизор — лишь бы отвлечься. На следующее утро он стоял у Айра под дверью. Не было даже девяти, и он мысленно корил себя за поспешность: он не выспался, смотря телевизор до часу ночи и подскочив ни свет ни заря, проторчал в душе черт знает сколько времени, потом как идиот выбирал одежду поприличнее и все равно был слишком рано, даже забыв позвонить и предупредить во сколько он придет. Как бы то ни было, он коротко постучал, морально приготовившись сидеть под дверью еще несколько часов — в девять утра в воскресенье не спят только те, кто еще не лег. Но вскоре раздался поворот ключа, и дверь открылась. Айр был одет, полусухие волосы забавно топорщились, нечесаные. — Привет, — выдавил из себя улыбку Рен, чувствуя себя полным кретином. — Прости, я слишком рано и не сказал, когда приду, не разбудил? — это звучало так ненатурально, чужеродно, но он не знал, что еще сказать. — Нет. Заходи, — кивнул Айр, пропуская его внутрь и запирая за их спинами дверь. — Я в полшестого встаю все равно. — Зачем? — Тренировка, — он повернулся к нему, и Рен обнял его, прижимая к себе. Айр запустил руку в его волосы и поцеловал в висок. — Пошли из коридора хотя бы уйдем. Ты завтракал? — Ну, так, — пробубнил Рен, уткнувшись носом ему в плечо — одеколоном не пахло, он чувствовал запах геля для душа. Теплая ладонь гладила его по позвоночнику, иногда прижимая так крепко, словно он вырывался, и это было до одури приятно: им дорожили. — Но я не голоден. — Это хорошо, — горячее дыхание шевелило волосы. День прошел настолько бесполезно и безупречно, что Рен серьезно начал сомневаться в своей адекватности. Ему сносило крышу, когда он смотрел на Айра, настолько хотелось целовать его все время, а тот лишь мягко смеялся и позволял, позволял делать с собой что угодно, и от этой вседозволенности голова шла кругом. Он сбился со счета, сколько раз целовал его пальцы, шею, метки, он постоянно хотел его касаться, как наркоман. Откуда вылезла эта тактильная зависимость, он не понимал, но эйфория затмевала все мысли. Потому что Айр тянулся к нему в ответ, прогибался, подстраивался, ласкал его губами и языком, смеялся над его дурацкими шутками и жарко дышал под его прикосновениями. Так прошла почти неделя. В университете Рен не мог отвести взгляда от того Айра, к которому привык: язвительному, грубому, обособленному, и вспоминал, как тот ластился к нему, когда они оставались одни за закрытыми дверями в его квартире. Подколы однокурсников не трогали, больше ничего не трогало, он готов был пропускать тренировки, пары, вообще универ забросить, лишь бы иметь возможность постоянно находиться рядом. Он пару раз оставался у него, а если возвращался домой, то за полночь, постоянно сбегая от Зига после занятий, находя настолько тупые отговорки, что сам не верил, что действительно делает это. — Ты выглядишь, как торчок, — сообщил ему в пятницу Зиг, когда они сидели в библиотеке. У них обоих было окно, и буквально за пятнадцать минут до этого Рен выловил Айра в пустом коридоре и, охренев от собственной наглости, коротко поцеловал его. Тот, охренев не меньше, нашипел на него и, вырвавшись, куда-то ушел, матерясь. — Что? — Ты с понедельника сам не свой, говорю. Только не говори, что подсел на что-то, — взволнованно посмотрел на него Зиг. У него сестра умерла от передоза героином несколько лет назад, и с тех пор он очень настороженно относился к наркотикам и всем, что с ними связано. — Я ни на что не подсаживался, успокойся, — отмахнулся Рен, пытаясь сосредоточиться на курсаче, который принес собой, чтобы позаниматься в универе. Мысли об Айре мешали, и он уже три раза перечитывал один и тот же абзац доклада о войне пятьсот летней давности. — Кто это? — Э-м, — недоуменно протянул Рен, вопросительно смотря на друга, — баронесса Рейен? — Я не про то. Ты с кем-то шашни крутишь, — прищурился Зиг, внимательно смотря на него. Рен знал этот тон: шуточный, немного насмешливый, больше издевка, чем серьезное подозрение, но у него что-то оборвалось внутри от страха. Паника затопила сознание, и он вскинул глаза на Зига, отчаянно соображая, что сказать и как оправдаться, сменить тему — сделать что угодно, лишь бы он не узнал, не понял про него и Айра, про то, что их связывало нечто куда более неопределенное и пугающее, чем дружба, про чувства самого Рена - чувства странные, ненормальные и вселяющие страх своей масштабностью. Но он сумел выдавить только банальное: — С чего ты взял? — голос сел, он почти шептал. — Та-ак, — широко улыбнулся Зиг, двигаясь ближе. — Колись, кто она. «Она» разрезало воздух, ударило под дых и повалило навзничь, в самую гущу сомнений, от которых он так старательно отмахивался с выходных. «Это не она», — хотел выдавить он. «Это парень», — жгло небо. «Это Айр», — застряло в глотке. Он не мог. Смотрел в пытливые глаза друга, и не мог произнести ни слова, не мог признаться ему, что ему крышу сносит от мужчины. Что он все воскресенье провел у него, что пятнадцать минут назад целовал его этими самыми губами, которыми сейчас глупо и ненатурально улыбается, как самый последний идиот. — Ну, не хочешь, как хочешь, — отмахнулся Зиг. — Но мне мог бы и рассказать. Лоуренс еле смог отдышаться, не веря, что буря миновала. Сердце готово было выскочить из груди, пальцы дрожали. «Трус! — вопило сознание. — Какой же ты трус!» И он готов был подписаться под каждым словом. После этого даже разговаривать с Айром стало неловко. Он смотрел на него и хотел запереться с ним в его квартире, просто никуда не выходить, чтобы в мире больше не осталось никого, кроме них двоих. Айр был мужчиной, и Рен словно только что это понял. До этого для него он был просто человеком, которого хотелось тискать, с которым хотелось проводить время, быть рядом, о котором хотелось заботиться. «Мы ведь можем просто сохранить отношения в тайне, верно? — судорожно думал он, нервно щелкая ручкой на лекции. — Все же идет хорошо, разве нет?» — прожигал темный затылок взглядом. Вечером он впервые за неделю пошел домой с Зигом, отговорившись, что мать его убьет, если он не явится. Айр посмотрел на него долго, пытливо, словно знал, какая каша творилась у него в голове, и пожал плечами — слишком дергано. Мама смотрела на него так же, когда они обедали. В полной тишине тикали настенные часы, ее голубые глаза видящей смотрели в самую душу, хотя она и не использовала силу: у них был уговор не подглядывать друг за другом. — Сынок, у тебя случаем девушка не появилась? — улыбнулась она. Он вздрогнул. Слово «девушка» скрутило желудок и цапнуло за самое сердце. Что будет, если он сейчас ей скажет: «Я влюблен в парня»? Если спросит: «Помнишь Айра?» И когда добавит: «Я от него без ума»? Как она посмотрит на него? Прижмет руку к лицу, испуганно отпрянув? Будет ли потом плакать ночью? Отречется от него? — А то ты такой счастливый последнюю неделю ходишь. Постоянно на телефоне висишь по ночам, дома не бываешь, даже не ночуешь, но всегда возвращаешься накормленный, — продолжила она, лукаво смотря на него, выворачивая этой добротой и материнским любопытством всю душу наизнанку. — Когда познакомишь? Его замутило. Никогда. Никогда не сможет признаться ей, кто сделал его таким счастливым, кто кормил его, прежде чем он шел домой, с кем он проводил те ночи. Врать матери было тошно, было тошно и от самого себя. — Чай честности? — предложила она глупую игру, которую они затеяли с детства. Смысл был в том, что они садились друг на против друга и пили чай, по очереди задавая друг другу вопросы. Один ответ — один глоток, и так пока чай в заварочном чайнике не кончится. Единственным правилом было отвечать правду. Он не помнил, как отмахнулся от ее расспросов, почти не вызвав подозрения. Не помнил, как на негнущихся ногах ушел в комнату и начал лихорадочно листать новости в интернете. Написал Айру какую-то несусветную глупость и переписывался с ним, раздираемый ненавистью к себе и топившим его горьким счастьем, и весь его мир сузился до телефона в его руках. Он засыпал Айра нежностями, которые никогда раньше не произносил, словно пытаясь оправдаться за весь сегодняшний день, непрестанно говорил, как хочет его увидеть, как скучает, как ему плохо без него, что он придет завтра с самого утра. Он отбрасывал от себя телефон, коря за каждое слово, чувствуя себя предателем, обманщиком, и молниеносно подхватывал, заслышав вибрацию входящего сообщения. Следующим утром он вылетел из дома, бросив, что будет поздно, если вообще будет. «Передавай ей привет», — крикнула его мама на прощание, и это был удар ниже пояса. Ему надо было увидеть Айра как можно скорее, и потому он набросился на него с объятиями, как только открылась дверь. Воздушник недоуменно затащил его на себе в квартиру, запер замки и нежно поцеловал в висок, гладя его по голове и спине, словно раскаленными клещами по голым нервам. — Все в порядке? Ты странно вел себя вчера, — прошептал в волосы. — Все в порядке. В порядке, — Рен ткнулся носом ему за ухо, глубоко вдыхая. — Я скучал. Не хотел оставлять тебя на целый вечер одного. Айр тихо рассмеялся, и это был гвоздь в крышку гроба. Они должны поговорить. Рен обязан сказать ему. «Все будет хорошо, он поймет, — пытался он убедить сам себя. — Обязательно поймет». — Глупый, — Айр скользнул в его волосы рукой, начиная массажировать. — Это точно, — покорно согласился Рен и прошел внутрь, решив дать себе лишь немного времени, чтобы собраться с мыслями. Они смотрели телевизор, и Айр лежал у него на коленях, сидя в телефоне и совсем не обращая внимания на происходящее на экране. Лоуренс не мог удержаться и трепал пальцами его пряди, то и дело бросая быстрые взгляды на его лицо. Иногда их взгляды встречались, и Айр улыбался, а Рен наклонялся к нему, целуя. Айр прижимался головой к его животу и закрывал глаза, словно не веря, что Лоуренс действительно здесь и действительно реален, чем доводил почти до самоубийства. Шел какой-то дурацкий фильм, и им было абсолютно все равно, о чем он. — Кстати, мама тебе привет передавала, — прохрипел Рен. — В смысле? — недоуменно посмотрел на него Айр, отрываясь от телефона. — Она вчера спросила, есть ли у меня девушка, — он замолчал. Сердце стучало, и от этого кружилась голова. — И что ты ответил? — настороженно спросил воздушник, весь сразу собираясь, напрягаясь, обращаясь камнем — тем самым, краеугольным. — Отнекивался до последнего, — натянуто усмехнулся Рен, стараясь говорить, словно все хорошо. Он не мог оторвать взгляд от телевизора, будто что-то держало, не давало посмотреть Айру в глаза. — Когда я выходил, она просила передать привет тому, к кому я иду. — Ты не сказал ей. — Нет, — еле слышно выдавил Лоуренс. Повисла тишина. — Кто я для тебя? — огорошил его вопросом Айр, поднимаясь с его колен. Рен чувствовал его взгляд, и избегал встретиться с ним глазами. — Я… я не знаю, — наконец прошептал он и тут же мысленно дал себе подзатыльник. Это не то, совсем не то, что он хотел сказать. — Ты нравишься мне, я… Великая, — выдохнул он, — да я ни по кому так с ума не сходил. Но… Но ты парень, и… Я не знаю. Айр молчал. Рен боялся посмотреть в его сторону, боялся того, что он мог увидеть. Ему хотелось побиться головой об стену и размозжить себе череп. — Зиг вчера спросил меня, «кто она», и я не смог ему сказать, — тихо продолжил Лоуренс, тут же понимая, что не стоит так рубить правду-матку, но слова слетали с языка сами. — Просто не мог признаться, что мне нравится парень. Но я… ты мне нравишься. Я хочу быть с тобой. — И в каком качестве? — раздался горький смешок, клеймя его словно предателя. — Секс-друга? — Что? Нет, подожди, ты не понимаешь, — вскинулся он и затараторил: — Ты мне правда нравишься. Сильно. Очень. Черт, так сильно, — он прикрыл глаза рукой. — Но я… я просто… не могу… не могу сказать никому. Но ведь все же хорошо, верно? Нам не надо никому говорить, — залепетал он, чувствуя, что все становится только хуже. — Мы можем встречаться, но делать вид, что… — он прикусил язык. Айр играл желваками. — И как же ты себе это представляешь? — ядовито усмехнулся он. — Что ты будешь делать, когда кто-то узнает, какие нас связывают отношения? Я не прошу тебя орать об этом по всем углам. Но что ты скажешь матери и лучшему другу, когда они поймут? Это случится рано или поздно, поверь. Ты сможешь признаться, что встречаешься с мужчиной? — наступил он на него и прожег взглядом, перевернув душу вверх дном. — Или заведешь девушку на стороне, чтобы они думали, что ты нормальный? Будешь трахать ее, а потом сбегать ко мне? Ну так? Сможешь сказать им, что я тебе нравлюсь, также уверенно, как и сейчас? Рен смотрел на него, понимая: не сможет. Если к нему подойдет удивленный, разозленный Зиг и спросит: «Это правда, что ты мутил с Айром? Ты что, педик?» — он не сможет сказать «да». Не сможет признать, что влюблен в парня, не сможет, не сможет… — Как я и думал, — совсем тихо прошептал Айр, поднимаясь. — Великая, на что я только надеялся? Надо было сразу тебя отшить. Тебе лучше уйти, Рен. — Почему? — вскипело внутри негодование, он вскочил следом. Все прошло совершенно не так, все, что он говорил, было абсолютно не то. — Тебе совсем на меня плевать? — огрызнулся он в отчаянии, низко пытаясь использовать чувства Айра, лишь бы тот остался с ним, лишь бы не выгонял, лишь бы продолжал быть в его жизни. За все это время Айр ни разу не говорил об этом, но Лоуренс видел невооруженным глазом, как тот на него смотрит, как себя ведет, как ластится к нему и льнет, словно ждал этого очень долго. — Мне на тебя далеко не плевать, — горько и тихо усмехнулся Айр, и Рен пожалел, что вообще затронул эту тему. Не так он хотел этого признания. Совершенно не так. — Но то, что происходит в данный момент, не протянет и месяца, — он повысил голос. — И я предпочту прекратить все сейчас, чем когда кто-нибудь прознает, и ты будешь вынужден врать близким в лицо. А впоследствии и мне. Уходи. Для твоего же блага забудь сюда дорогу и вообще все, что произошло. — Но мы ведь можем?.. — Выматывайся! — неожиданно гаркнул Айр, сжимая кулаки. Он был в ярости, и Рен сглотнул, смотря на него. Он не хотел уходить, не хотел, он хотел быть с ним, хотел его всего. — Меня не устроит просто трах раз в неделю, под эгидой того, чтобы никто не узнал, пока ты там обжимаешься с какой-то пиздой для прикрытия! — Айр надвинулся на него, и Лоуренс отступил от него в страхе. — Я не настолько отчаялся, чтобы довольствоваться этим! Или что, ты считаешь, что мне тяжело найти партнера на одну ночь? — усмехнулся он, припирая Рена к стенке, опираясь на нее одной рукой и прожигая взглядом исподлобья насквозь. Рен сглотнул. Та сила, покладистая, мягкая, гибкая, что текла в этом теле, подчиняясь его прикосновениям, сейчас была вся обращена против него, давила, не давала вздохнуть. То, за что Айра боялись, то, за что его не трогали даже самые отчаянные гомоненавистники, то, что Рен держал в руках и только что потерял по собственной вине. — Мне нужны нормальные отношения, Рен, — тихо продолжил Айр, глядя прямо ему в глаза, и он задыхался от боли, которая в них плескалась. — Не большая любовь до гроба и не прятки по углам. А нормальные здоровые отношения. С парнем, который не будет этого скрывать и стыдиться, не будет относиться к ним, как к преступлению против природы или хуй знает чего еще, и тщательно заметать следы, потрахивая телок на стороне. — Айр, я… ты нужен мне. Очень сильно нужен, — стараясь говорить спокойно, произнес Лоуренс. Краем глаза он видел, как Айр стиснул кулаки и сжал челюсти, резко выдыхая. — Ты нравишься мне, ты дорог мне, очень сильно дорог, ты даже не представляешь насколько. Но я не могу… не могу принять, что мне… что ты… — он замолчал. — Что я парень, — горько закончил за него Айр. Он отступил на шаг и больше не смотрел в его сторону. — Так зачем ты собрался испортить мне жизнь, если я тебе дорог, а? Самовлюбленный ты ублюдок, Рен. Просто уйди. И Лоуренс задохнулся накрывшей его болью. Он ушел.